Андрей Воронин - Кроссворд для Слепого
— А если его опознают со всей точностью и будет доказано, что это Омар?
— Каким образом?
— Могут сравнить останки с результатами анализов — лечился же он где-то в Москве?
— Я хорошо знал покойного, — улыбнулся Мансур — он был абсолютно здоровым человеком, в поликлиники никогда не обращался, на операции в больницы не ложился.
Бартлов все еще сомневался.
— Даже самый здоровый человек в его возрасте обращается к дантисту. У Омара половина зубов золотые, кто-то же делал ему коронки и сможет опознать свою работу.
— Я уже думал об этом. Если его дантиста убьют в ближайшее время, то это будет еще одним доказательством того, что Омар жив и заметает следы.
— Я сделаю все, что смогу, — пообещал Бартлов.
— Теперь я могу пожать тебе руку, — Мансур и заместитель министра обороны скрепили договоренность рукопожатием, долгим и сильным.
Уже миновав дверь, Бартлов замер и резко обернулся к военному атташе:
— Скажите, Алиса работает на вас?
— С чего ты взял?
— Это она сообщила вам, где меня найти?
— Какая разница? — рассмеялся Мансур. — Сексом от этого она заниматься хуже не стала, да и деньги тянет из тебя не в том объеме, в каком могла бы. Если не она, то могла быть другая, мы нашли бы к тебе подход.
Когда Мансур уже сел в машину, а охранники вышли из беседки, Бартлов спросил:
— Как мне найти вас?
— Мой номер есть в памяти твоего «мобильника». Проверь последний звонок.
Черная «ауди» ловко развернулась на тесном перекрестке дачных улиц и умчалась, оставив на влажном песке отчетливые следы протекторов.
Бартлов вернулся к Алисе, заглянул ей в глаза:
— Кажется, я начинаю тебя любить еще больше, чем прежде, — и тут же добавил: — Сучка!
— Ты возвращаешься в Минск?
— Да, срочно.
— Можешь никуда не спешить, поедем ранним утром. Выветрится алкоголь, ты соберешься с мыслями. Я не хочу, чтобы ты нервный садился за руль, поверь, я смогу тебя расслабить.
Алиса налила водки в рюмку, и Бартлов покорно выпил спиртное.
ГЛАВА 11
Пока люди военного атташе Ирака генерала Мансура сбившись с ног пытались отыскать Макса Фурье, пока Серж Максимов по поручению того же Макса разъезжал по Москве с полотном Шагала на заднем сиденье джипа, Олег Чернявский, хозяин галереи со звучным названием «Мост», тоже не тратил время даром. Едва машина оператора покинула стоянку, как Чернявский влетел в кабинет своего эксперта. Женщина сидела, держа перед собой каталог картин Марка Шагала.
— Ты уверена?
— На девяносто восемь процентов.
— А почему не на сто?
— Я всегда оставляю шанс, Олег Петрович.
— Шанс, шанс… Мне шанс не нужен, ты мне это брось. Гарантируешь подлинность?
— Да, — выдохнула женщина.
— Тогда запомни, Софья, ни слова, ни полслова о том, что видела! Ты въехала в мои слова?
— Да-да, я никому ничего не скажу, — испуганно пробормотала немолодая симпатичная женщина, снимая очки с толстыми линзами. — Я никому не скажу.
— Вот это будет правильно. А я тебе выпишу хорошую премию, так что в конце месяца можешь рассчитывать на поездку к морю. И в отпуск, кстати, отпущу на две недели, идет?
— Спасибо, Олег Петрович, вы так добры!
Чернявский покинул кабинет своего эксперта, искусствоведа, которого он переманил из Пушкинского музея, и, придя в свой модный кабинет, с презрением взглянул на картины, которые украшали стены.
— Дерьмо собачье! — пробурчал он. — Эльвира, кофе, крепкий кофе!
Секретарша подсуетилась, кофе появился через полторы минуты. Чернявский в это время уже разговаривал по телефону.
— Слышишь, Сергей, не уходи, будь на месте, я через сорок пять минут буду у тебя. Позови своих ребят, есть работа, очень хорошая работа, так что давай дождись меня обязательно.
Сергей Проханов, отставной офицер спецназа, держал небольшой барчик у цирка на Цветном бульваре. Бар был маленький, но довольно уютный. Как правило, его посещали свои — спецназовцы, афганцы, кэгебисты, потерявшие работу, в общем, военные и полувоенная публика, а также люди, близкие к этим кругам. Проханов время от времени выполнял просьбы Олега Чернявского. Преимущественно его помощь заключалась в выбивании долгов, правда, иногда Чернявский просил Проханова перевезти картины из одного города в другой или привезти картины из Тбилиси, Еревана в Москву. Также иногда Проханов развозил крупные суммы денег по нужным адресам безо всяких расписок, а иногда с ним передавал взятки нужным людям.
Он и сейчас рассчитывал, что Чернявский предложит ему что-нибудь в этом же роде. Сергей Проханов сидел в маленьком кабинетике два с половиной на три метра, где стояли ящики с бутылками, компьютер и письменный стол. В кабинете было всего лишь два кресла, маленькое окошко, забранное решеткой с внутренней стороны и белой роллетой с улицы. Окошко выходило во двор.
Чернявский вошел, резко толкнув дверь. Он привнес в прокуренную комнатку запах дорогого одеколона и настоящей роскоши.
— Здорово, Сергей, — протянул он через стол руку и поприветствовал Проханова. — Не вставай, сиди. Ты не ученик в классе, а я не учитель.
Проханов был крупным сорокалетним мужчиной, широким в плечах, с могучей короткой шеей, с квадратными челюстями. Если бы не лысина, то его вполне можно было назвать настоящим плейбоем.
— Пойдем-ка, друг мой, по улице пройдемся.
— А что, здесь нельзя поговорить? — спросил Проханов, выбираясь из-за стола.
— Минералочки стаканчик можно?
— Идем к стойке.
Они подошли к стойке. Бармен тут же выполнил просьбу гостя, он прекрасно был осведомлен и знал, что Чернявский — друг хозяина, а может быть, как иногда думалось ему, Чернявский и есть истинный хозяин их маленького бара.
Они вышли во двор, сели в машину Чернявского на заднее сиденье.
— Хочешь, кури.
Автомобиль был роскошный, стоил не менее семидесяти тысяч.
«В таком автомобиле и жить можно», — не без зависти подумал бывший спецназовец.
— Серега, вот какое дело: ты можешь заработать кусков пятьдесят-восемьдесят.
— Сколько?
— Скажем точно — восемьдесят.
— Зеленью?
— Конечно.
— Что я для этого должен сделать?
— Для этого всего лишь надо забрать одну картину у двух нехороших парней.
— Они не хотят ее отдавать?
— Думаю, нет, хотя, может быть, они и согласятся. Если не боишься, что тебя потом опознают, можешь вести переговоры.
— Я определюсь на месте, — эту фразу Чернявский произнес с неуверенностью в голосе и с надеждой. — Хорошо, давай адрес, — из блокнота, закрепленного на панели машины, Чернявский вырвал лист бумаги, написал телефон и адрес. — Посмотри, запомни и порви.
— Прямо-таки шпионские страсти, — шутливо буркнул Проханов, изучая листок и шевеля губами, проговорил цифры телефонного номера и адрес. Затем он изорвал листок на мелкие клочки и выбросил в окно.
— Запомнил? — уточнил Олег Петрович, хлопнув себя по коленям.
— Вроде запомнил, — интонацией, не терпящей возражения, сказал Проханов.
Адреса и телефоны он запоминал хорошо, и по сей день в его памяти хранились все номера оружия, которое прошло через его руки, а оружия прошло немало.
— До сегодняшнего вечера все выяснится. И учти, затягивать нельзя.
— Понял, — ответил Проханов, закуривая сигарету. — Так сколько, говоришь, я могу получить, если эту картинку смогу забрать?
— Восемьдесят, — спокойно, без придыхания произнес владелец галереи.
— Восемьдесят зеленью? — повторил Сергей. Олег Петрович кивнул, открывая дверцу джипа. Проханов покинул салон, на прощание звонко щелкнув пальцами.
«Тореадор, мать твою», — подумал о приятеле Олег Петрович Чернявский, выбрался из машины, сел за руль и покинул двор.
Вернувшись в галерею, он набрал Сергея Максимова. Тот ответил быстро, словно держал свой телефон в руке и только ждал звонка Чернявского.
— Нет, мой приятель, Олег Петрович, отказывается. Ему не нужны деньги.
— Как это не нужны деньги? А если я ему предложу пятьдесят тысяч? — быстро произнес в трубку владелец галереи.
— Сейчас спрошу. Макс, тебе предлагают за картину пятьдесят тысяч. — Макс в ответ лишь покачал головой. — Нет, он не согласен.
— Спроси у него, Сергей, сколько он хочет, за какую сумму он расстанется с холстом?
— За какую сумму ты расстанешься с холстом?
— Ни за какую. Мне не нужны деньги.
— Он говорит, ни за какую, что деньги ему не нужны. Извините, Олег Петрович, что так получилось.
— Ладно, на нет и суда нет, — раздосадованный Олег Петрович Чернявский швырнул мобильный телефон. Тот, проехав по столешнице, упал на пол. Но Чернявский даже не стал его поднимать, у него было нестерпимое желание каблуком башмака раскрошить «мобильник», превратить его в пыль. Ярость, закипевшая в душе Олега Петровича, относилась, конечно же, не к телефону, а к тем, с кем он только что имел разговор.
