Андрей Воронин - Филин
– Ты посмотри во двор, сколько женщин машины водят, и ездят, кстати, аккуратнее, чем мужчины.
За руль никогда пьяные не садятся, правила соблюдают, – Кристина попыталась было забраться за руль, но отец выгнал ее.
– До площадки поведу я.
Под стеклоочиститель машины была заткнута листовка с цветным портретом генерала. Издатели перестарались: звезды на погонах были изображены раза в полтора крупнее, чем положено по уставу, орденские планки, размытые и нечеткие, читались плохо. Но в этом был свой умысел, так казалось, что наград раза в два больше. «Сильная власть, справедливость и порядок», – гласила надпись внизу листовки.
– Видишь, – гордо сообщил Кабанов, – твой отец повсюду, а дочь родная меня ни в грош не ставит.
– Будто я не знаю, что твои листовки за деньги Нестерова печатали.
– Цыц! – прикрикнул Кабанов на дочь. – Чтобы я от тебя ни одной фамилии больше не слышал! Ясно? – он, злой и покрасневший, забрался за руль. – Пристегнись, – приказал дочери, сам же пристегиваться не стал.
В белом костюме за рулем машины генерал смотрелся внушительно. Его лицо имело странную особенность: сколько ни брей, все равно щеки и подбородок отливали синевой, как шкура старательно осмоленной свиньи. Единственным украшением в салоне «Волги» была небольшая иконка на приборной панели – святой Георгий, поражающий змия.
Генерал лихо подрезал черный «Мерседес», выезжая на улицу. Водитель, говоривший в это время по «мобильнику», еле успел затормозить.
– Козел, ездить еще не научился, а уже за рулем, – сказал генерал.
– Это ты правила нарушил, а не он.
– Не учи меня. Сперва правила выучить надо, а тогда можно и нарушать.
Кабанов водил машину лихо. Как мужчина с амбициями, он не мог позволить себе ехать, пристроившись кому-то в хвост. Он метался из ряда в ряд и неизменно оказывался на светофоре первым. Затем рвал вперед, радостно хлопал ладонью по рулю, видя, что остальные машины отстали.
– Ты никогда водить автомобиль не научишься, – бросил он дочери.
– Какой смысл в том, что ты гонишь? – удивилась Кристина. – На следующем светофоре все равно стоять придется.
Так оно и случилось. Кабанов простоял, ожидая зеленый сигнал, а его преспокойно нагнали остальные машины. Но он вновь и вновь вырывался вперед.
– Кто этой бабе права дал? – ругался он, не имея возможности обогнать белый «Фольксваген», за рулем которого сидела молодая женщина.
«Фольксваген» ехал ровненько шестьдесят километров в час, но перед ним имелось свободное место.
Объехать же машину слева не давал пыхтящий черной гарью «Икарус».
– Уродина! Корова! – генерал погрозил женщине кулаком и сумел-таки вклиниться в соседний поток.
– Почему ты такой злой, когда садишься за руль?
– За рулем все злые. Тут нет ни мужчин, ни женщин, все участники дорожного движения. Раз села за руль, значит, не жди к себе снисхождения.
Водители от Кабанова шарахались, потому как всерьез воспринимали букву "У" на заднем стекле.
Они расшифровывали ее точно так же, как генерал, – «Убийца за рулем».
«Волга» промчалась возле открытой автостоянки, нырнула в узкий проезд между пыльными кустами и оказалась на растрескавшемся, выкрошившемся асфальте автодрома. На огромной площадке судорожно дергалось около десятка машин, чьи владельцы тренировались в вождении перед сдачей на права.
Кабанов проехал круг почета и наконец-то уступил руль дочери.
– Сдашь экзамены как все, честно. Не вздумай взятку ГАИшникам давать, я должен быть кристально чист, в депутаты иду.
– Мне твоего депутатства не надо, – Кристина захлопнула дверцу. И поскольку привыкла тренироваться на другой машине, вместо задней скорости включила первую. «Волга» прыгнула вперед, и генерал еле успел отскочить в сторону.
– Извини, папа, – глядя невинными глазами на отца, сказала Кристина.
– Еще бы немного, и ты бы на моей могиле извинялась. Не получится из тебя человека, одно слово – баба, – Кабанов махнул рукой и присел на лавочку-инвалида, предварительно подстелив под себя вчерашнюю газету.
Чистота была бзиком генерала, он умудрялся носить белый костюм месяцами, и тот даже к концу лета сиял девственной белизной. Смотреть на то, как дочь мучит машину, генерал без содрогания не мог.
«Баб ни в политику, ни за руль пускать нельзя», – женщин генерал неизменно называл «бабами», вкладывая в это слово максимум отвращения.
Немного освоившись в переключении скоростей, Кристина несколько раз сумела вписаться в очерченную на асфальте масляной краской стоянку.
– Случайно получилось, – пробурчал генерал и посмотрел на часы – бывший депутат, бывший член правительства Александр Скворцов опаздывал на встречу.
«На него не похоже, – забеспокоился Кабанов. – Может, случилось что?»
Прошло еще десять минут ожидания, пока наконец на автодром не выехала машина Скворцова. Бывший депутат легко выбрался из салона и взбежал по откосу к Кабанову.
– Привет, Григорий Викторович.
Александр Скворцов выглядел вполне довольным, но в глубине глаз таилась настороженность. Генерал крепко сжал ладонь Скворцова в своих пальцах. Бывший депутат всегда боялся генеральского рукопожатия, после него ладонь могла долго болеть.
– Дочку водить учишь?
– Не выйдет из нее толка. Будь моя воля, я бы у всех баб права забрал.
Скворцов улыбнулся:
– Ты только не брякни такое на встрече с избирателями или потом – в Государственной Думе, потому как и женщины за тебя голосовать должны.
– За военного они всегда с охотой голосуют. Любая баба о военном мечтает.
– Не скажи, – напомнил Скворцов. – Посмотри, – и достал из кармана сколотые скрепкой машинописные листки.
Кабанов вытянул руку и чуть прищурился:
«Результаты социологического опроса», – по слогам прочел он название. Попытался читать и дальше, но в глазах у него зарябило от обилия цифр, непонятных слов и значков.
– Читай, – подбодрил его Скворцов.
– Ты мне, Александр, по-простому объясни, по-человечески. А то я термины «выборка» и «погрешность» еще понимаю, а вот что такое «латентный», хоть убей, в толк не возьму.
– Латентный – это когда человек… – с готовностью принялся объяснять Скворцов, но Кабанов тут же остановил его:
– Не старайся, ты не лекцию в университете читаешь. Поздно, Александр, мне такие слова учить, моя сила в простоте.
В душе Скворцов согласился с этим утверждением.
Кабанов брал избирателя именно простотой и прямолинейностью, никогда не рассуждал о делах сложных, но при этом оставался абсолютно управляемым.
– Получается, что Горбатенко тебя немного обходит, и именно за счет женщин, – Скворцов ногтем отчертил нужную строчку. – Женщины даже с минимальным образованием собираются голосовать за него.
– Горбатенко? Этот недоросток, бывший следователь? – захихикал Кабанов. – Я бы его и взводом командовать не поставил.
– Тем не менее, – вздохнул Скворцов, – образованные женщины предпочитают его.
– Я всегда говорил, что бабы – дуры.
– Придется с этим считаться.
– Честно признаюсь тебе, Александр, устал я от всего этого, с дураками по школам и клубам встречаться. Пенсионеры, они знаешь какие вредные! Старушки нервные, кричат, ругаются. Вчера одна такая из меня душу доставала:
«Вы зачем Советский Союз развалили?»
«Не разваливал я, – говорю, – как я могу развалить, если присягу этой стране давал?»
А она снова в крик:
«Зачем страну развалили, сволочи?»
Что ей ни говорил, она за свое. Только потом выяснилось, что старушенция глухая как пень.
– Мне это знакомо, – вздохнул Скворцов, – сам когда-то в кандидатах ходил, с народом встречался.
Но тогда были другие времена.
– Помню, – помрачнел Кабанов. – Ты тогда и на митингах, и в телевизоре изгалялся, коммунистов вешать без суда и следствия предлагал, Ленина из мавзолея выбросить на помойку, флаг в сортир повесить и гимн советский запретить.
– Ты злой, если так мои слова перевираешь, – похлопал Скворцов Кабанова по плечу. – Тогда так принято было. Честно говоря, Ленина перезахоронить надо, и гимн старый на свет не вытаскивать. Ты у дочери спроси, нужен ей «союз нерушимый»?
– Ни хрена ей не надо. Меня, отца родного, и того в грош не ставит. И Ленина она в гробу видала вместе с царем-императором.
– Вот видишь, Григорий. Тогда так было, теперь иначе, а суть одна – власть крепкая нужна.
– И порядок, – с готовностью добавил Кабанов.
Скворцов не стал спорить, а лишь подумал: «В роль наш генерал вошел окончательно. Это хорошо, уверенность в победе – залог успеха. Если сам не веришь, то и тебе никто не поверит. Поэтому я в свое время и проиграл».
– Горбатенко, Горбатенко… – забубнил Кабанов, – мне он уже поперек горла стоит. И что в нем люди находят? В нем же от настоящего мужика ничего нет: мягкий, скользкий, голос визгливый, задница у него чисто бабская…
