Владимир Колычев - Лагерный пахан
– Ты что, русского языка не понимаешь?
Трофим уже был на ногах, но бугай его и в упор не замечал, пока он не заговорил.
– А это что за чмо? – встрепенулся косолапый.
И медленно, угрожающе скалясь, развернулся к нему лицом.
– Кто это чмо? – спросил Трофим.
Голос его звучал негромко, но зловещие нотки должны были вогнать противника в ступор. Но не тут-то было.
– Ты – чмо! – отчеканил детина.
Он был уверен в собственной неуязвимости. И на Трофима смотрел, прицеливаясь к его лицу. Кулаки сжал, сейчас ударит…
– Ты хоть и баклан, но за слова придется ответить, – еще тише сказал Трофим.
Но противник расценил это как слабость.
– Я?! Ответить?!. – презрительно скривился он. – Да кто ты такой?
Трофим бы мог сказать, кто он такой, но детина не стал ждать ответа и ринулся на него с кулаками. Но Трофим ловко поднырнул под его руку и ударил в ответ – ножом аккурат под селезенку…
Детина нанес ему оскорбление, которое честный вор мог смыть только кровью. И Трофим пустил ему кровь…
Но детина не упал, резво, с медвежьим ревом отскочил назад, задом открыл дверь, вывалился на улицу. Зажимая рукой рану, поднялся. Хотел вновь броситься на Трофима, но, напоровшись на его лютый взгляд, сломя голову бросился наутек.
– Ты… Ты с ума сошел! – в ужасе глядя на Трофима, заголосила Зойка. – Это же Тетерев, он же второй здесь после Медяка…
Трофим спокойно вытер окровавленное лезвие ножа. И так же спокойно спросил:
– Кто такой Медяк?
– Он за рынком смотрит…
– А я слышал, что здесь какой-то Делапут рулит.
– Какой-то! Да он самый крутой в городе! А Медяк – его человек, он на рынке самый главный… Ты уходи скорей, сейчас бригада здесь будет. Они же хуже зверей!.. – Зойка осеклась, широко раскрытыми глазами уставилась на Трофима.
Он понял значение ее взгляда.
– Чего смотришь? – криво усмехнулся он. – Я не зверь. Я – вор! Я за гнилой базар кровью спрашиваю…
– Но нельзя же… Нельзя же сразу ножом!
– А как можно? Он же тебе чуть шара в лузу не загнал. Ему так можно, да?
– Я… Я бы ему еще и не дала…
– Да можешь давать, мне-то что…
– Как это что? Я же с тобой! – возмущенно выпалила она.
– Со мной?!. А чего тогда баллоны на меня катишь?
– Я не качу… Мне страшно… Как-то все быстро произошло, и сразу с ножа…
– Я не баклан, чтобы резину тянуть. Я – вор!
Потому и не торопился Трофим убраться из ларька. Потому и не боялся возмездия. Появятся дружки Тетерева, он порежет всех. Если менты – достойно сложит крылья и отправится на кич. Тюрьмы бояться – себя не уважать…
– Уходи ты, а! От греха подальше уходи! – взывала Зойка. – Они же и меня убьют!
– Все может быть, – кивнул Трофим.
Он хорошо знал, что такое мужские разборки. Если баба под горячую руку попадет, то скопытиться может…
Трофим уже собирался уходить, когда послышался топот ног. Что-то ткнулось в прикрытую дверь.
– Это они! – в паническом ужасе взвизгнула Зойка.
Но в дверном проеме появилась физиономия Мигунка. Глаза горят в ожидании чего-то жутко интересного, на лице застывший восторг.
– Трофим, ты Тетерева пописал, да? – взбудораженно спросил он.
– Сам на пику напоролся, – с наигранной небрежностью ответил Трофим. – За базаром не следит…
– Он к Медяку побежал. Кровищи – жуть. Там за ним уже Груздь увязался. Сейчас толпа набежит…
– Толпа отморозков? – ухмыльнулся Трофим.
– Ну, отморозки не отморозки, но у них волыны… – предостерег Мигунок. – Уходить тебе надо… Давай, мы с пацанами прикроем.
Трофим выглянул на улицу. Все четыре наперсточника стоят, глаза прячут. Вроде б и не слабые на вид парни, но страшно им. Понимают, что не потянуть им супротив Медяка. Потому и подвизаются на ролях шестого плана, что за шкуру свою переживают. Лешке тоже страшно, но тот хотя бы пытается скрыть свой мандраж. Более того, не побоялся прийти Трофиму на помощь и толпу за собой привел…
Толпа напоминала стадо баранов. Но Трофим хорошо знал, что такое стадо способно на многое, если во главе поставить льва. Так почему бы не стать этим самым львом?..
Без суматохи Трофим подошел к широколицему скуластому парню. В нем чувствовалась внутренняя сила, но ему явно не хватало самоуверенности, оттого его резкий обычно взгляд подобрал под себя иголки как пьяный ежик.
– Как зовут?
– Леньчик. Так и кличут…
– Леньчик – чисто босяцкая кликуха, – пытаясь его взбодрить, скупо улыбнулся Трофим. – Я знал одного пацана, которого Леньчиком звали, так он один против семерых выходил… По какой статье чалился?
– По двести шестой.
– Бакланка? Так и я с этого начинал. В люди выбился…
Трофим подступил к худощавому, но жилистому на вид пареньку с вытянутым как рыбья морда лицом, отчего казалось, что глаза его сидят не спереди, а по бокам.
– Статья?
– Сто сорок четвертая, – гордо сообщил тот. – Три года, от звонка до звонка…
Этого звали Овчар. У следующего, у Сумаря, судимостей не было, но два месяца он провел на «крытом» под следствием, за мошенничество. Ванюха, самый крепкий на вид парень, даже приводов в милицию не имел. Зато у него было больше стимулов проявить себя в деле под началом уважаемого в воровской среде человека. Именно таким человеком и казался ему Трофим.
– Рад знакомству, – обращаясь ко всем, сказал Трофим. – Пацаны, я смотрю, вы правильные… Да, тут сейчас жарко может быть. У кого очко играет, те могут отваливать, держать никого не буду…
Очко играло у всех. Но никто не осмелился в том признаться. И когда из-за мясного павильона вывалилась толпа затянутых в кожу качков, наперсточники оставались на месте. Правда, двое или даже трое из них подались назад в предательском желании сделать ноги, но что-то удержало их на месте.
Качков было немало – восемь голов. Во главе – среднего роста, широкоплечий крепыш с круглым конопатым лицом в обрамлении огненно-рыжих волос. Трофим без подсказки догадался, что это и есть тот самый Медяк, которым его пугала Зойка. Кожаная куртка нараспашку, массивная цепь из фальшивого золота поверх свитера. Волчий оскал, пальцы веером.
– Кто тут Тетерева пописал? – грозно рыкнул он.
Но взгляд свой остановил не на Трофиме, а на Лешке. И вовсе не потому, что Мигунок выглядел более круто. Как раз наоборот, интуитивно Медяк искал жертву послабей.
– Ну я!
Трофим выдвинулся ему навстречу, хотя и без того опережал Мигунка на полшага.
– Головка от буя! – рявкнул Медяк.
Щелчок, с каким выскочило из рукоятки лезвие ножа, на миг отрезвил Медяка. Но сгрудившиеся вокруг него качки успокоили его своим присутствием.
– Ты, фраер, ты чо сразу за нож хватаешься?
– Я не фраер. Я за вора… А за головку ты ответишь, – без всякой истерии пригрозил Трофим.
Он понимал, что Медяка ножом не достать. У качков кастеты и цепи, только влезь к ним в круг, вмиг разорвут. Но ведь не обязательно лезть на рожон прямо сейчас. Можно выждать время, а потом ударить – пусть в спину, пусть исподтишка, все равно, лишь бы спрос был.
– За вора? В законе, что ли? – слегка растерялся Медяк.
– Почти. Положенец я.
– Положенец? Так я тоже вроде бы положенец… – ухмыльнулся отморозок. – Вчера такую телку положил…
– Я маляву на тюрьму брошу, – стараясь сохранять самообладание, сказал Трофим. – Пусть братва знает, какой ты есть. На кич попадешь, там тебя самого положат, как твою телку… Если доживешь…
Он сверлил Медяка тяжелым и прямым как железобетонный столб взглядом. Он умел растирать взглядом людей. Отморозку явно было не по себе, а хорохорился он только для того, чтобы сохранить присутствие духа.
– Мне до тюрьмы дожить надо, – через силу ухмыльнулся Медяк. – А тебе до малявы… Но ведь ты здесь навсегда остаться можешь…
– Тогда тебя убьют, – как о чем-то вечном и неотвратимом сказал Трофим. – И тебя, и всех, кто в твоей кодле. Всех!
– Боялись мы тебя!
Трофим лишь усмехнулся, глядя на Медяка. Пацан уже должен был бросить на него свою свору, но он мнется, колеблется. Страшно потому что. Понимает, что не на того нарвался. Да и своими глазами видел, как обливался кровью его дружок – и всего-то за одно неосторожно сказанное слово.
Отморозок ждал, что скажет Трофим в ответ на брошенную глупость. Но тот молчал. Он – серьезный человек, он не гоняет порожняки.
– Ты чо, оглох? – вызверился на него Медяк.
Но Трофим лишь презрительно хмыкнул в ответ. И глянул на пацанов за своей спиной. Те так же пренебрежительно усмехались, глядя на Медяка и его свору. Качки уже не казались им такими грозными противниками, каковыми их малевал страх. Из-за своей нерешительности Медяк очень много потерял не только в их глазах, на него косились и стоящие за ним качки. Они осуждали своего главаря, но, похоже, сами не очень-то рвались в бой. И на Трофима посматривали с плохо скрытой опаской, если не с боязнью…
И все же Трофим понимал, что сила за Медяком. Возможно, у него под курткой волына. Да и цепи с кастетами – оружие серьезное. К тому же перевес в численности… В общем, дело дрянь, если Медяк все же решится перейти от слов к делу. А Трофиму не защищаться надо, он должен побеждать…
