Всеволод Бенигсен - ВИТЧ
«Скрыть смерть, конечно, не удастся. Придется докладывать начальству. А это значит что? Недоглядел, товарищ Кручинин. Недосмотрел. Недоработал. И полугода не прошло, а уже первый труп. Ай-яй-яй. Мошкин доложит генералу Валяеву. Все повесит на меня, конечно. А Валяев меня на дух не переносит. Вызовет в Москву. Там начнут рыть личное дело. Вспомнят диссидента Кузьменко, которого я обрабатывал и который под машину попал. Снова начнется нудятина: "Случай, конечно, несчастный, но Кручинину советовали арестовать Кузьменко, а он отказался. Теперь Кузьменко погиб, и западные голоса подняли вой: убили! Сбили, как Михоэлса! Длинная рука КГБ!" Ха! Можно подумать, что, если бы я его арестовал, не было бы воя. Но теперь, конечно, снова несчастного Кузьменко приплетут. И попрут меня. Попрут как миленького».
Чуев тем временем убежал вперед. Заметив, что майор отстал, остановился в ожидании. Кручинин подбежал, тяжело переводя дыхание.
— А труп точно еще там? — спросил он, вытирая пот со лба.
— Чей труп? — испугался Чуев.
— Ну не мой же! Файзуллина, епти!
— А с чего ему помирать?
— Еб твою мать, лейтенант! Ты же сам сказал, что он разбился!!!
— А-а… Ой, товарищ майор, я не то имел в виду. Разбился в смысле упал, ушибся. А вообще то он только ключицу сломал, ну и синяки там…
— Тьфу ты! — сплюнул Кручинин. — Что ж ты сразу не объяснил нормально? Я ж думал, он все… Футы нуты!
От сердца отлегло. Майор перевел дыхание и, уже не торопясь, спокойной уверенной походкой обогнул вместе с Чуевым здание НИИ. Там уже собралась внушительная толпа.
Собственно, дело так и обстояло. Переводчик Файзуллин соорудил дельтаплан, на котором попытался перелететь забор Привольска. Затея провалилась, потому что по-настоящему высоких зданий в Привольске не было. А пущенный с четырехэтажного здания НИИ дельтаплан вместе с переводчиком быстро потерял высоту и впечатался в трансформаторную будку.
Надо сказать, что Файзуллин вовсе не собирался никуда бежать. Он прекрасно понимал, что такой огромный объект, как дельтаплан, да еще средь бела дня, неизбежно привлечет внимание охраны. Да и куда бежать? Они даже толком не знают, в какой части СССР находятся. Дело было в принципе, а точнее, в споре, который он затеял с Вешенцевым, утверждавшим, что сбежать из Привольска невозможно. Файзуллин, который в тот момент был слегка подшофе, заявил, что когда-то занимался дельтапланеризмом и мог бы улететь отсюда в любую секунду, просто желания нет. В итоге Вешенцев сказал, что готов поспорить на четвертной, что у Файзуллина ничего не выйдет. Оскорбленный Файзуллин вызов принял, тем более что при споре присутствовали дамы и ему не хотелось ударить в грязь лицом. За неполную неделю он умудрился соорудить дельтаплан или по крайней мере нечто, что таковой отдаленно напоминало. На самом деле технически Файзуллин был не так хорошо подкован, как утверждал во время спора, поэтому собирал дельтаплан по учебнику, взятому в привольской библиотеке. Но, как известно, теория теорией, а опыт — сын ошибок трудных. Неудивительно, что дельтапланообразное чудовище, которое Файзуллин гордо нарек «Файз-1», не совсем соответствовало принятым стандартам. Однако отступать Файзуллин не привык. При помощи мускулистого Горского он втащил на плоскую крышу НИИ свое детище и приготовился к старту. Крыша была идеальной площадкой. Под ней проходили трубы отопления, и потому снег мгновенно таял, стекая по слегка наклонной плоскости в водосточные трубы. Внизу тут же собрались зеваки. Был там, естественно, и Вешенцев, который уже слегка жалел о своем неверии и судорожно думал, как бы теперь избежать расплаты.
Файзуллин тем временем стоял на крыше и глядел то в небо, то на землю, чувствуя, как его уверенность в успехе предприятия стремительно тает.
— Давай, Икар! — крикнул кто-то в толпе, желая подбодрить переводчика.
— Кретин! — крикнул ему в ответ Файзуллин. — Сплюнь три раза! Икар разбился! Это Дедал долетел!
— Давай, Дедал! — не смутившись, поправился кричавший.
Файзуллин вцепился в подвеску и представил, как, оторвавшись от крыши, воспарит над деревьями, над толпой, над заснеженным Привольском и, конечно, над гребаным Вешенцевым, втянувшим его в это безобразие. Он стиснул зубы и засеменил ногами по шершавому рубероиду крыши, волоча за собой неуклюжую конструкцию дельтаплана.
«Как оторвусь, сразу крикну "Лечу-у-у-у-у!" — подумал Файзуллин. — Так всегда кричат воздухоплаватели. Это производит впечатление».
Однако едва крыша выскользнула из-под ног, он понял, что не только не успеет крикнуть «Лечу», но и вообще вряд ли что-то успеет крикнуть, ибо сразу понесся не вперед, а вниз. И понесся довольно быстро. Грубо говоря, рухнул. Удар об трансформаторную будку, внезапно возникшую на пути спортсмена-любителя, был таким мощным, что треснула и смялась металлическая подвеска дельтаплана. В толпе охнули, но к всеобщему удивлению переводчик довольно быстро очухался. Снег смягчил падение. Выяснилось, что он отделался лишь ушибами и вывихнутым плечом, которое ему мгновенно вправил Тисецкий, имевший опыт в области травматологии. Теперь Файзуллин сидел, прислонившись спиной к будке, и тер ушибленную ногу. При этом он осоловело оглядывал собравшихся и почему-то ел снег.
Кручинин решительно раздвинул толпу и подошел к переводчику.
— Файзуллин! — строго выкрикнул он.
— С родителями в школу! — пошутил кто-то в толпе.
Кручинин смерил шутника ледяным взглядом, после
чего повернулся к Файзуллину и процедил:
— Завтра ко мне в кабинет.
— Зачем? — недоуменно спросил тот.
— Новый дельтаплан делать будем! — съязвил майор и мотнул головой Чуеву: — Пошли, лейтенант.
На следующий день Файзуллин прихромал в кабинет к майору. Он сел на предложенный стул и сразу поник головой, как двоечник в кабинете у директора.
— Только не надо мне тут раскаяние изображать, — хмуро сказал Кручинин, закуривая.
— Я не изображаю, — глухо ответил Файзуллин, глядя в пол. — У меня после падения шея болит. Голову не могу прямо держать.
Майор хмыкнул и затянулся.
— Сами дельтаплан делали?
— По учебнику.
— Понятно. Ну и как мне прикажете с вами поступить?
— А что я сделал? — пробурчал исподлобья переводчик.
— Здрасьте. Я же в первый день предупредил: нарушение режима, попытка к бегству и прочее будет караться также, как и в любой исправительной колонии. Теперь я должен принимать меры. У меня нет другого выхода, иначе вы все решите, что здесь курорт. Захотел — самолет построил, захотел — в город за сигаретами слетал.
Файзуллин, поморщившись, поднял голову.
— А какой это я режим нарушил?
— А границу Привольска кто пересекал?
— А кто пересекал? — искренне удивился Файзуллин. — Я не пересекал. А полеты, насколько мне известно, запрещены не были. Прыгнул — да, на спор. А бегства не было.
— То есть в будку вы тоже влетели намеренно?
— Ну вот еще. Но только забор же я не перелетел.
— Странная логика. Значит, пока зэк роет тоннель на волю, его трогать нельзя — он же еще никуда не убежал. А вот когда убежит, тогда и лови его. Очень мило.
— Извините, товарищ майор, но вы сначала пропишите правила, а потом уж…
Тут Файзуллин мотнул головой, поморщился от боли и затих.
Кручинин затушил сигарету и потер лицо. Переводчик был прав. Правила-то майор и вправду не прописал. Вот что значит отсутствие опыта. Понадеялся на устное объяснение и понимание. А тут такой детский сад. Черт, неужели и вправду зону зэковскую делать?
— Вы правы, Файзуллин. Будем считать это недоработкой с моей стороны. Будут правила. Вы свободны. Но на будущее запомните: еще одна такая попытка покинуть территорию Привольска, я пишу рапорт, и вы отправляетесь в места не столь отдаленные.
— Это по какой же статье?
— Порча государственного имущества. Или, по вашему, трансформаторная будка денег не стоит, что вы ее так разворотили? Идите, Файзуллин. И займитесь наконец, творчеством. Государство вас не для того в Привольск привезло, чтобы вы с крыш прыгали и будки ломали.
Едва Файзуллин вышел, Кручинин достал чистый лист бумаги и принялся писать правила нахождения в Привольске. Далось это ему не без труда, ведь Привольск не был тюремной зоной, где расписан каждый шаг заключенного. К тому же большое количество запретов и ограничений вступало в некоторое противоречие не только с убеждениями майора, но и с творческим духом города. Тогда Кручинин решил поступить иначе. Первым пунктом он написал: «Что не разрешено, то запрещено», после чего составил список разрешенных действий — добавить что-то по ходу всегда можно, а так надежнее будет. Да и выглядели допустимые действия приятнее, чем бесконечные «нельзя» и «запрещается».
Расправившись с правилами, он отдал Чуеву распоряжение отпечатать список и довести его до сведения. Кроме того, приказал законопатить выход на крышу НИИ, а также ввести контроль за выдаваемой в библиотеке литературой.