Андрей Константинов - Специалист
— Ладно, пусть так… Я с большим интересом прочитал первую часть вашей рукописи. И знаете какое дело? Около года назад было у нас, на Северо-Западе, нехорошее преступление… Между вашим романом и реальным делом есть определенные аналогии. Не прямые, не фактические, а скорее по духу.
— Что же за дело?
— В Пскове было… год назад. Не слышали? Чуть дрогнула у Автора рука, и столбик пепла упал на папку.
— Нет, — ответил он, — не слышал.
Самообладание Специалиста было почти невозможным. Обнорский ощущал некоторую даже растерянность. Ему много приходилось работать с самыми разными людьми, и почти всех удавалось вызвать на откровенность. Во всяком случае — разговорить. Автор упрямо не хотел идти на контакт… И это только подтверждало слова опера Никодимова: не все еще счета Серега оплатил.
Обнорский решился:
— Я наводил справки по псковскому делу… Один из участников трагедии — судьба его, кстати, неясна… Кто-то считает, что он погиб. Кто-то, в частности псковская братва, считает, что жив. Так вот, этот парень имеет серьезные претензии к местному тузу… И хочет расплатиться по счетам.
— По счетам, Андрей, в кабаках платят. А есть такое хорошее слово «возмездие».
— Хорошее слово, — согласился Обнорский, — хорошее… Возмездие как акт высшей справедливости. Вот только решать-то это должен суд.
— В стране, где правосудие зачастую бывает откровенно продажным, где правят люди, «похожие на Генерального прокурора»? На хер нужно такое правосудие?
— Не все продажны…
— Не все, — кивнул Автор. — Но даже если суд и строг и справедлив… даже в этом случае любой негодяй при самом жестоком приговоре остается жить. Жить, ты понимаешь? А жить он не должен, не имеет права. Так, Андрей Викторыч?
— Наверно, так… — отозвался Обнорский. — Наверно. Вот только скажи мне, Дмитрий Иваныч…
Автор посмотрел в лицо Обнорскому, и в глазах его что-то дрогнуло. Это было почти неуловимо и если бы у Андрея спросили: а было ли вообще? -' он бы не смог ответить.
— Скажи мне, Дмитрий Иваныч, не хватит ли крови?
Автор молчал. Он сосредоточенно прикуривал новую сигарету от окурка. Он выглядел по-прежнему спокойным, только обострились черты лица и побелел шрам на щеке.
— Я не хочу, чтобы ты совершил ошибку, — сказал Андрей.
Автор наконец раскурил сигарету и ответил:
— Я за свои ошибки всегда плачу сам.
— Да погоди… Я ведь о нем справки навел. И во Пскове, и здесь, у нас. Перед тем, как сюда ехать, позвонил мужикам из убойного отдела… есть у меня там контакты. Рассказали мне про него. И знаешь, что интересно? Что ваши, что наши… все, одним словом, считают, что долго он не проживет. Грохнут его обязательно. Крыша у него ментовская, но даже крыша готова от него отказаться. То ли в августе, то ли в сентябре он по пьянке на тачке влетел на автобусную остановку. А там два азера стояли… Один насмерть, другой в травму. Гондон этот сбежал и к своим ментам: спасите-помогите! Те его — нет слов! — отмазали…
— Правосудие! — торжественно произнес Автор.
— Брось, — сказал Андрей. — Не все менты ссученные… так вот, отмазали они его. Придумали баечку, что хоть он ехал на своей машине, да не по своей воле и не на своем месте… А был он захвачен в заложники злыми бандитами…
Автор чему-то горько ухмыльнулся.
— Ехал на заднем сиденье. Ну, этот наезд и смерть озера на тех бандитов и списали. Пока — живой. Но это не надолго, его обязательно грохнут. Не одни — так другие.
Автор посмотрел Андрею в глаза. Печально и строго.
— Ты знаешь, в чем наша главная ошибка? Обнорский пожал плечами: не знаю, мол.
— А в том, что мы все в России ждем, когда придет кто-то другой и сделает за нас. Извини за банальность.
Автор легко выскользнул из машины, но тут же вернулся.
— Да, — сказал он в приоткрытую дверь, кивая на рукопись, — а это может быть напечатано?
— Может, — сказал Андрей. — Может. Впервые за все время их знакомства он увидел нормальную улыбку на лице Автора. Странно, но длинный шрам нисколько ее не портил.
— До завтра не успеешь?
— Нет, — ответил Андрей. Он чувствовал страшную усталость. — Нет, не успею… приходи послезавтра.
— Спасибо. Но послезавтра уже не смогу. Прощай.
Он ушел. Толстая пластиковая папка осталась лежать на сиденье. Обнорский устало откинулся на подголовник и прошептал:
— Она будет напечатана.
ФРАГМЕНТ ВТОРОЙ
Сергей Круглов по кличке Профи вышел из больницы только в начале июля, спустя полтора месяца после нападения. Треть этого срока он провел в бессознательном или полубессознательном состоянии. Возможно, это было благо. Иногда он, как подводная лодка, из черно-фиолетового мрака глубины выныривал на поверхность. Свет, звук человеческих голосов, еще не воспринимался, но где-то внутри, подспудно нарастало чувство опасности и страха. Пронзительно-красным начинала пульсировать на табло надпись: «Тревога!». Включался ревун и подводная лодка «Профи» стремительно втягивала перископ. Исчезал в окулярах пенный гребень, черная тень косо проваливалась вниз, в спасительную глубину. Там ему удавалось спрятаться… на какое-то время.
Удар Бойца в голову был страшен. У врачей были сомнения: а стоит ли вообще оперировать? Все-таки решили: стоит. Начальнику службы безопасности АОЗТ «Хайрамов» сказали, сколько стоит. Предупредили: гарантий нет. Сергей, как и все секьюрити фирмы, был застрахован. Сафонов дал добро, то есть доллары.
Операций провели две. Одну, через двое суток — другую. В общей сложности шестнадцать с половиной часов на хирургическом столе.
Спустя неделю стало ясно — жить будет. Все остальное под вопросом. Это «все остальное» было будущим Сергея. Если бы он знал, каким страшным оно окажется.
Первое время ему, одурманенному наркозом, даже не приходили в голову вопросы о семье. Позже, когда стала отступать боль, всплытия на поверхность происходить все чаще, эти вопросы возникли неизбежно. А он все равно не спрашивал. Видимо, догадывался. Подсознательно он понимал: произошло что-то страшное, и от этого не спрятаться… Рассказали. Вот тогда-то и пришла настоящая боль. И странное слово — «никогда».
Из Ростова прилетел отец. Он был первым человеком, которого Сергей узнал, выйдя из своего затяжного погружения. Так вот просто: открыл глаза — а тут сидит отец. В белом халате, постаревший, полностью уже седой.
— Здравствуй, батя, — сказал Сергей. Получилось хрипло и невнятно. Отец встрепенулся, в глазах что-то дрогнуло. Испуг? Нет.
Наверное, нет, не тот мужик.
— Здравствуй, батя, — произнес марлевый шар на подушке.
Из шара смотрели Сережкины глаза. Игорь Андреевич действительно испугался. Генералу ВДВ это, разумеется, не положено. Более семи суток он ждал этого момента. Уверенности, что такой момент придет, вообще не было. Врачи на все вопросы отвечали уклончиво. Организм, мол, молодой, исключительно здоровый, мы делаем все возможное. Остальное — в руках Божьих.
Круглов— старший, убежденный атеист, в душе выматерился и жестко сказал нейрохирургу:
— Я, товарищ хирург, солдат. Не одного товарища уже проводил. Крутить со мной не надо. Говорите правду.
А правда была такова: с вероятностью девяносто процентов — инвалид. Возможна частичная амнезия, потеря слуха и зрения, местные параличи. При враче отец сдержался, но когда вышел на площадку больничной лестницы, глухо застонал. За одни сутки на него обрушилась смерть внучки, невестки и вот теперь — сын. Единственный, искренне любимый. Он всегда видел его продолжателем, офицером ВДВ. Воспитывал и готовил к службе Отечеству. (Вот так, с большой буквы.) Именно с этого начались разногласия с женой. Анна говорила: «Хватит с нашей семьи самолетиков-парашютиков. Я с тобой, вояка, нахлебалась. У Сережки будет другая жизнь. Человеческая».
Так и вышло — другая. Вот только финал…
У Игоря Андреевича в пятьдесят два было отменное здоровье. Годы службы не сломали. Теперь, на гражданке, ломала жизнь.
Впрочем, все началось раньше. Когда Сергею было всего шестнадцать, подполковник Круглов и его жена были уже чужими людьми. От развода удерживало только одно соображение: возраст и будущее сына. Потом, когда Сережка учился уже на третьем курсе, в Рязани, жена почувствовала себя свободной. Из отпуска, который она провела у подруги в Ленинграде, вернулась только за разводом. О существовании Бьерна, сотрудника шведского консульства, Круглов-старший еще не знал. Хотя мог бы догадаться — очень уж молодо блестели у Анны глаза. Развод для офицера, который только что получил третью звезду на погоны, а впереди уже маячит другая, генеральская, это все. Оказалось, еще хуже: ленинградское управление КГБ зафиксировало контакты Анны Евгеньевны Кругловой с сотрудником шведского консульства. Об этом Игорю Андреевичу сообщили в особом отделе армии. Беседа была неформальной, никаких упреков, скорее даже — сочувствие (а как же, жена бросила, выходит, сучка, замуж за другого. Да за кого? За иностранного шпиона!), но Круглов уже знал: теперь точно все!
