Сергей Дышев - Узник «Черной Луны»
Мы подобрались, расправили плечи, дабы произвести самое благоприятное впечатление. Я пожевал губами и подвигал уголками рта, чтобы размять соответствующие мышцы и улыбку изобразить естественной и непринужденной.
– Автомат брать? – спросил Корытов.
– Брать! – распорядился я.
Лена постучала, дверь тут же открылась. Вышла довольно стройная женщина в очках, которую не портил домашний халат.
– Наконец-то! – выдохнула она, покачала укоризненно головой и только потом уже заключила дочь в объятия. – Где же вас, дорогая моя, черти носили?
– Мама! – пролепетала Лена. – Меня украли. А эти ребята меня спасли!
– Какая мелодрама… – Мама снова покачала головой. – Проходите.
Мы стали снимать обувь, Леночка тут же сказал «ах, не надо», но мама имела свое мнение:
– Пусть снимают. Я помыла полы. И я так понимаю, ты же не на десять минут приглашаешь своих спасителей?
– Мы ненадолго! – поспешил уточнить я.
– Ах, бросьте, молодой человек! А вы поставьте свой автомат в угол. Никто его не возьмет.
– С мамой лучше не спорить, – прошептала Лена.
– Совершенно верно, Елена. – Мама обладала хорошим слухом.
Мы прошли в комнаты, здесь их было не менее трех. Выскобленные дощатые полы, занавески с разноцветными финтифлюшками, бабушкин комод, телевизор, посуда за стеклом шкафа, диваны, кресла, столы и столики… Все это когда-то имелось и у меня; вещи домашнего обихода, излучающие тепло, ауру уюта, навевающие сонливую умиротворенность, ленивую безмятежность, родная крыша, берлога, основополагающие стены. Квинтэссенция благополучия. Мне захотелось прямо в грязных и рваных носках улечься на диван. На правах воина-освободителя. Кстати, я совершенно не стеснялся грязных пальцев, торчащих из огромных дыр. Война-с… Как давно я, черт возьми, не был в обычной человеческой квартире! Каждое жилье имеет свой специфический запах. За время скитаний мой нюх обострился и стал, без преувеличения, звериным. И вот он мне точно сказал, что в этих стенах живут только две женщины. Мужчинами и не пахло. Ощущался тонкий запах молоденькой девочки – конечно, Леночки. Я его даже в тюряге вспоминал. И еще, разумеется, чувствовался, так сказать, более «толстый» запах уже зрелой женщины. Она была хороша, но портила ее излишняя чопорность. Так я определил…
Значит, мы вошли, хозяйка бесцеремонно осмотрела нас и спросила Лену:
– Я так понимаю, Елена, что по крайней мере один из этих молодых людей имеет шанс стать кандидатом в ваши женихи?
– Мама, ну нельзя же так сразу, – Лена пожала плечами.
– Я просто хотела обратить внимание, что мужчину с такой комплекцией будет трудно прокормить.
– Двоих сразу – конечно, – согласилась Лена.
– И даже одного. Нынче все мужчины поголовно воюют, получая от этого идиотское удовольствие, а женщинам приходится думать, как их прокормить. Вы ведь боевики? – обратилась она к нам. – Ну конечно, самые настоящие боевики, что я, не вижу! Одни лица чего стоят!
– Мама, но ведь ты сама всегда говорила, что Приднестровье должно быть независимым от Кишинева!
– Я никогда не отказываюсь от того, что говорила, – строго заметила женщина. – Кстати, ты мне так и не представила своих освободителей!
Лена назвала нас, а хозяйка сообщила, что она – Алевтина Николаевна. Всем сразу стало приятно. Потом мама с дочкой ушли на кухню, а мы с Корытовым переглянулись: кажется, нас собирались покормить. С кухни доносился приглушенный разговор: грудной голос Алевтины Николаевны и звонкий Леночки; позвякивала посуда, и уже тянулся волнующий мясной аромат, вызывавший мучительные спазмы желудка… Настенные ходики ритмично меняли остановившееся время; меня неудержимо потянуло в сон – слишком мягким был диван. Впорхнула Лена, ловким броском расстелила скатерть, стала расставлять тарелки, столовые приборы. Эти приготовления сами по себе уже приносили удовольствие.
Ну, что же… Наконец мы сели, конечно, помыв перед этим руки. Алевтина Николаевна безмолвно проследила за этой процедурой.
О, что нам подавали! Кроваво-рубиновый украинский борщ, от которого так и шел веселый сытый дух. Огромные, с пылу, с жару полтавские котлеты, источающие сок при малейшем прикосновении, картошка, обжаренная до цвета янтаря, селедка с отливающим серебром боком – чуть ли не в руку толщиной, всевозможные разноцветные салаты. И все это мы запивали отличным бабушкиным вином. Конечно, из-за Корытова все равно не хватило. Алевтина Николаевна в грязь лицом не ударила – притащила полную кастрюлю макарон и бутылку кетчупа. Ваня и это умял довольно быстро. А когда он поднял свою голову от тарелки, я ввернул аккуратный, ненавязчивый комплимент, который должен был быть сигналом прекращения обжираловки:
– Лена тоже изумительно готовит, как и вы?
Губы Алевтины Николаевны слегка дрогнули в усмешке:
– Вопрос прагматичный, подтверждающий мою догадку… Однако можно ли спросить у молодых людей, в какой области жизнедеятельности они специализируются?
– Я – генеральный директор малого предприятия, – представился Ванечка куртуазно.
«Хорошо, что еще не президент», – подумал я, прикидывая, что бы мне сказать в свою очередь.
– А какая специфика вашего предприятия? – поинтересовалась мамаша.
– Промышленное животноводство, – с достоинством ответил он.
Ну и завернул, свинарь чертов!
– Ну а вы?
– В настоящее время я нигде не работаю, – пророкотал я сдержанно. – Обыкновенный боевик. Как бывший офицер, я больше ничего не умею. Могу только стрелять – или не стрелять.
– Ну а когда кончится война? – строго спросила хозяйка.
– Она скоро не кончится.
– Увы, все к этому идет, – неожиданно согласилась она. – Я имею в виду в глобальном плане. Войны на территории бывшего Союза продлятся еще долго. Это мое печальное предсказание.
И Алевтина Николаевна пустилась в долгий геополитический монолог о войне и обществе, правителях и народах, ценах и экономике. Говорила она очень складно, перебить ее было невозможно.
– Вы спросите у стариков молдаван, они вам ответят по поводу присоединения к Румынии! При них они были людьми второго сорта, ели одну мамалыгу, жили без электричества, при лучине, как в каменном веке; холопы в драных портках! А если сюда придут румыны, русские и украинцы вообще будут третьесортными людьми! Нет, Приднестровье мы не отдадим. Если Кишинев хочет – пусть присоединяется, а мы – увольте. Наши мужики инертны и ленивы, но если их затронули, то до последнего будут стоять. А мы, бабы, их прокормим. Правда, Ленок?
– Так точно, товарищ генерал! – Лена лихо поднесла ладошку к виску.
– Веселишься… – Алевтина Николаевна как-то странно посмотрела на дочь, умолкла, поперхнулась, всхлипнула и, выдавив «извините», быстро ушла на кухню.
– Я сейчас, – сказала Лена и тоже прошла вслед за ней.
«Копия мамы, – подумал я. – Позднее зажигание…»
Потом мы смотрели телевизор, совсем по-семейному, единодушно ругали кишиневскую информационную программу «Месаджер». Первым отрубился Корытов, потом задремала Лена, за ней начал клевать носом и я. Тут в процесс вмешалась хозяйка, разбудила нас и приказала ложиться спать. Нам с Ваней постелили на диване, и уже не было сил скромничать и бормотать, что нам как-то не очень удобно. Очень даже было удобно растянуться на чистых простынях.
Весь следующий день мы били баклуши, находя в этом занятии массу привлекательных сторон. Машину поставили во дворе, я пока не собирался с ней расставаться. Мы шатались по городу, транжирили последние Ванюшины деньги, купались в студеном Днестре. Лена украшала нашу компанию. Потом все же сознание невыполненного долга повело меня на коньячный завод. Я попросил на проходной вызвать Олю Нестерову, появилась очень юная и хрупкая блондинка, недоуменно осмотрела нас. Я объяснил ей ситуацию и сообщил скорбную весть о гибели Валеры. Она всплакнула, но не сильно. Потом, вытерев слезы, Оля попросила нас подождать и через несколько минут вынесла конверт, в котором лежал злополучный протокол, и еще две бутылки коньяка «Тирас», которые мы поспешно спрятали в сумку. Довесок к бумаге был кстати – мы как раз подумывали, чем бы заполнить вечер.
Дома мы обнаружили записку Алевтины Николаевны, в которой она сообщала, что едет к бабушке, где и заночует, и выражала надежду, что дочь будет благоразумной, а молодые люди – вести себя по-джентльменски.
– Ура! – закричала Лена и захлопала в ладоши. – Мы будем беситься, танцевать, пить вино и коньяк. Мама просто чудо! Пошли готовить закуску!
Она включила на полную громкость музыку, мы втроем побежали чистить картошку. Потом мы радостно пили, картошка подгорела; мы дурачились, я рассказывал про свои злоключения, стараясь не наводить тоску. Леночка ужасалась – и не могла сдержать смех. Расползлись мы за полночь – к этому времени исчерпали себя. Ваня улегся на диван, заняв его на две трети, и тут же захрапел счастливо и привольно. А вот мне не спалось, хоть отруби! Я сел, поискал сигареты, покурил возле окошка. «Что, если постучаться и попросить почитать какую-нибудь книжку?»
