Корея. 1950 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

Все же капитан невольно увлекся моим рассказом — и, приободрившись, я продолжил:

— И вот тогда Православная церковь как раз и стала духовным стержнем, знаменем борьбы с захватчиками. Патриарх Гермоген отказался присягать католикам, написал послание к народу с призывом сражаться с ляхами и литовцами. Его за это пытали, морили голодом — и заморили… А может, убили как-то иначе. Но воззвание патриарха рассылали монахи Троице-Сергиевой лавры — а еще они предоставляли приют и защиту беженцам, спасающимся от захватчиков, они подбирали на дорогах раненых и лечили их… А когда монастырь осадил гетман Сапега, монахи встали на защиту крепости вместе с воинами — и отбили три больших штурма, выдержав многомесячную осаду!

Юонг удивленно вскинул брови:

— Вот как? Ваши монахи также воюют?

Я согласно кивнул:

— Когда нужно, воюют. Взять хоть иноков Александра Пересвета и Родиона Ослябю… Впрочем, это уже другая история. Скажу так — монахи осаду выдержали. Потом было еще много славных деяний и страшных событий — но в конечном итоге ляхов-католиков русские из Москвы выбили, столицу освободили. И боевым знаменем русского ополчения стала Казанская икона Божьей Матери! Как впрочем, и Лик Спасителя был знаменем Александра Невского, громящего шведов и тевтонцев…

Мы оба замолчали — но, немного подумав над моими словами, первым молчание прервал именно Юонг:

— Но почему же тогда Владимир Ильич Ленин был против церкви? Почему призывал закрыть храмы и говорил, что религия есть опиум для народа?

Я только пожал плечами:

— Очевидно, что ни в детстве, ни в отрочестве он никогда не был верующим христианином, не знал ни Церкви, ни ее истории, ни ее таинств. А свое отношение к Православию он сформировал под влиянием учений Маркса и Энгельса, знавших именно католическую церковь и ее историю! Но скажу тебе так, друг: именно христианские ценности легли в основу идеологии большевиков… Традиционные ценности, понятные и доступные русскому народу.

Артиллерист всерьез задумался над моими словами — и тогда я наконец-то выложил самое главное:

— Так вот, в годину самых тяжелых испытаний Великой Отечественной, Церковь помогала Союзу, как могла… Патриарший местоблюститель митрополит Сергий первым обратился к советскому народу с призывом защищать Отечество от захватчиков! А на жертву верующих были построены колонна танков «Дмитрий Донской» и эскадрилья самолетов «Александр Невский»… Наконец, видя, что со стороны христиан опасности нет, а есть лишь польза, наш мудрый вождь Иосиф Виссарионович Сталин позволил открыть храмы прямо во время войны — и выбрать патриарха. И также вождь позволил бойцам и командирам открыто исповедовать свою веру; на фронте многие бойцы себе крестики прямо из жестяных банок вытачивали… Да и на душе как-то легче, когда знаешь, что родные за тебя дома молятся.

Вспомнив про свою «партизанщину» и отца Николая, казненного украинскими карателями, я продолжил:

— Немцы, правда, тоже открывали на оккупированной территории церкви, пытаясь как-то заигрывать с населением в самом начале войны. Но священники во вновь открытых приходах помогали партизанам и крестьянам, нередко выступали в роли связных, переправляли в лес еду, медикаменты, укрывали подпольщиков… И если немцы узнавали о такой помощи, то немедленно батюшек казнили. Сами-то нацисты почитай, в язычество ударились, руны всякие, скандинавские культы, вальгалла… А как по мне — Гитлер был просто бесноватым. И он, кстати, реально верующих католических ксендзов, кто осуждал действия нацистов, скрыто преследовал. Но с папским престолом заигрывал, как же! У зольдат вермахта пряжки на поясах были с надписью «Gott mit uns», Бог с нами… Вот только Господь был явно не с нацистами — в 45-м православная Пасха пришлась на день памяти святого Георгия Победоносца, 6 мая. Считай, Пасха совпала с окончанием войны, с Победой! Ее же празднуют всю Светлую седьмицу… Так что не сравнивай, друг мой, таких христиан как Ли Сын Ман и я, мы очень разные. А что касается отношения советского руководства к Церкви — так Иосиф Виссарионович свой выбор по Союзу окончательно сделал.

В этот раз Юонг замолчал надолго, минут на пять. Мне показалось даже, что дружок банально закемарил под мой монолог — но тут капитан меня удивил, негромко пробормотав:

— Ну, раз вождь свой выбор сделал — тогда конечно, молись. Нам сейчас любая помощь сгодится…

И то верно. Бой впереди по-прежнему кипит — а долина внизу по-прежнему набита подкреплениями американцев.

Хоть бы наши продержались до темноты…

Глава 11

19 октября 1950 года от Рождества Христова. Округ Хванджу, провинция Хванхэ. Горная система Тхэбек южнее Пхеньяна.

Майор Михаил Кудасов, военный советник при Корейской народной армии.

…Бой гремел весь день; потеряв еще пару танков и несколько БТР, янки откатились. Огонь крупнокалиберных пулеметов с бронетранспортеров, в теории, мог поддержать атаку американцев — а может, они решили сделать самоубийственный для десанта, но нестандартный ход, подкатив солдат к вражеским позициям прямо на броне? Как бы то ни было, бронетранспортеры в считанные мгновения подожгла неподавленная артиллерия корейцев; врагу не помогла даже штурмовка наших позиций реактивными самолетами! Кроме того, янки и бритты попробовали обойти заслон КНА с флангов — что весьма непросто, учитывая сложный рельеф местности.

Маневр противнику ничего не дал — обходных путей в тыл отважным корейцам, словно триста спартанцев закрывших собой дорогу в узкой горловине долины, не нашлось… Впрочем, тут надо понимать, что такое подвиг трехсот спартанцев царя Леонида. Ведь это вовсе не продолжительные бои в Фермопилах, где в реальности встало все войско Спарты и некоторых ее союзников, нет! Это уже заключительный этап трагедии, когда небольшой отряд оставленных в прикрытии воинов («священный отряд»?) во главе с царем задержали врага, пожертвовав собой, но позволил соратникам оторваться… В сущности, корейское прикрытие повторило именно этот подвиг древних греков — надеяться, что наши сумеют столь же стойко сражаться на изрытых бомбами позициях еще один день, увы, не приходилось…

Особенно отчетливо я это понял, оказавшись на этих самых позициях — увы, лишь ближе к рассвету мы с группой смогли переместиться вперед, покинув занятую противником долину и ползком миновав нейтральную зону, заваленную трупами янки и бриттов. Ну, как заваленную — навскидку где-то около трехсот человек потерял враг, не считая танковых экипажей и смертников, брошенных в бой на броне БТР! Те сгорели вместе с громоздкими полугусеничными машинами…

Но позиции наши оставили. Тела павших эвакуировать не удалось; с учетом того, что основные потери корейцы понесли во время ударов с воздуха и от огня танковых пушек по батареям (в первые минуты боя), посчитать погибших защитников невозможно. Может, с сотню, может и чуть больше… Разбитые вражеским огнем орудия никто вывозить не стал — но и найти среди них хоть одно исправное для стрельбы через ствол я не смог; целых панорам противнику никто, естественно, не оставил. Да и уцелевших снарядов среди кучи стрелянных гильз я впотьмах сумел найти только две штуки.

Впрочем, у нас было совсем немного времени на осмотр оставленных позиций — начало светать, а с рассветом враг возобновил наступление. Поначалу не очень активное — янки опасались ураганного огня корейцев; но как только они поняли, что заслон оставлен, принялись уже открыто разминировать дорогу минными тралами, закрепленными на танках…

Осознав это, мы отошли еще на пару верст от места боя — после чего вновь углубились в ближайший поросший лесом распадок между сопок, где без сил рухнули на землю. Привал! Ведь не спали, почитай, всю предыдущую ночь — да и большую часть последней… Кроме того, отдых на голых камнях под грохот взрывов и рев реактивной авиации полноценным никак не назовешь! Мне хватило сил разве что нарубить лапника под лежак, да устало рухнуть сверху, предварительно пожевав обезвоженной британской солонины, оставшейся от трофейных английских пайков.