Валерий Рощин - Зови меня ястребом
— Как вы это сделали? — не выдержал Яровой.
Тот немного помолчал, затем передал журнал с карандашным рисунком на развороте.
— Погляди.
Гитарист всмотрелся в портрет. Приблизил, отдалил; прищурился…
— Хорошо нарисовано. Тетка как живая.
— А почему ты так решил?
— Ну… — двинул Костя плечами, — глаза смотрят по-настоящему, волосы вьются, губы блестят, будто влажные или помадой накрашенные.
— Вот видишь. А ведь в оригинале это плоский лист бумаги, перепачканный графитом.
— Ха! — не согласился молодой мужчина. — Кто бы меня научил так пачкать!
— И, тем не менее, это так. У тебя в руках всего лишь светлый кусок тонкого картона, на котором художник грамотно распределил темные мазки различных форм, длины и жирности. Он обманул тебя, понимаешь? Мастерски обвел твое сознание! Ведь на самом-то деле нет никакого объема, глубины, влажного блеска. Ни волос, ни губ, ни кожи. Ни намека на живую плоть! Ничего этого перед тобой нет!
— Я понимаю, что передо мной плоская бумага, но…
— Но с радостью поддаешься временному обману. Верно?
— Кажется, вы правы.
Суходольский усмехнулся в платок, коим промокал подбородок. И, завидев в глазах подопечного неподдельный интерес, продолжил:
— А вот, если хочешь, пример посложнее — из другой области. В дорентгеновской медицине существовал некий «Закон привнесения факта». В нем хирургу предписывалось перед операцией по удалению пули из тела, или камня из мочевого пузыря иметь аналогичный предмет в кармане халата.
— Для чего? — поднял Костя ошеломленный взгляд.
— Чтобы показать его больному в случае безуспешной операции. Понимаешь?
— То есть…
— Совершенно верно! Подчас человека спасает вера, убеждение, а не медикаментозное или операбельное лечение. Это элемент эффекта известного под названием «плацебо». Его дольше других изучал Фабрицио Бенедетти из Туринского университета, но к однозначным выводам так и не пришел. Эффект до сих пор остается для науки загадкой: наш мозг каким-то непостижимым образом влияет на состояние организма, а каким именно — неизвестно…
Марк Антонович помолчал, мечтательно оглядывая ровную подсветку белоснежного потолка. Потом вздохнул, будто вспомнив о чем-то ужасном.
— Да, психология, брат — интересная наука. А иногда весьма опасная, если некоторыми из ее особенных приемов владеют отъявленные негодяи.
— Психологическое оружие? Что-то слышал об этом, но никогда не сталкивался.
— И слава Богу. Есть много способов психологического воздействия на личность: давление, манипуляция, программирование, атака. Сегодня ты стал свидетелем элементарной пси-атаки — незатейливой и безвредной. Все девчонки забыли о ней, стоило громко попрощаться с ними и покинуть помещение досмотра.
— А когда вы начали атаку?
— Как только вошел туда. Помнишь мою громкую отрывистую речь, построенную на многозначности образов, на активности, многословии, пантомимике?
— Разве такое забудешь!..
— Это была подготовка — я вязал сетку из слов. Следовало отключить их логическое мышление неотразимым впечатлением; ввести в растерянность, чтобы в нужный момент побудить к нужной реакции. Сама же атака произошла в момент щелчка пальцами над ухом смотревшей в монитор девчонки. К тому моменту она была мною полностью подготовлена и после щелчка продолжала смотреть в монитор, ничего при этом не видя. Вернее, не понимая того, что видит…
Тот щелчок Яровой расслышал, хотя и находился за тонкой перегородкой подсобного помещения. Однако должного эффекта резкий звук на него не произвел, ибо в ту секунду блондинка одной рукой расстегивала его ширинку, а другой судорожно стягивала с себя трусики.
— Это было похоже на гипноз, — словно угадав мысли босса, предположил Сергеев.
Суходольский уклончиво ответил со снисходительной улыбкой:
— Всякий хороший психолог немного владеет гипнозом. А любой гипнотизер — так или иначе, психолог.
Самолет меж тем упрямо набирал высоту и уносился в непроглядную ночь.
— Ладно, гвардия, пора отдохнуть, — откинул Суходольский спинку кресла. — В столице нас ждет важное дело…
* * *Летели немногим дольше часа, приземлились во Внуково.
— Приехали. Самое сложное позади, — приготовился покинуть салон Яровой.
— Рано расслабляться, — вынул Сергеев кейс и устроил его на коленях. — Иногда сабовцы устраивают полный или выборочный послеполетный контроль пассажиров и багажа.
— Дожили, мля, — проворчал Костя, — уж и трех стволов спокойно не провезешь. А еще демократия!..
Когда самолет плавно тормознул на стоянке, а движки смолкли, Суходольский толкнул Вадима в бок:
— Давай-ка сюда ваши железки.
— Зачем?
— Скоро узнаешь. Давай…
С видом явного неодобрения Вадим подчинился и, осторожно вынимая из чемоданчика пистолеты, по одному передавал шефу. Первый тот засунул за пояс под пиджак, два других исчезли во внутренних карманах, запасные магазины — в барсетке.
При сходе с трапа у телохранителей вновь проснулось чувство близкой опасности — будто сию минуту по их душу к лайнеру подкатят спецмашины с сиренами и мигалками. Однако, глядя на уверенную поступь «командующего», «гвардия» успокоились.
В зоне выдачи багажа, через которую лежал путь прилетавших в столицу пассажиров, торчало несколько сотрудников службы безопасности и два милиционера. Старший досмотровой группы — ревностный служака неопределенного возраста — пристально вглядывался в шедших мимо людей, изредка делал два-три шага к потоку и властным жестом приглашал задержаться того, кто казался ему подозрительным. Жертва ставила на транспортер интроскопа ручную кладь или подвергалась обыску с помощью ручных металлоискателей. Заинтересовала служаку и шедшая друг за другом троица мужчин.
Костю благодаря вызывающему прикиду тормознули сразу и без колебаний — уже через секунду вдоль его тела сновал металлоискатель. С небольшим опозданием в пасть проклятого интроскопа уплыл новенький кейс Сергеева — как ни странно идеальный внешний вид серьезного сорокасемилетнего мужчины старшего досмотровой группы не обманул. И только Суходольский, встретившись взглядом с местным «ясновидящим», удивительным образом «обесточил» его проницательность.
Наконец, покончив с осточертевшими формальностями, они просочились сквозь сектор прилета, миновали аэровокзал; вышли на площадь, запруженную легковушками и автобусами.
— Вам надо в казино почаще наведываться, Марк Антонович, а не в мутной водице российского бизнеса рыбку удить, — изумленно качал головой Яровой, получая обратно свой пистолет.
— Мне и в бизнесе комфортно, — проворчал шеф. — И вообще, довольно трепаться! Берите такси и поехали…
— Я настаиваю, Марк Антонович. Настаиваю, иначе это плохо кончится!..
Сергеев выпил не меньше Суходольского или Ярового, но выглядел не столько пьяным, сколько взвинченным и злым.
— Вначале это плохо кончится для вас, а как следствие — и для всей фирмы, включая мою службу. Ибо мы элементарно потеряем работу — нам будет некого охранять.
— Ну почему же? — таинственно улыбался Суходольский, наслаждаясь вкусом настоящего шампанского. — Согласно завещанию, все дела и финансы после моей смерти автоматически передаются Суходольской Ирине Марковне. Будете охранять ее.
— Мы даже приблизительно не знаем, где находится ваша дочь, — возразил Вадим.
— Всему свое время. Зачем раньше положенного захламлять голову лишней информацией?..
Им пришлось попросить таксиста отвезти к любому приличному ресторанчику, работающему хотя бы до шести утра. А куда было деваться посреди ночи? Аэропорт категорически не подходил. Ужасно хотелось принять горизонтальное положение и выспаться, да отыскать гостиницу со свободными номерами без предварительного заказа не представлялось возможным. Пытку ночными клубами с беснующейся молодежью из всей компании мог вынести разве что Костя. Оставались рестораны. Вот и нашли дорогое, но неприметное заведение где-то на юге столицы…
— Дело не в излишках информации! — хрястнул ладонью по столу Сергеев.
Шум привлек внимание немногочисленных гостей и парочки вышколенных официантов.
— Удивляешь, Вадим, — одернул Суходольский. — Я считал невыдержанным Константина, а тебе, оказывается, тоже толерантности не хватает.
— Чего не хватает? — понизив громкость, переспросил бывший полковник.
— Толерантности, — подсказал Яровой. И в полголоса объяснил: — Это когда жопа красная от злости, а голова улыбается.
— Понятно, — пробурчал Сергеев. И уже спокойнее продолжил: — Дело не в том, где находится ваша дочь. Просто Ирине Марковне, да и нам — телохранителям, вы нужны живым и здоровым. Дочь, уверен, вас любит; мы за свою работу получаем большие деньги. На счет Константина не знаю — он стал телохранителем недавно, а меня с вами связывает долгой срок совместной работы…
