Валерий Рощин - Марш обреченных
Азербайджан
5–7 августа
Фора заметно сократилась – оставленный у костра «сюрприз» жахнул, едва спецназовцы отошли метров на восемьсот. Хлопок был негромким – вес взрывчатого вещества в «пэмээнке» не превышал сотню граммов. Однако эхо резкого звука многократно отразилось от окружавших склонов и докатилось до наших ушей.
– О! Сработало! – веселеет Борька.
– Нормалек! – довольно кивает снайпер. – Таперича немного замешкаются. А нам бы, командир, в сторону вильнуть – следы запутать.
– Так и сделаем. – Резко забираю вправо.
В принципе не имеет большого значения, по какому из десятка похожих друг на друга ущелий топать до перевала. Единственное, чего не хотелось, так это забираться на высоту в три тысячи метров. Потому я и веду группу строго на запад с целью оторваться от преследования, а заодно поискать приемлемый по сложности путь.
До перевала мы дошли к вечеру. В сумерках закончили восхождение на седловину меж двух вершин. А место для ночлега отыскали под нависшим козырьком из скальной породы уже в кромешной тьме.
Костер, невзирая на пронизывающий холодный ветер, не разводим. Наскоро сооружаем с наветренной стороны каменное полукружье, запаливаем в центре три спиртовые таблетки, приспосабливаем над мерцающим голубоватым пламенем наполненную водой большую кружку. Садимся вокруг, блаженно вытягивая уставшие ноги. А через полчаса, бросив жребий, кому и в какое время дежурить, укладываемся спать…
– Кажись, оторвались! – радуется утром Палыч. – Ночью не беспокоили, да и сейчас не видать.
Растолкав товарищей, едва просветлело небо, он, как и сутки назад, решил прошвырнуться вокруг лагеря: «поглазеть на округу, понюхать воздух». Мы тем временем приготовили завтрак, собрали в дорогу вещички. Вернулся снайпер минут через сорок и, в общем-то, мог ничего не говорить – и так все видно на сияющей загорелой физиономии.
– Садись, Серега, побалуйся чайком, – хлопаю по плечу пожилого товарища и, устроившись рядом, предполагаю: – Думаю, после взрыва их отряд разделился: человека три-четыре потащили раненого к ближайшему селению или к дороге, а остальные продолжили преследование. Возможно, где-то заночевали. Так что рано расслабляться: с охотником они идут или без него – один черт знают координаты района, в который мы направляемся.
После завтрака приступаем к спуску с перевала.
Протопав пятнадцать верст, выходим к реке Геокчай, несущей свои воды мимо одноименного городка. Гористая местность заканчивается на северной окраине городка, а южнее простирается обширная плодородная долина, сплошь пестрящая засеянными полями и крохотными деревеньками. Для того чтобы попасть к иранской границе, надлежит пересечь эту долину, занимавшую почти всю центральную часть бывшей советской республики. Как именно ее пересекать – я пока не знаю. Да и Борька, все чаще заглядываясь на реку, мешает постоянным нытьем:
– Ну чего сухпаем-то давиться, когда рыбка живая рядом плещет? Третьи сутки консервы-сухари, сухари-консервы!..
«Городишко мы обойдем стороной – это понятно; трассу Баку – Тбилиси тоже как-нибудь перескочим – не днем, так ночью. А вот дальше придется тащиться по открытой местности, где ни деревца, ни кустика», – невесело рассуждаю под ворчание уставшего от сухомятки приятеля.
– …И снастей с собой целую прорву тащим. Зря, что ли, снасти-то взяли, а? Вон она играет – будто сама в руки просится…
«Помнится, Барков рассказывал о виноградных плантациях. Растут они, должно быть, и в этой долине. Но надолго в них не спрячешься – рано или поздно опять придется маршировать на виду у всех…»
– …Палыч, ну хоть ты заступись! Ты же первейший рыбак среди морской пехоты. Глянь влево! Стаями ходит!..
«Для обычных сельчан подойдет старая сказка о любителях порыбачить – водоемов впереди предостаточно: Турцианчай, Кура с притоками, Верхнекарабахский канал… А вот для натовских спецов эта отмазка уже не прокатит. Засекут с вертолетов или донесет кто-то из ретивых граждан и… бесславный финал операции «Тебриз» обеспечен».
Останавливаюсь, верчу головой и сбрасываю с плеч ненавистный рюкзак с тяжеленным контейнером. «Надо подумать. Немного времени у нас есть. От хвоста мы оторвались, и надо хорошенько поразмыслить».
Нагнавшие друзья обступают меня со всех сторон и ждут решения.
Шепчу пересохшими губами:
– Привал, граждане. Пора нормально пообедать. А ты, Борька, становишься занудой. Иди, лови свою уклейку!
– Чо, правда?
– Правда. У тебя один час, и ни минутой больше.
* * *За время обеда на ум ничего не приходит, кроме старого и проверенного способа: перемещаться по открытой местности ночью, а на день подыскивать укромное место и отсыпаться. Данный способ частенько применялся группами спецназа во время скрытных рейдов по тылам противника. Конечно, использовать его лучше зимой, когда сутки делятся на светлое и темное время поровну. Летом же это излишне расточительно: идти короткими ночами, а по пятнадцать дневных часов отсиживаться в зарослях или расщелинах. Однако других вариантов для успешного продолжения марш-броска на юг я не вижу.
Город мы обошли удачно. А потом часа полтора торчали в низкорослых зарослях дубового молодняка, что обрамляет северную обочину бойкого шоссе. По асфальту то и дело проносятся автомобили, и незаметно перебежать на другую сторону проблематично. Требуется запастись терпением и улучить подходящий момент.
Такой момент наступает, когда на долину опускаются сумерки. Водители машин уже включают габариты и фары, хотя видимость остается неплохой. Мимо прогудела большегрузная фура, и над дорогой повисает тишина – огоньки транспорта, приближавшегося с востока, едва мерцают на горизонте; на западе горящих фар и вовсе не видно.
– Рвем!
Вылетаю из лесочка. Группа проворно сбегает вниз ко дну придорожной канавы; утеряв инерцию, карабкаемся на дорожную насыпь. Где-то на середине крутого склона поскальзывается и едва не едет вниз Илюха – удержал Куценко, вовремя ухватив за куртку. А Палыч уже поторапливает сверху:
– Чего копаетесь?! Живее!
Живее не получается. Мы с Палычем идем налегке, а Илья с Борькой прут на спинах контейнеры. Подошвы скользят по осыпающемуся сухому грунту, груз тянет назад и не дает удерживать телом равновесие.
Кое-как выбрались, жадно хватая ртами воздух. Снайпер орет с другой стороны дороги:
– Чего встали! Быстрее, пока никого нет! Быстрее!
Поздно. Добежав до середины проезжей части, замечаю вынырнувший из сумерек легковой автомобиль. Тот едет на приличной скорости с выключенными габаритами и фарами. И самое отвратительное, что над крышей виднеется рампа с неработающими мигалками.
– Напоролись, – цежу сквозь зубы. И командую: – Встали друг за другом. Идем по обочине к Евлаху.
Глубоко в душе тлеет надежда: проскочат мимо – мало ли у них своих дел? К чему им четверо бредущих на запад усталых рыбачков?
Куда там! Обогнали и лихо остановились, вякнув для пущей важности противной сиреной.
– Лишнего не болтать, – шепчу напоследок, – взяли отгулы, были на рыбалке. Возвращаемся домой…
Легенду для подобных ситуаций мы отработали. При подготовке группы Барков называл несколько городов с представительными русскими диаспорами. Прописка в Азербайджане давно отменена, и место жительства мы должны озвучить в зависимости от того, в каком регионе происходит встреча с полицейскими.
Из машины выбираются трое стражей порядка. Двое вальяжной походочкой направляются нам навстречу; третий остается рядом с машиной.
Низкорослый мужичек лет пятидесяти (судя по мундиру – офицер), не доходя пяти шагов, остановился и что-то говорит на местном языке.
Не поняв ни слова, приветливо отвечаю:
– Здорово, мужики.
– Русские? – подозрительно интересуется тот.
– Точно, начальник, русские, – протягиваю паспорт с заранее вложенной крупной купюрой.
«В конце восьмидесятых в Азербайджане проживало около четырехсот тысяч русских. Однако после событий 1990–1991 годов началась массовая миграция, и на сегодняшний день численность наших соотечественников составляет от тридцати до пятидесяти тысяч. Затем ситуация резко поменялась – как говорится, повыгоняли всех русских, а теперь едут в Россию за копейки чистить снег. В целом особых проблем наши сограждане сейчас не испытывают – ни бытового национализма, ни откровенной дискриминации, которыми «славятся» прибалтийские республики, в Азербайджане нет. Здесь функционируют русские школы, в большинстве вузов созданы русскоязычные факультеты, издаются газеты и журналы на русском языке. Самые крупные и влиятельные общины находятся в Баку, Гяндже и Сумгаите…» – так или примерно так инструктировал за пару дней до заброски Барков. И теперь, стоя перед полицейскими, я лихорадочно вспоминаю каждую его фразу и пытаюсь нащупать выход.
