Валерий Рощин - Зови меня ястребом
Обзор книги Валерий Рощин - Зови меня ястребом
Валерий Рощин
Зови меня ястребом
Часть первая «Седьмая мельница»
Пролог
Балтийское побережье Польши
Январь-март 1945 год
Взятие Дойч-Айлау и населенного пункта Заальфельд имело огромное значение в ходе Восточно-Прусской наступательной операции. В конце января в Москве салютовали в честь отличившихся войск, а в приказе Верховного Главнокомандующего объявлялась благодарность всем частям и соединениям, принимавших участие в этих тяжелейших боях.
Но все это произойдет чуть позже. А пока подкова окружения немецких войск сжималась, и испещренный фортификационными сооружениями полуостровок становился все меньше и меньше. За неделю безостановочного наступления частей Красной Армии было уничтожено огромное количество техники, убито, ранено и взято в плен несколько десятков тысяч солдат и офицеров Вермахта. Строжайшие приказы гитлеровского командования об удержании оборонительных рубежей вокруг Данцига и о борьбе до последней капли крови выполнялись уже не столь рьяно как прежде. Многие из обреченных вояк складывали оружие и сдавались в плен в составе подразделений, а иногда и целых частей.
Тем удивительнее стало событие, произошедшее сразу же после начала масштабного наступления 14 января 1945 года.
Три армии 2-го Белорусского фронта успешно прорвали оборону противника с рожанского плацдарма и устремились на север — к устью Вислы. С сероцкого плацдарма их почин поддержали еще две армии — 65-я и 70-я, усиленные танковыми соединениями. Главный удар приходился на центр излучины Вислы, в район между Быдгощем и крепостью Грудзёндз. Операция развивалась сколь стремительно столь же и успешно: мелкие населенные пункты один за другим переходили под контроль советских войск. И вдруг наступление застопорилось, наткнувшись на сверх упорное сопротивление гарнизона Грудзёндз. Не помогли ни массированная артиллерийская поддержка, ни налет бомбардировщиков, ни прицельный огонь танковых и самоходных орудий…
Здесь надобно отметить следующую особенность поведения противника на последнем этапе войны. По приказу фашистского командования остаткам разбитых частей Вермахта надлежало держаться в «котлах» и даже создавать их сознательно, дабы заставить нас расходовать как можно больше сил и средств на окружение и тем снижать темп наступления. Наши разведки (армейская и фронтовая) добывали достаточно документов и доказательств тому, что Гитлер под страхом смертной казни приказывал военным и гражданским властям превращать населенные пункты в крепости и удерживать их до последнего, что в ряде городов немцы и осуществили. На пути частей 2-го Белорусского фронта таковые встречались не единожды: Торунь, Быдгощ, Бреславль, Кенигсберг… Борьба с гарнизонами укрепленных городов порой принимала самый ожесточенный характер. Однако в каждом подобном случае верх брали логика, здравый смысл и естественное человеческое желание выжить. Пусть не сразу, а спустя три-четыре дня ожесточенного сопротивления, но гарнизон осознавал бессмысленность сопротивления и оставлял укрепленные позиции с поднятыми руками.
Так было до тех пор, пока войска не столкнулись с крепостью Грудзёндз. В первые сутки осады, действия небольшого гарнизона показались обычными: редкая стрельба одиночными в минуты затишья и ураганный пулеметно-минометный огонь для отражения насыщенных пехотных атак. Ничего нового.
Дали отмашку артиллеристам, и те полтора часа молотили снарядами по стенам и крышам зданий. Безрезультатно — пробная атака «царицы полей» захлебнулась под дробный стук десятков «MG-42».
Дважды прилетали бомбардировщики и под низкий гул винтов сыпали свой смертоносный груз. И опять ничего не вышло.
И в тысячный раз, во исполнение приказа Ставки, советским генералам пришлось класть на алтарь несчастную пехоту…
— Пьяные они там, что ли! — в сердцах бросил трубку командир полка. — Авдюхов! Авдюхов, мать твою!!
— Слушаю, товарищ подполковник, — ворвался в блиндаж молоденький старший лейтенант.
— Возьми отделение Лунько и смотайся к Шибаеву. Выясни, что там за чертовщина у них творится?..
Взводному Шибаеву удалось вклиниться в первое кольцо обороны и закрепиться с остатками взвода в полуразрушенном трехэтажном здании. Командир полка перекинул ему часть резерва — около тридцати бойцов с водой и боеприпасами в надежде, что тот продержится на занятой позиции до утра. Но младший лейтенант уже трижды донимал связистов и кричал в трубку о невероятных вещах…
Выскочив из блиндажа, старлей окликнул сержанта Лунько.
— Бери своих людей, пулемет и айда к Шибаеву.
— Что там у него?
— Не знаю. Приказано разобраться…
Возглавляемое офицером и сержантом отделение короткими перебежками устремилось через пустырь к дымившей трехэтажке. Пустырем служила искусственная насыпь, проложенная через широкий ров, затруднявший движение бронетехники и сдерживавший пехотные атаки. За сотню метров до насыпи пришлось залечь — вокруг засвистели пули.
— Пусть пулеметчик прикроет, а мы ползком по двое-трое.
— Понял, — кивнул Лунько.
Справа солидно заработал «дегтярь». Красноармейцы один за другим выползали из-за укрытий и исчезали за неровностями пустыря. Спустя минут двадцать отделение добралось до трехэтажного здания, понеся минимальные потери: рядового Мамаева легко зацепило в руку.
Старший лейтенант Авдюхов осмотрелся…
Со стороны рва подступы к отбитому у немцев дому на всякий случай охранял пост из тех бойцов.
«Толково. И очень похоже на аккуратиста Шибаева», — оценил он. Тронув за плечо чумазого паренька, спросил:
— Где взводный?
— Там, — отчаянным жестом показал он за спину.
Отделение двинулось дальше — на дробный звук автоматных очередей.
— Костя! — узнал со спины младшего лейтенанта Авдюхов.
— Пригнись! — шикнул тот. — Пригнись!
— Что у тебя? Снайперы жизни не дают?
— Если бы снайперы! Тут похлестче дело выходит. Я ж докладывал и ротному, и в батальон… А как связь с ними отрубило — с подполковником разговаривал.
— Он и прислал разобраться. Объясни толком — в чем проблема!
— Сейчас увидишь, — проворчал юный офицер и крикнул своим: — Не стрелять до моей команды!
Через улицу стоял разбитый, изуродованный бомбежками и артобстрелами длинный дом из красного кирпича. Сплошные выбоины, ни одного целого стекла; вместо окон зияют черные дыры. Из-за огромных куч мусора, разбитого бетона и кирпичных обломков появился один немецкий солдат, второй, третий…
Авдюхов невольно прижал голову ближе к земле, нащупал ладонью автомат; прищурившись, вгляделся в фигурки, одетые в форму мышиного цвета.
— Стреляй вон в того крайнего со штурмовой винтовкой, — подсказал Шибаев.
Прицелившись, старлей дал короткую очередь. Первая пуля ударила точно в бедро немца, две следующие прошли мимо и долбанули в стену, взметнув два розовых фонтана.
— Попал.
— Попал, — согласился взводный. — А толку?
Немецкий солдат и впрямь продолжал свой марш средь мусора и битого стекла, как ни в чем ни бывало.
Старлей вторично припал щекой к прикладу и нажал на спусковой крючок. Нажал и заметил, как парочка пуль впилась в торс шагавшего гитлеровца. Впилась — он даже узрел облачко пыли вокруг появившихся в кителе дырок. И опять точная стрельба не принесла успеха — солдат качнулся, но удержался на ногах и не прервал атаку. Более того, подняв винтовку «Штурмгевер», произвел несколько выстрелов, от которых вовремя уберег Шибаев.
— Вот сука!.. — обеспокоено процедил Авдюхов из-под прижавшего его голову локтя товарища. — Он что — заговоренный?!
— Хрен их разберет. Они все из дома напротив такие лезут! Идут и будто боли не чуют. Падают только в одном случае.
— В каком?
— Если башку пулей разбиваешь. Огонь, ребята!
Справа и слева от офицеров дружно захлопали выстрелы.
Приподнявшись, старший лейтенант опять полюбопытствовал удивительной атакой противника. Немецких солдат появилось немного — около двух десятков. Никто не бежал, все шли размеренным шагом, не склоняясь под пулями, не шарахаясь от взрывов гранат. Шли, шли и шли… В какой-то момент Авдюхову припомнились кадры с психической атакой капелевцев из любимого фильма о Василии Ивановиче Чапаеве. Но те шли осознанно: держали строй, линию, порядок — с тем, чтобы навести ужас своим бесстрашием на красноармейцев. Здесь было нечто иное.
— Ну-ка попробуем… — щелкнув переводчиком огня, прицелился Авдюхов.
Звук одиночного выстрела потонул в окружающем грохоте, но оба офицера успели заметить взмахнувшего руками и рухнувшего навзничь немца.
