Андрей Воронин - Кроссворд для Слепого
— Цены растут, — сказал Серж, глядя на Макса Фурье.
Тот лишь развел руками, дескать, ничего не могу поделать, картина — моя собственность и уступать ее я не намерен.
Все события последних дней, испуг Макса Фурье, картина, стоимость которой по сегодняшним временам огромная, заставили Сержа разволноваться. И, не найдя лучшего способа, чтобы погасить волнение, он вытащил из холодильника бутылку водки.
— Макс, ты не собираешься никуда ехать в ближайшие пять часов?
— Нет.
— Тогда я выпью. — Серж налил себе чуть больше чем полстакана, залпом выпил и упал в кресло, закрыв лицо руками.
— Ты кончишь жизнь алкоголиком.
— Я не доживу до старости. Макс, ты представляешь, каких денег стоит этот холст, если Чернявский готов за него заплатить столько деньжищ. Сколько же она на самом деле стоит?
— Шагал — дорогой художник, — уже уверовав в то, что в его руках золотая птица, произнес Макс Фурье. — Я знаю, кому ее предложить. Есть у меня знакомый барон, он собирает Шагала. У него три завода и огромное количество земли — виноградники…
— Ты хочешь ее продать своему знакомому? — спросил Серж.
— Вполне возможно. Я поторгуюсь.
В одиннадцать вечера, когда на улице было уже темно, во двор дома въехал и остановился рядом с маленьким джипом оператора подержанный «форд». В салоне сидело четверо — двое на заднем сиденье, двое впереди. Рядом с водителем расположился Сергей Проханов. Он был в джинсовом костюме, двое на заднем сиденье были в коротких кожаных куртках. Все мужчины — примерно одного возраста, лет по сорок с небольшим.
— Пошли.
Трое вышли из машины и торопливо, почти бегом направились к подъезду.
В это время Серж Максимов говорил по телефону со своей домработницей:
— Да-да, все хорошо.
— …
— И мясо было замечательное, и салаты удались, и картошка вкусная. Хотелось бы повторить. Будет славно, если завтра ты привезешь уже приготовленный обед. Договорились?
— …
— В одиннадцать можешь приходить. Ключи, надеюсь, ты не потеряла?
— …
— Ну, вот и славно. Завтра нас побалуют, Макс, — положив «мобильник» на журнальный столик, произнес Серж.
— Очень хорошо, — сказал Макс Фурье, ставя на стол банку с пивом. Он потянулся к сигарете, когда в дверь позвонили.
— Кого это черт принес? Я никого не жду.
Макс Фурье напрягся и тотчас покинул гостиную, уйдя в спальню с незажженной сигаретой в пальцах.
Серж направился в прихожую. Он был в шортах, в майке, в тапках на босу ногу.
— Кто там? — спросил он, даже не глядя в глазок.
— Свои, от Чернявского.
— Снова от Чернявского? — Серж открыл дверь. Что-либо сказать он не успел, ствол пистолета уперся ему под ребра. Сергей Проханов прижал оператора к стене, зажал ему рот ладонью.
— Стой и не рыпайся, урод, а то нечаянно могу выстрелить! Кто еще в квартире? — шепотом, глядя в глаза, спросил Проханов.
— Там, — глазами показал на дверь комнаты Серж.
— Сколько?
— Один француз.
— Туда?
— Да, — с придыханием выдавил из себя Серж.
— Где он?
— Был в гостиной.
Больше Серж ничего не помнил. Раздался хлопок, похожий на удар ладоней. Серж, получивший пулю в сердце, начал медленно оседать, и, если бы его не поддерживал Проханов, он упал бы прямо на полку с обувью. Но Проханов не дал ему упасть, а медленно опустил на пол.
Два других парня быстро двигались по квартире, словно производили хорошо спланированную операцию. Они действовали синхронно, один открывал дверь, второй с пистолетом в руках стоял на подстраховке.
Макс Фурье услыхал хлопок, а перед этим сдавленные тихие голоса. Его охватил панический ужас, он бросился на пол, забился под кровать. Как он умудрился туда втиснуться, он бы и сам не ответил: зазор между нижней панелью и полом был небольшой, сантиметров двадцать, не больше, но Макс Фурье все же умудрился забраться под кровать. Незажженная сигарета оставалась в руке.
— Никого нет, — знаками показал один из мужчин, заглянув в спальню.
— Ищите, должен быть второй.
Макс истошно завопил, когда увидел пистолет, ствол которого был нацелен ему прямо в глаз. Кровать приподняли, француза выволокли.
— Где картина? — глядя в глаза Макса Фурье, спросил Проханов.
— Не знаю… Какая картина?
— Тащи его сюда.
Все шторы на окнах были закрыты, так что нападающие могли не опасаться. Француз дрожал, лежа на полу, его приволокли в гостиную. Проханов подошел, взял Макса за волосы, приподнял голову, запрокинул ее и сунул ствол пистолета с коротким глушителем в рот французу.
— Картина где, урод? Или ты, может быть, по-русски не понимаешь?
— Понимаю, — давясь слюной с металлическим привкусом, произнес Макс Фурье. — Она в шкафу, в спальне.
— Забери, — приказал Проханов одному из подручных. Тот через полминуты вернулся с картонным футляром в руках. — Эта? Вытащи, — попросил Проханов.
Мужчина развернул мягкую ткань. Проханов утвердительно кивнул.
— Запакуй, сложи как следует. Зря ты отказался от денег, тебе же предлагали хорошую сумму, а ты, урод, кочевряжиться начал… — медленно произнося слова, говорил Проханов.
— Не убивайте меня! Я все забуду, завтра же уеду из Москвы! Не убивайте… — с ужасающим акцентом, от ужаса коверкая русские слова, бормотал Макс Фурье, из его темных, как сливы, глаз катились крупные слезы, лицо покрылось красными пятнами.
— Хорошо тебе рассуждать, но «се ля ви», как говорится у вас, лягушатников.
Француз дернулся, пытаясь вырваться. Он бросился под ноги тому, который складывал картину. Бывший спецназовец с разворота ударил ногой Макса в голову. Француз отлетел к стеклянному столику, ударился затылком об его край.
— Мочи его, Серж, — услышал Проханов голос одного из подручных.
— Сам мочи, я уже одного вальнул.
Прозвучало два негромких выстрела, на которые никто из соседей даже не обратил внимания. Мужчины забрали картину, профессионально, с подстраховкой, покинули квартиру. Они сели в «форд» и исчезли со двора, словно их здесь никогда и не было.
В тот же вечер Сергей Проханов, бывший офицер спецназа, получил восемьдесят тысяч долларов от Олега Петровича Чернявского, передав ему холст Шагала. Проханов вручил своим приятелям по двадцать тысяч долларов, себе оставил сорок, и все трое бывших спецназовцев покинули Москву. Они на время уехали подальше от столицы, от ретивых сотрудников правоохранительных органов.
Естественно, ни Сергей Проханов, ни его подручные, ни Олег Петрович Чернявский не знали, что произошло далее. В одиннадцать утра, когда самолет Москва — Красноярск уже взлетел в воздух, а скорый поезд уносил Сергея Проханова на запад, к подъезду дома, проехав две остановки на троллейбусе, подходили Клавдия Ивановна и ее дочь. Девушка накрасилась, зная, что сейчас, возможно, познакомится с французом, причем с положением в обществе, человеком, который живет в Париже. Она несла в руках тяжелую сумку с тушеной картошкой, салатами и запеченным мясом, без умолку тараторила.
Они поднялись на третий этаж. Клавдия Ивановна из сумочки достала связку ключей, предварительно позвонила в дверь. Выждала полминуты и лишь после этого вставила ключ в замочную скважину и повернула. Она хотела открыть и второй замок, но оказалось, тот и не был закрыт. Женщина толкнула тяжелую металлическую дверь, и та бесшумно открылась.
— Кто-нибудь есть дома? Доброе утро, — учтиво и громко произнесла женщина, переступая порог квартиры.
Сергей Максимов лежал в луже крови, уже темной, загустевшей, у обувной полки. Голова его была неестественно запрокинута. Женщина даже не вскрикнула, а лишь замерла. Затем медленно, выталкивая спиной дочь, выбралась из квартиры на лестничную площадку.
— Господи! Боже мой! — уже на площадке простонала она.
— Мамочка, что там такое? Давай я войду.
— Стой! Не двигайся! Не шевелись! — приказала женщина.
Она позвонила в соседнюю квартиру, поставив сумку на ступеньки. Дочь заглянула в квартиру и как ошпаренная выскочила на площадку. Она дрожала от страха, ее зубы стучали, загорелое тело мгновенно покрылось гусиной кожей. Она вся сжалась, села прямо на ступеньки.
Соседи вызвали милицию, которая приехала на удивление быстро. Следственная группа прибыла вслед за дежурной машиной. Она, обнаружив в квартире два трупа, нашла документы, и начался опрос соседей. Клавдию Ивановну пригласили в квартиру.
Молодой следователь лет двадцати восьми от роду, в темных очках на бледном небритом лице, похожий на учителя младших классов частной гимназии, обратился к женщине:
— Клавдия Ивановна, осмотрите все, но ни к чему не прикасайтесь. Постарайтесь вспомнить, исчезло что-нибудь из квартиры или нет.
Дочка осталась на лестничной площадке, а Клавдия Ивановна, причитая через каждую минуту, принялась обходить квартиру, а затем обернулась к молоденькому следователю:
