Николай Чергинец - Русское братство
— А этот? — Степаненко пальцем постучал по другой карточке, отмечая про себя, что, вероятнее всего, Эльвира или работает в этом ресторане, или когда-то работала.
— Этот ни на кого не похож. То есть таких много, русский парень, да?! — спросила Эльвира.
Степаненко кивнул и спрятал оба листка бумаги.
Некоторое время они молчали, поглядывая по сторонам. В бутылке шампанского пузырьки газа медленно отслаивались от стенок и поднималась вверх.
— Теперь ты думаешь, как от меня отделаться? — жалобно спросила Эльвира.
Степаненко взялся за бутылку.
— Если ты думаешь, — вдруг сказал он, сам того не желая, переходя на «ты», — что я побегу к вашей Зойке-посудомойке, то ты ошибаешься.
Эльвира подставила бокал.
— А мой муж такой, — вздохнула она. — Именно такой. Только дело, вечное дело, будь оно проклято… Вечные поиски… Впрочем, ваша профессия в том и состоит, что вам приходится вечно кого-то разыскивать… Ну что, потанцуем?
Дальше вечер покатился как по маслу. Постояльцы гостиницы наполнили ресторанный зал, возник равномерный, обычный для такого времени полупьяный шум.
Степаненко понял, что остальное время этого вечера будет потеряно: музыка глушила разговор.
Эльвира всякий раз, как только начинала звучать музыка, всем своим видом показывала, что она хочет танцевать. Деваться было некуда, и они без конца танцевали среди незнакомых людей.
Собственно, о конце вечера Степаненко не задумывался. Он чувствовал: его просьба, призыв к сотрудничеству все испортил. Эльвира выглядела холодной, равнодушной. Максим чувствовал себя ее двоюродным братом. Она даже тоскливо постреливала глазками по сторонам.
«Вот бл… профессия», — выругался про себя Степаненко, представив, что было бы, если бы он приехал сюда, в Арсеньевен, просто так, без этих чертовых клочков бумаги с бандитскими рожами на них.
Можно, конечно, поступить по-другому. Показать бандитские рожи как бы невзначай, а потом… Потом отдаться зову природы… Впрочем, это была бы другая серия, другой вариант развития событий… Возможно, возникла бы натянутость отношений, незаданные, проглоченные вопросы. А так — все ясно, прозрачно и в любой момент, изъяви дама нежелание быть с ним, можно уйти.
Степаненко давно отметил, что пользоваться успехом у женщин можно только в том случае, если не относиться к ним утилитарно, потребительски. Глупо тащить женщину в постель ради того, чтобы она рассказала какую-то мелкую деталь того или иного дела. Лучший способ — открытость, надежность, предсказуемость. Тем более не следует мельтешить, суетиться ради сомнительных сексуальных утех.
Впрочем, насчет сексуальных утех не все было потеряно. Шампанское было выпито, они заказали бутылку водки, но Степаненко старался не пить, ссылаясь на то, что он за рулем. Хотя за руль ему уже никак нельзя было садиться.
— Не бойся, — говорила Эльвира. — Тебя никто в Арсеньевске не тронет: ты со мной. Все менты города знают, кто я.
Графинчик с водкой, заказанный вслед за шампанским, к концу вечера опустел. Эта пустота довершала образ Эльвиры, делая его цельным, законченным. Дама, лишенная внимания, пробующая утопить одиночество в спиртном.
В очередной раз Степаненко пригласил Эльвиру танцевать. Если бы не те хлопоты, ради которых он прибыл сюда, Максим почувствовал бы себя совершенно раскрепощенным, как на отдыхе. Но расслабиться не получалось. Где-то одна была Ира, ее дети, оставшиеся без отца.
— Стоп, — вдруг тревожно прошептала Эльвира. — Здесь мой муж!
Степаненко, не подавая виду, что он озабочен, спросил:
— Нам надо уходить?
— Желательно.
— Где он?
— За крайним столиком с противоположной стороны, — быстро прошептала Эльвира.
Степаненко повернул даму под ритм танца в нужном направлении, посмотрел на крайний столик. Там сидело четверо мужчин. Среди них выделялся своей статью величавый старик с седеющей шевелюрой. Двое других были: один типичный еврей, если судить по внешности, другой — узколицый кавказец, скорее всего грузин.
Эльвира нервно затеребила рукав Максима:
— Уходим!
Но в планы майора ФСБ вовсе не входило бегство.
— Слушай, Эльвира, — сказал он, — между нами что-нибудь было?
— Нет, но…
— Вот и танцуй спокойно… Если бы мы переспали тогда, в прошлый раз, тогда другое дело. Но у меня чистая совесть… Надеюсь, и у тебя.
— Чистая совесть? Не у всех она чиста… — ядовито прошипела Эльвира.
— Ты лучше скажи, что это за люди сидят с твоим мужем?
— И тогда сразу уходим?
— Да, — был вынужден согласиться Степаненко.
Они сделали еще один круг.
— Седой старик — Богомолов, — прошептала Эльвира, — это какой-то ученый, из академгородка. Еще один, худой, — Сохадзе.
— Кто он?
— Он? Да сволочь одна…
— А толстенький, невысокого роста…
— Это Губерман. Бизнесмен… Все, я ухожу…
Перед тем как уйти, Степаненко решил совершить безопасный, но чрезвычайно нужный маневр. Он, используя естественное укрытые — фикусы, колонны и сервировочный столик сразу за колонной, прошелся рядом со столиком, за которым сидели интересовавшие его люди. Маневр дал неожиданный и поразительный результат. Степаненко услышал: кто-то из двоих — то ли узколицый грузин, то ли толстенький еврей, рассерженным, почти разъяренным голосом произнес:
— Вы обещали свести меня с Колешкой. Где Колешко? Где мои деньги? Теперь оказывается, Колешко мертв?! Один вопрос: где Колешко, где мои многие тысячи? И главное — где обещанная документация?
Если бы Степаненко задержался хоть на одно мгновение, чтобы дослушать до конца так заинтересовавший его разговор, на него сразу же обратили бы внимание. Поэтому, сцепив зубы, он прошел дальше, нисколько не заботясь, что в любую секунду Шмаков может узнать его и окликнуть.
Не окликнул. Скорее всего, не увидел. Занят другим. Интересно, чем же?! Ладно, занятный впоследствии может выйти разговорчик…
Он догнал в коридоре Эльвиру и перед тем, как уйти, Степаненко еще раз показал Эльвире фоторобот кавказца.
— Посмотри еще раз внимательно, — сказал он. — Этот, как ты его назвала, Сохадзе, не похож на этого типа?
Эльвира поводила пальцем по лицу кавказца и отрицательно покачала головой.
— Хотелось бы, чтобы ты, Эльвира, — сказал Степаненко, — по возможности свела меня с этими людьми.
Эльвира неопределенно покачала головой.
— Это сложно?
— С Богомоловым я не знакома, только… с Губерманом.
— А Сохадзе?
Глаза у Эльвиры вспыхнули.
— Это подлец. Не знаю, как таких земля носит. Слушай, мне надоело все… Ты похож на моего мужа… Когда он ухаживал за мной, он то и дело просил о мелких услугах. — В голосе женщины звучало явное неудовольствие. — Зачем ты подсовываешь мне эти бумажки? Уходим.
Степаненко уже не в первый раз пожалел, что так необдуманно сунул чертовы фотороботы женщине.
Они покинули ресторан тем же путем — через кухню. Прошли к стоянке. Стоянка была переполнена. Машина Степаненко оказалась в самом дальнем углу, закрытой от улицы. Они сели в машину. Эльвира выглядела уставшей.
Степаненко некоторое время посидел молча. Когда он сунул руку с ключом в замок зажигания, Эльвира неожиданно охватила его шею руками, губы жадно искали поцелуя. Он ответил. Это, казалось, продолжалось вечно. Однако он сидел в сиденье водителя в удобной позе, а она прижималась к нему таким образом, что ее ребра упирались в руль. Прервав поцелуй, она умостила голову на его грудь, ее рука скользнула под рубашку.
— Я всю жизнь мечтала забыться на груди мужчины, настоящего мужчины… — прошептала она.
— Может, поедем…
— Молчи, ничего не говори… — оборвала его она.
— Нет, я просто говорю, можно отъехать куда-нибудь… — его рука скользнула по ее спине, пальцы нащупали пластиковый язычок молнии.
— И что? В машине? — Эльвира отпрянула от него. — Богатый опыт? Дай мне сигарету.
Степаненко тоже закурил, закашлялся, чтобы скрыть неловкость, пробормотал:
— Насчет опыта ты в известной мере права.
— Так на этом сиденье ты уже кого-то трахал? Нет, Максим, я не из таких, — проговорила она.
Он снова попытался обнять ее.
— Не надо, — трезвея, прошептала она. — Я очень серьезно отношусь к подобным вещам. Считаю, что любовь одно из тех редких подарков судьбы, которые нельзя опошлять. Неужели ты хочешь, чтобы я, как самая последняя ресторанная шалава задрала ноги на сиденье и улеглась здесь, прямо в машине? А? Доверившись чуткости стояночных сторожей? Или, может, ты знаешь другие позы и мои ноги не будут видны? Чего же ты молчишь?
Впервые за весь этот сумбурный вечер Степаненко по-настоящему смутился. Впрочем, подумал он, ситуация с любовью фактически повторялась. Только проходила в более спокойной обстановке, на его территории. Он и раньше встречался с подобным типом женщин. Без боя они не сдаются…
