Евгений Сухов - Бриллиантовый крест медвежатника
В Казанском отделении Государственного банка новых служащих тоже не имелось. Не произошло за интересующий Щенятова период и каких-либо странных случаев. Разве что клиенты банка жаловались на тесноту, так в этом не было ничего необычного: старое здание уже не вмещало всех желающих.
Щенятов уже собирался было покинуть здание банка, но какая-то сила заставила заглянуть его в архивный отдел. Он был пуст, если не считать худого старикана, крепко смахивающего на Кощея Бессмертного. Кощей шумно пил чай из блюдечка вприкуску и читал «Казанские губернские ведомости».
— Как дела, дедушка? — весело спросил Щенятов.
— Дела как сажа бела, — буркнул старик, не поворачивая головы.
— А чего так? — поинтересовался Щенятов, впрочем, без всякого к тому интереса.
— Люди мрут, как мухи, — проворчал старик. — Уж сколько народу извели. И в Русско-японскую, и в революцию эту. И все режут, режут. Вот и этого бандюганы зарезали. А за что?
Старик отбросил газету и шумно отхлебнул из блюдца.
— Можно? — спросил Щенятов, берясь за газету.
— Бери, коли еще не читал, — буркнул старик. — Полюбуйся, что эти громилы творят. И куда только полицианты смотрят. Их всегда, когда нужно, не доищещься.
Газета была открыта на странице, где публиковалась городская хроника. Пробежав глазами первый столбец, Щенятов прочел:
«Вчера, в 7-мь часов вечера, на Подлужной улице в собственном доме найден мертвым мещанин Панкрат Семенов Введенский. На теле имеется знак насильственной смерти — ножевое ранение в живот. Труп отправлен в анатомический театр для вскрытия; о произшествии же производится со стороны полиции дознание и будут приняты самыя энергичныя меры».
— Прочел? — спросил Кощей.
— Прочел, — ответил Щенятов.
— А ты вопрошаешь, как дела…
Старик вздохнул и пошевелил лохматыми бровями:
— А ведь молодой был еще совсем, сорока не было.
— Ты что, дедушка, знал, что ли, его? — как бы мимоходом спросил Щенятов.
— А то как же, — вздохнул Кощей. — Чай, вместях служили в этом самом архиве.
— Погоди, погоди, дед, — оцепенел Щенятов. — Ты что, хочешь сказать, что покойник служил в этом самом банке?
Дознаватель, не сводя взгляда, смотрел на деда. Удача это или просто ничего не значащее совпадение, однако факт сей крепко настораживал.
— Так я тебе о том и толкую, — раздраженно сказал Кощей. — Панкрат Семенович служил вот в этом вот архиве, а до того, — старик поднял согнутый подагрой палец, — был референтом самого нашего управляющего.
— Референтом? — переспросил Щенятов Кощея, на что тот не соизволил ответить. — Значит, он много чего знал об этом банке?
— Много? — с сарказмом спросил Кощей. — Он знал все…
* * *Конечно, огульно связывать убийство бывшего референта отделения Государственного банка с предстоящим его ограблением было бы глупо и непрофессионально. К тому же оставалось непонятным, намерен ли заезжий гастролер, коего пас Кирюха и другие, вообще грабить этот банк. Насколько было известно Щенятову, фигурант проявлял интерес к Купеческому банку, где столпы губернской торговли и промышленности держали свои капиталы, а главное, золото и драгоценные камни. А камушки, как было ясно из инструктажа Савинского, представляли особый интерес для фигуранта.
И все же какая-то связь здесь существовала. Щенятов это чувствовал даже не умом, кожей.
— Повезло тебе, — сказал Савинский после доклада Щенятова о визитах в банки. Сказать-то так Николай Иванович сказал, однако прекрасно знал, что везение суть продукт таланта, интуиции и профессионализма в работе, а не подкинутая провидением случайность. А когда Щенятов поделился с ним о существовании все же какой-то ниточки между приездом в Казань медвежатника и смертью бывшего служащего Государственного банка Введенского, Николай Иванович отреагировал единственно правильно.
— Ладно, копай дальше, — сказал он.
Перво-наперво Щенятов направил свои стопы на улицу Пушкина, где располагался третий полицейский участок, в ведение которого входили обе улицы Подлужные. Пристава Филантропова он на месте не застал и зашел в кабинет его помощника Алтухова. Здоровенный, с крепкой грудью и руками, похожими на стволы деревьев, он когда-то выступал с атлетическими номерами в цирке братьев Никитиных: жонглировал двухпудовыми чугунными шарами; поднимал живую лошадь, повиснув на трапеции вниз головой; вися над полом манежа в горизонтальном положении, удерживал на лбу пятипудовый морской якорь.
Алтухов сидел за столом и писал какой-то отчет. Пот катился с него градом; похоже, это занятие было для него потруднее, чем ловить своей холкой двухпудовые гири, подброшенные в воздух.
— Добрый день, господин помощник, — поздоровался Щенятов. — Трудитесь в поте лица?
— Мое почтение сыскарям, — затравленно посмотрел на Щенятова Алтухов и криво усмехнулся. — Писанина одолела, чтоб ее… вместе с потрохами.
— Я по поводу вчерашнего убийства, — начал Щенятов. — Требуется ваша помощь.
— Весь внимание, — сказал Алтухов, с явным облегчением откладывая в сторону самопишущую ручку.
— Мне кажется, что убийство этого Введенского каким-то образом связано с появлением в городе известного медвежатника Родионова.
— Кажется? — насмешливо глянул на Щенятова Алтухов. — Ну, коли кажется, перекрестись, чтобы не казалось. А кроме того, что вам кажется , есть что-нибудь?
— Нет, — честно ответил Щенятов. — Никаких фактов.
— И что же вы хотите? — вскинул густые брови Алтухов.
— Я хочу разобраться в этом, — твердо произнес Щенятов. — Найти подтверждение тому, что смерть Введенского и приезд в город матерого грабителя есть звенья одной цепи. А ежели это так, то у нас будет возможность прижать его, а может, и взять с поличным.
— Ясно. Какая требуется от меня помощь? — быстро спросил помощник пристава.
— Мне нужны материалы дознания по убийству Введенского, — заявил ему Щенятов.
— Да ради бога.
Алтухов открыл ящик стола, достал тонкую папку и протянул Щенятову.
— Прошу.
Щенятов благодарно кивнул и открыл папку. В ней было всего два исписанных листочка. Первый был протоколом осмотра места происшествия, из которого следовало, что 22 июня сего года был обнаружен в собственном доме труп его хозяина, мещанина Панкрата Семеновича Введенского. Тело его, как гласил протокол, находилось в сидячем на табурете положении, грудь и голова лежали на столе. Одна рука висела, другая продолжала как бы зажимать рану на животе. Рана, по заключению прибывшего на место происшествия полицейского врача, была резаной. Орудием убийства мог служить нож или кинжал. На кухне был найден нож с бурыми пятнами, которые оказались обыкновенной ржавчиной. Более в доме никаких режуще-колющих предметов найдено не было, что значило: орудие убиения злоумышленники унесли с собой.
Под трупом убитого было обнаружено более четырех фунтов еще не запекшейся крови, что позволило врачу сделать следующее заключение: смерть потерпевшего наступила от большой потери крови. На вопрос дознавателя, в какие часы наступила смерть, врач ответил, что точно это может показать только вскрытие, однако он определенно может констатировать по окоченелости трупа, что прошло, несомненно, более двух часов. Затем труп погрузили на дроги и отвезли в анатомический театр.
Далее дознаватель описывал обстановку дома убитого, заметив, что тот жил очень бедно, ежели не сказать нищенствовал, и сделал вывод, что покойный принадлежал к категории опустившихся людей, то есть к самым низшим слоям общества.
Второй лист был протоколом дознания свидетельницы Ксанеппы Проскуриной, соседки Введенского. Это именно она обнаружила труп Введенского и сообщила о том полиции. Из ее показаний выяснилось, что где-то в середине дня Введенский пришел домой не один, а с высоким немолодым мужчиной. Потом этот мужчина ушел. Позже из дома Введенского послышались крики и шум, но она не придала этому значения: сосед, напиваясь, часто горланил песни и ругался сам с собой. Потом все стихло. А затем Проскурину стало что-то угнетать, и у нее появилось необъяснимое чувство тревоги. Не отдавая себе отчета в своих действиях, она решила заглянуть к соседу и… обнаружила его труп.
При чтении показаний Проскуриной Щенятова не оставляло чувство, будто в них чего-то не хватает. Чего именно, он пока не мог понять и решил наведаться к Ксанеппе сам…
* * *— А этот Введенский, он не побежит в участок? — как бы мимоходом спросил Родионов, принимая от Занозы сверток с планами и схемами.
— Не беспокойтесь, Савелий Николаевич, не побежит, — заверил его Заноза.
Савелий и Заноза сидели в отдельном нумере «Славянского базара» и наслаждались яствами французской кухни. Впрочем, наслаждался Савелий, а Заноза, бывший снова в личине Соломона Фельзера, лишь косился на устриц и лягушачьи лапки и ожидал свой персональный заказ — фаршированную щуку. К слову сказать, к щуке Заноза относился примерно так же, как и к устрицам, — есть, конечно, можно, но существуют кушания и получше; однако профессия, а главное, принятое на себя обличье сына Моисеева к сему обязывало.
