Илья Рясной - Большая стрелка
— Беспредельничают в нашем городе, — произнес с грустью Художник.
— Обидели, да? — жалостливо посмотрел на своего гостя Тимоха.
— Обидели.
— И кто ж тебя, малыш, обидел?
Художник на «малыша» не обратил внимания. Он привык не обижаться ни на что, просто мотать на ус и в определенный момент ставить обидчика на место. Тимоху ставить на место он пока не мог.
— Боксер.
— Ага, — кисло скривился Тимоха. — И тебя, бедолагу, достал.
— Достал.
— Я вижу.
— Я с Боксером сидел, — Художник взял бутылку холодного пива, которую протянул ему положенец. — На зоне беспредельничал. Зону без основания, лишь по дури своей, на бунт поднял. Люди пострадали. На воле беспредельничает. Он плохой человек. Зря только на этом свете водку пьет да девок топчет.
— И что же ты с ним делать хочешь?
— Мочить, — просто произнес Художник.
— Ага. Еще одна крутизна для нашего городишки — не слишком много? — Тимоха посмотрел на гостя зло, из-под сросшихся кустистых бровей. — Кто ты такой, чтобы Боксера мочить? Ты Япончик? Или Цируль? Или, может, ты Вася Бриллиант, вставший из гроба?
— Мы перед ним лапки сложили, да?
— Ты что, Художник, право на такой базар заработал?
— Хочу заработать.
Тимоха напряженно посмотрел на него и сказал:
— Мочить, так всех. Одну осу раздавить — другие больнее кусаться станут.
— Ничего. Жало им повыдергиваем. Крылышки подпалим. Много не налетают, — пообещал Художник.
— И кто это сделает?
— Мы сделаем.
— Быстрый ты, пацан. Резкий…
— Только риск большой. Правильно как: много сделал — много получил.
— Что ты хочешь получить?
— Когда Боксер попрощается с нами, ликеро-водочный комбинат без смотрящего ока останется.
— Хочешь к раздаче поспеть?
— Хочу.
Тимоха задумался.
— Что, дорого прошу? Так оно никогда ничьим, кроме Боксера, не будет, — сказал Художник.
— Ага, — согласился Тимоха. — Ты на ходу подметки режешь, малыш.
— Так все на общее благо.
— На благо, да… Отвечаешь за свои слова?
— Отвечаю, — сказал Художник. — Только помощь нужна будет. Всех боксеровских парней мы при всем желании на колбасу не пустим.
— Поможем, чем можем. Только главную работу ты сделаешь.
— Сделаем… Месяца полтора на раскачку — и тушите свечи.
— Я тебя за язык не тянул, Художник, — с угрозой произнес Тимоха. — Ты сам это сказал.
— Сказал — отвечу.
— Еще как ответишь…
Вышел из бани Художник, когда светила полная луна. На улице шел пушистый снег. Было не слишком холодно, но Художника бил озноб. Все, пути назад он отрезал.
В машине его ждал Шайтан. Он скучал, листая книгу Лазарева «Диагностика кармы», зачитанную им до дыр.
— Быстро ты, — сказал он, заводя машину.
— Так вопрос небольшой. Теперь или мы, или нас… ,
— Художник, конечно, мы, — уверенно произнес Шайтан. — Надо было раньше этим бугаем заняться.
— Раньше — не надо. Сейчас — самое время. Художник давно понял, что одно из основных искусств выживания в мире — совершать не только правильные и продуманные поступки, но и, главное, своевременные.
И настало время бить в Боксера и его команду со всех стволов.
Дважды Влад использовал этот подвал в качестве «гауптвахты». Первый раз, когда чеченцы похитили двенадцатилетнего сына одного коммерсанта и в привычной манере прислали отцу ухо, требуя двести тысяч долларов. Действовала банда очень четко — звонили бизнесмену только с телефонов-автоматов, разговор тянулся не больше двух минут. Но однажды они прокололись, и группа наружки засекла переговорщика.
Тот повесил трубку, вышел из телефонной будки, сел в иномарку, и она дернула со скоростью с места, проверяя, нет ли наружного наблюдения. Но обложили его крепко. В операции участвовало несколько бригад наружного наблюдения, район перекрыли и с величайшей осторожностью повели бандита. Но он что-то почувствовал, хотел оторваться, и тут его взяли в клещи.
— Ничего не знаю, — заявил гордый горец, когда его вытряхнули из белого «Сеата» и спросили, где они держат ребенка. Оперативники прошлись ему башмаками по бокам. Но он молчал. Это была ваххабистская нечисть, просто так этих не возьмешь. Болевой порог у фанатиков, это знает любой врач, резко понижен, они просто не ощущают порой боли, а принять смерть от неверного — это гарантия попасть в рай.
Тогда и отвезли его Влад и его напарник, старший опер Глеб Ванин, в этот просторный подвал.
Это был домик на территории заброшенной войсковой части в Подмосковье, до которой ни у кого руки просто не дошли. Под домиком было бомбоубежище, вход в которое еще надо было найти.
— Бить будешь? Бей! Ничего не скажу, шакаль русский! — крикнул горец, безумными глазами глядя на Влада.
— Не буду, — Влад снял ремень. — Я тебя просто повешу, — он захлестнул ремень вокруг жилистой шеи.
Глаза у бандита выкатились. Он захрипел и потерял сознание. Потом пришел в себя. И на этот раз смотрел на оперов со страхом.
— Ну что, снова? — спросил Влад. После повторной экзекуции бандит, тяжело дыша, произнес:
— Ладно. Все скажу. Все, шакал!
По Чечне Влад отлично знал, что для фанатика-мусульманина самая страшная смерть — от удушения. Так не умирают воины. Душа умершего от удушения обречена на адские муки.
Второй раз подвал использовали, когда выбивали данные о складе взрывчатки, припрятанной под Москвой пособниками террористов. Там тоже попался упертый парень, говорить не хотел, но в подвале образумился очень резко.
И вот теперь третий раз. Сейчас привезли сюда «замшевого». И Влад был уверен, что выбьет из него все…
— Первый вопрос — самый простой — на кого работаешь, родной? — спросил Гурьянов, присаживаясь рядом с пленником на колено.
«Замшевый» сквозь зубы выругался и прикрыл глаза. Он был крепкий — качок, наверное, с лицом, похожим на морду хорька — хищным и злым.
— То, что ты скажешь все, тут смешно даже сомневаться, — сказал Гурьянов. — Другой вопрос — как дорого тебе это встанет.
— Да вы два покойника, — бросил пленный. — Потешься пока… Слушайте мое предложение. Вы меня выпускаете, отдаете девку, и мы расходимся.
— Зачем тебе девка?
— Пригодится, — «замшевый» в наглой ухмылке обнажил зубы — шикарные, белые, металлокерамические. — Соглашайтесь. Козырное предложение. Больше такое не предложат… Еще на бабки можем сторговаться…
Влад впечатал ему ботинок в ребра, пленник крякнул.
— Не надо, — сказал Гурьянов. Полез в сумку. Вытащил аптечку. Из нее достал инъектор. — Сейчас тебя подлечим от наглости. И ты все расскажешь, сынок. Сам. С радостью.
— Э… — пленный отодвинулся.
— Ничего не попишешь.
— Ну хорошо, хорошо… Чего вам?
— Ты убил бизнесмена? В «Саабе». С семьей.
— Не знаю вообще, о чем речь…
— Без инъекций не обойтись… Больно будет, но будь мужчиной, — Гурьянов взял «замшевого» за руку, тот тщетно попытался вырвать руку, но ему уже вкатили полную инъекцию.
Тактика допроса — это то, чем Гурьянов владел в совершенстве. С любыми подручными средствами — при помощи кулаков, предметов, фармацевтики, которую можно приобрести в любой аптеке, он мог выбить из человека все.
Через час все было известно. «Замшевый» в самом убийстве не участвовал. Он следил за обстановкой, наблюдая за ней с рацией в двадцатичетырехэтажной башне напротив. Он сек, когда Гурьяновы выйдут из подъезда, чтобы дать по сотовому телефону сигнал. После его сигнала подъехал «Иж-Комби» с киллерами и изрешитили «Сааб-9000».
— Им какие-то документы нужны были. Но у этого фирмача их не оказалось. А перед этим девка, Вика эта, вышла с сумкой через плечо из дома. Мы знали, что это его знакомая. Вот и подумали — документы у нее.
— Что за документы?
— Документы… Бухгалтерия какая-то. Я не знаю ничего. Ничего не знаю…
— На кого работаешь?
— На ахтумских.
— Ну-ка, — подался вперед Влад.
— У их пахана погоняло такое — Художник. Его я не видел. Сам он почти ни с кем не встречается. Хоронится по хатам, и никто не знает где. Но мы на него работаем.
— Вся бригада ахтумская хоронится?
— Когда столько врагов, чего не хорониться? Влад включил диктофон. Из «замшевого» вытащили все, что он знал. Из прошлых дел он участвовал с ахтумскими в трех убийствах, одном разборе. Влад кивал, потом обернулся к Гурьянову:
— Это самая отмороженная бригада в Москве. Перегрызлись со всей столицей. Все вопросы решают через стрельбу. Блатота от них сама стонет.
— Бабки-то хоть хорошие платят? — спросил Гурьянов «замшевого».
— Штуку-другую подкидывают. За заказы — отдельно…
Явки, схроны, склады оружия — ничего «замшевый» не знал. Он был москвичом, в бригаде наемником. А бригада была организована жестко, никто не знал больше того, чего положено. Так что стукач или просто разговорившийся соратник не мог причинить большого вреда. Когда «замшевый» был нужен, ему сбрасывали сообщение по пейджеру, и он появлялся в условленном месте для получения соответствующих инструкций. Главари команды с ним практически не общались.
