Сергей Зверев - Забудь дорогу назад
– Как дети мы с тобой, Михаил Андреевич… – прошептал Корович. – Стыдно должно быть. Что мешало поднять автомат и перебить к чертям собачьим эту кодлу? Думаешь, не попали бы? Нет, в штаны наделали, бежали, как последние трусы. Тьфу на нас. А ведь за нами никто не идет, согласен? Сидят где-то далеко и хихикают…
– Убегать надо, если страшно, Николай Федорович, – отозвался я. – Слушай ощущения, они не обманут. Если скажут ощущения: беги – значит, беги. Самому не по себе. Но после первого пришествия в Каратай я усвоил одну нехитрую вещь: пуля – не всегда аргумент, а реальность – понятие зыбкое. Здесь это так…
– То есть… все хорошо?
– Да, все нормально.
– Ну, слава хранителю, – в голосе Коровича зазвучала насмешка. – Теперь это всё выглядит объяснимо и адекватно. Кстати, – Корович задумался. – Вопрос из категории «Музыка». Какого хрена ты там пел про монахов?
– Перестань, Николай Федорович. Говорю, что видел. Одинаковые шансы у нас с тобой на психушку. Реальность, повторю, категория плавающая.
– Дошло, наконец. Мы в матрице, Михаил Андреевич…
Я крякнул.
– Бестолковый ты, Николай Федорович… Рад, что ты знаком с новинками американской киноиндустрии…
– Это не новинки, Михаил Андреевич. Это уже старинки. Когда меня в розыск объявили, я несколько дней у одной отзывчивой бабы отсиживался на квартире. Так она утром на работу уходит, а мне делать нечего, сижу и в ящик пялюсь, фильмотеку ворошу. Всю «Матрицу» пересмотрел и «Обитель зла» – там телка плоскогрудая от зомби так носится, что засмотришься; и какой-то сериал о том, как вампиры борются с оборотнями, а люди тут как бы ни при чем…
– То есть фактически, Николай Федорович, ты уже подготовлен к службе в Каратае, – засмеялся я. – Во всяком случае, в теории подкован.
– Да иди ты, – огрызнулся Корович. – На тарелку бы всю лапшу, что ты мне на уши развешиваешь… Может, будем выбираться помалу? Не идут за нами твои монахи в индейских плюмажах. Сидим, как зайцы, дрожим.
– Принимается, – согласился я. – Давай за мной, Николай Федорович, и черпай мудрость окружающего пространства.
Но что-то стряслось с окружающим нас пространством. Мне казалось, я помнил, где мы сворачивали. Мы тащились по холодным «пещеристым телам», изредка включали зажигалку. Странно, мы давно уже должны были выйти на поверхность. Не может быть, чтобы память подвела! Но свет в конце тоннеля и не брезжил. Я попросил Коровича не паниковать, встал и начал восстанавливать в памяти подземные плетения. Мы углубились-то в эти пещеры всего ничего! Мы снова тронулись в путь, и опять впереди ничего не брезжило. Легкое беспокойство, терзающее меня последние полчаса, стало переходить в легкую панику. Я поднял зажигалку, высек пламя, вытянул руку. Проход упирался в тупик – совершенно непроходимую каменную стену.
– Мат в четыре хода, – проворчал в затылок Корович. – Четыре хода – и отборный мат, Михаил Андреевич. Ты куда нас завел, спелеолог недоделанный?
Да уж, это было совсем не в кассу. Но я не сдавался. И снова куда-то брел, держась за стену, а Корович бормотал в затылок обидные гадости и отдавливал пятки. Легкая паника переходила в панику средней тяжести, но я не сдавался. Пожаловаться на память я не мог и снова рисовал в воображении сложную схему наших перемещений. Где-то здесь должен быть выход! Но выхода не было. Озноб донимал нешуточный. В какой-то момент мы обнаружили, что уменьшился приток кислорода. Значит, мы не приближались к заветной цели, а, наоборот, отдалялись от нее! Какой же гном (аналог лешего) тут глумится над нами?!
– Ну, всё, пипец, – обреченно выдохнул Корович. – Вот так живешь и не знаешь, что подохнешь замурованным в пещере. И за каким лядом мы тут, скажи, два дня надрывались, от смерти бегали?
– Не гунди, – огрызнулся я. – Выйдем.
Впору было сдаться – отчаяние уже переходило все границы – лечь на холодный пол, отдаться релаксации, и будь что будет. Но я упорствовал. Не такие уж высокие и протяженные в этой местности горы. Не Керченские катакомбы, здесь не будешь бродить месяцами. Выход рядом, в этом нельзя сомневаться. А если сомневаешься, то держи свои сомнения подальше…
Мы продрогли окончательно, пока тыкались, как слепые щенки, из одного прохода в другой. Руки были липкие от противной слизи, голова кружилась. Я чуть не задохнулся от приступа клаустрофобии, когда коснулся головой потолка! Высек пламя – так и есть, проход сужался, потолок – шершавый, бугристый – съезжал по наклонной. А впереди все та же тьма. И это еще не весь ужас – земля посыпалась за шиворот! Я ахнул, попятился, отдавив носки Коровичу. Только под обвалом мы еще не были…
Но потолок остался на месте, осыпалось немного земли, на том и кончилась катастрофа.
– Анекдот почему-то вспомнился… – немного заикаясь, проговорил Корович. – Обрушился потолок Мавзолея, под развалинами обнаружен труп, личность выясняется… Это предупреждение, Михаил. Не надо сюда соваться, давай искать обходной путь…
Еще немного, и мы бы стали отъявленными мистиками. Не скажу точно, как долго мы еще бродили. Проходы в земле то сужались, то расширялись. То проваливались еще ниже, то начинали карабкаться вверх. И вдруг впереди что-то слабо забрезжило! Мы чуть не завопили от радости – как мало надо человеку для счастья! Еще недавно, бегая под градом пуль, мы и представить не могли, какие мы счастливые люди! Мы бежали сломя голову, как мотыльки на свет… но радость оказалась недолгой. Все бы ничего, но блики были красновато-оранжевые. Свет солнечного дня обычно не такой. Пришлось умерить радость, вспомнить про оружие. Мерцало уже за поворотом. Я присел на колено, осторожно высунулся.
– Ну, что там? – подпрыгивал от нетерпения Корович.
– Факел вделан в стену, – отозвался я. – Горит, коптит…
– Всего-то? – разочарованно протянул Корович.
– Не скажи, – возразил я. – Открытие, что ни говори, интересное…
Посторонних звуков отмечено не было. Мы на цыпочках проследовали мимо вдавленного в трещину факела – короткой жерди с намотанной на нее паклей. Пламя подрагивало – тянуло сквозняком, коптящая пакля распространяла неприятный запах. Шагов через двадцать за очередным поворотом мы обнаружили еще один «светильник», а буквально следом – здоровую пещеру, стены которой были испещрены наростами, а с высокого потолка свешивался причудливый занавес из минеральных солей и прочих химических веществ.
Мы стояли у входа в пещеру, немного разочарованные, немного заинтригованные. Пахло неприятно, если не сказать большего. Но открытие и вправду было небезынтересным. В углу пещеры валялась груда полуистлевшего тряпья, стояли несколько деревянных чурбанов, примитивная глиняная посуда, свалка никчемного железа (я бы всю гору не отдал за один автомат Калашникова). Тут же лежал сушняк – его сложили аккуратнее, чем «необходимые» бытовые вещи. Было что-то еще – отдаленно напоминающее шкаф, кровать, но нас привлекло не это. Напротив входа у дальней стены горел костер в выдолбленной в полу ямке! В пещере не было живых существ. Костер, факел на стене – и ни одной души. Мы подошли поближе – костер притягивал, он не мог не притягивать. Мы так замерзли, что уже практически ничего не соображали. Очевидно, в нише в районе пола имелось отверстие для отвода дыма. Запах гари в пещере не чувствовался, пламя прогибалось, продукты горения вытягивались куда-то наружу.
Мы сидели на корточках перед костром, грелись, наслаждались. Тепло текло по организму, мы чувствовали эйфорию, блаженство…
И, конечно же, проворонили возвращение «квартиросъемщика»! За спиной раздался шорох, мы резко повернулись и чуть не попадали в костер. Лишившись дара речи, смотрели выпученными глазами…
Перед нами мерцала невнятная глыба. Она покачивалась, кряхтела, издавала носоглоткой утробные храпящие звуки. Из глыбы карикатурно вырисовывались руки – толстые, длинные, непропорциональные, торчали искривленные ноги-тумбы (в кавалерии глыба служила?), на которых все это недоразумение непонятно как держалось. Да еще сомнительное дрожащее освещение, усиливающее эффект… Сердце бешено стучало, во рту пересохло. Пальцы нащупали затворную раму лежащего рядом автомата. Клацнул затвор: Корович собрался стрелять. Что-то щелкнуло у меня под темечком.
– Подожди, не стреляй…
Глыба выплывала на свет – тяжело, неповоротливо. Дыхание перехватило. А почему, собственно… не стрелять? Возможно, много лет назад это был человек. Хотя, возможно, и не был. Людей с такими параметрами я не встречал – хотя повидал в жизни немало интересного. Высотой за два метра, невзирая на сутулость, впечатляющий разворот плеч, мощные узловатые руки с такими кулаками, что у некоторых взрослых двуногих и головы поменьше. Ноги, как у слона, обмотанные непонятно чем. Одето в многослойные лохмотья. Но наибольшее впечатление производила физиономия. Неандерталец нервно курит в сторонке. Непомерно вытянутая челюсть, под которой очень удобно прятаться от непогоды, скулы, торчащие, как крылья, мощные надбровные дуги, а над ними нависающие лобные кости – из-за чего лицо казалось склеенным из двух неподходящих половинок. Глаз почти не видно – упрятаны в глазных впадинах, только черные круги. Лицо в буграх, шрамах. И все это великолепие венчала прическа – слипшиеся седые патлы, похожие на весенние сосульки.
