Андрей Константинов - Специалист
Следующий удар нанес сынок. Оправдать его, конечно, можно: в отличие от отца он-то мать любил. Развод родителей и новое замужество матери стали для него шоком. Вылилось все это в банальную драку на дискотеке. ЧП, но не такое уж страшное. Если бы не время, «демократическая» пресса слепила из этой заурядной истории бомбу. А сколько можно терпеть? Полковничий сынок, элитная десантура-номенклатура (А для чего их там готовят? Не знаешь?! Душить молодую российскую демократию!), зверски избил трех пареньков из рабочих семей. Про две судимости на троих, кастет и нунчаки газетка не написала. В уголовном деле все это, правда, фигурировало. К счастью для Сереги. Из училища его отчислили. Пошел служить. И то спасибо, могло быть хуже, совсем плохо.
Сначала жена, потом сын… Какая тут, к черту, карьера? Но генерала Круглов-старший все-таки получил. За «горячие точки». По-честному. За дело. И сразу подал в отставку.
О несчастье с сыном он узнал по телевизору. Ни имя, ни фамилию Сергея не упомянули, но сердце подсказало. Так тоже бывает. Позвонил в Питер, старому товарищу. Тот проверил информацию по своим каналам, перезвонил. На следующий день Игорь Андреевич военным бортом — повезло! — вылетел в Санкт-Петербург…
— Здравствуй, сынок, — сказал отец. Сдерживаться он больше не мог, заплакал.
Кадровиков недолюбливают. А чего их любить? Они копаются в вашей биографии, исследуют вашу жизнь. Добро, если в трудовой книжке записи типа: принята на работу прядильщицей о разряда, и — через сорок лет — уволена, в связи с выходом на пенсию. Прядильщицей, но уже шестого разряда. Ну и, конечно, выписки из приказов с благодарностями. Про артрит, астму, пятнадцать лет общаги и про то, что за сорок лет превратилась из молоденькой девушки в старуху, там, конечно, ничего нет. Ну, это не главное. Главное — жизнь удалась.
У офицера МВД помимо трудовой книжки есть еще и личное дело. И кадровик здесь не тот, что на комбинате технических тканей «Красный маяк». И изучает он вас и ваши документы совсем не так. И на службу здесь принимают не так. Кто-то в недрах МВД разработал опросник из почти трехсот вопросов, среди которых есть и совсем дебильные. После того как претендент на эти вопросы ответит, пройдет медицину, когда его родню (а не был ли ваш дед, Спиридон Федорович, на оккупированной территории?) просветят до седьмого колена, когда он пройдет не одно собеседование… может, и примут.
Увольняют быстрее. У майора Петрова эта процедура заняла менее часа. К кадровику он претензий не имел: такая работа. Истинные причины увольнения Андрею были понятны. Догадывался он и о том, какую роль в этом сыграл генерал Крамцов. Да чего уж теперь? Ушел поезд.
— Извини, Андрей Василич, — сказал кадровый, — не от меня зависит. Сам понимаешь.
— Брось, Моисеич. Я ж не пацан.
— У тебя планы какие-нибудь есть?
— Отдохну маленько, — пожал плечами Петров, — потом осмотрюсь.
Щелчком пальца подполковник направил через стол к Андрею пачку «Кэмэл». «Знает же, что я не. курю», — удивился Андрей и подхватил падающую со стола пачку. Она оказалась тяжелой. Значительно тяжелее, чем обычная пачка сигарет. Он посмотрел на кадрового. Глазами тот показал: да. Андрей убрал пачку в карман.
Вентилятор гнал плотную струю теплого воздуха. Облегчения это не приносило. Температура вплотную приближалась к тридцати градусам. Петров поднялся.
— Ну… пойду. Счастливо оставаться.
— Удачи, Василич. Будут вопросы — заходи в любое время.
Андрей вышел на улицу. Солнце жарило так, что он невольно вспомнил Афган. Июль давал жару. Четыре года назад, когда проходили Игры доброй воли, стояло такое же чумовое жаркое лето. Дождей не было. В народе тогда циркулировали слухи, что Собчак нанял военную авиацию расстреливать дождевые тучи. Андрей вдруг сообразил, что можно снять куртку. Прятать-то нечего. ПМ вместе со сбруей остался в другой жизни. С сегодняшнего дня он обычный гражданин Российской Федерации и права на ношение оружия у него нет. Он усмехнулся, снял Джинсовую куртку. В первый момент показалось — голый. Впервые за последние три года он шел по улице без оружия. И впервые за много-много лет не знал, что делать. Солнце расплавленными потоками стекало с питерских крыш. Дамские каблуки оставляли вмятины в разогретом асфальте. Женщины шли мимо почти раздетые, в полупрозрачном, легком, возбуждающем. На каждом углу чем-то торговали. Впереди, у перекрестка, прямо на тротуаре стояли столики под огромными яркими зонтами. «Я убью тебя, лодочник», — хрипели большие черные динамики. Люди за столиками сидели в основном молодые. Андрей сел, почти сразу подошла официантка. Симпатичная, в футболке и шортах. На груди табличка: Катя.
— Дай-ка мне пивка, Катенька.
Через минуту перед ним стоял пластиковый бокал «Двойного золотого». «Ну, Андрей Васильевич, — сказал сам себе Петров, — выпьем за начало новой жизни». Он отхлебнул отменного, в меру охлажденного пива. Хорошо! Андрей вдруг вспомнил про пачку «Кэмэл», вытащил ее из кармана, подмигнул верблюду. Внутри лежали разного цвета, формата и качества визитки: охранное агентство «Смерч», служба безопасности «Гарант», ассоциация детективов… Эва чего! Ну, ты, Моисеич, даешь! Андрей убрал карточки обратно в пачку, подкинул ее на руке и ловко швырнул в урну метрах в трех. Попал.
***Подведя итоги совещания, Бегемот сказал:
— Всем спасибо. Цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!
Эту шутку он произносил постоянно, она успела всем надоесть, но присутствующие засмеялись или, по крайней мере, улыбнулись. Шутит Сам! Огромный, отделанный под дуб кабинет с сияющим паркетом и дорогой, но безликой мебелью, быстро освобождался от сотрудников.
Каждый стремился показать, что занят до чрезвычайности и свой хлеб ест не зря.
Сафонов сложил свои бумаги в кожаную папку. Она была подарена ему еще в годы службы на Литейном.
— Игорь Михалыч, задержись на минутку, — обратился Бегемот к начальнику СБ.
Сафонов снова опустился в черное кожаное кресло, посмотрел на шефа. А шеф не спеша подошел к бару, достал два пузатых бокала и коричневую бутылку «Джон Уокер». Темный зев бара переливался бликами подсветки на двух дюжинах алкогольных шедевров. «Богат и славен Бегемот!» — подумал с издевкой Сафонов. Так он пытался снять внутреннее напряжение:., предположение задержаться и последующая совместная выпивка означали — хозяин затевает гадость. Проверено.
Бегемот налил золотую жидкость в бокалы. Налил добротно, не так, как это делают в сериалах про тяжкую жизнь богатых в раю. Чокнулись, выпили. Хозяин до дна, охранник — половину. «Дрянь все-таки», — подумал Сафонов, а вслух сказал:
— Да… высокий класс. Веками проклятые британцы технологию отрабатывали. Зато — класс!
— Справедливо, — отозвался Бегемот, — но и стоит, я тебе доложу. Да, кстати о деньгах.
Он остро посмотрел Сафонову в глаза. Взгляд был тяжелым, никак не вязался с добродушным тоном.
— Я, Игорь Михайлович, не настолько богат, чтобы оплачивать ошибки ваших подчиненных.
— Что вы имеете в виду, Сергей Наильевич? — осторожно поинтересовался Сафонов.
— Круглова, Михалыч, Круглова. — Бегемот смотрел не отрываясь.
Игорь Сафонов не один год провел на оперативной работе в уголовном розыске. Это закалка на всю жизнь. Однако под взглядом хозяина ему стало неуютно. Бегемот продолжал.
— До меня дошла информация, что вы оплачиваете лечение Круглова. Я хочу знать: из каких средств?
Профи был застрахован на шесть тысяч баксов на случай смерти при исполнении служебных обязанностей и на три — при получении увечья. Сафонов с деланным удовольствием отхлебнул виски, спокойно произнес;
— Да… класс! А с Кругловым… он же, как и все остальные мои люди, застрахован. Вот из этих самых денег, Сергей Наильевич.
На несколько секунд в кабинете повисла тишина. Герметичные финские окна-стеклопакеты не пропускали шума Московского проспекта. Бегемот побарабанил пальцами по полированной столешнице и сказал:
— Значит так, свою травму ваш Круглов получил не при исполнении своих служебных обязанностей. Он сопровождал собственную семью. Хотя и в рабочее время. Что из этого следует? — Большой человек поднял вверх толстый указательный палец, похожий на бледный член. — Следует вывод: никаких страховок ему не положено. Ясно?
— Ясно. Но…
— Без «но». — Член опустился. — Сейчас вместе со Славкиным составите соответствующие документы, обоснуете, так сказать.
«Ну ты и сволочь», — про себя сказал бывший опер, а ныне холуй Игорь Сафонов. Он плеснул себе виски, выпил (дрянь все-таки!) и спросил:
— Разрешите исполнять?
— Конечно, Игорь Михалыч, работай.
Сафонов по красно-черной дорожке уже дошел до двери, когда его снова догнал голос хозяина:
— Игорь Михалыч!
Сафонов, взявшись за ручку двери, остановился. Обернулся, успел за эту секунду сменить выражение лица. Сейчас оно выражало внимание.
