Гарольд Роббинс - Надгробие Дэнни Фишеру
Прозвучал гонг, и я устремился в центр ринга, чувствуя необыкновенную легкость и уверенность. Действительно, волноваться больше было не о чем.
Прямым левой я прощупал итальянца, чтобы посмотреть, чем он дышит. Он был очень скован и реагировал с большим опозданием. Чисто автоматически я нанес ему удар правой, найдя в его неуверенной защите брешь. Парень отступил и испуганно закрылся перчатками. Я подскочил к нему, чтобы нанести завершающий удар. Толпа неистово заревела, предчувствуя быструю развязку. И тут я вспомнил… Внутренний голос, почему-то похожий на рык Филдса, властно скомандовал мне: «Нельзя! Ты должен проиграть!»
С сожалением я позволил ему войти в клинч, захватить мои руки. Пришлось несколько раз ударить его по корпусу, но легонько, так, чтобы у него было время прийти в себя. Потом я оттолкнул его и до конца раунда продержал на дистанции, чтобы ненароком не задеть.
Когда я вернулся в свой угол, Спритцер обрушил на меня град упреков:
— Он был уже твой, почему не развил атаку?
— Показалось, что он заманивает меня, — неуклюже ответил я, а про себя решил, что буду осторожнее, ведь Спритцер достаточно опытен, чтобы раскусить мои уловки.
— Заткнись! — рявкнул он. — Береги дыхание!
Удар гонга возвестил о начале второго раунда.
Гарделла осторожно вышел из своего угла и замаячил на почтительном расстоянии. Я озадаченно поглядывал на него: как он собирается выиграть бой? Не думает же он, что я сам себя нокаутирую? Приблизился, пытаясь вовлечь его в обмен ударами. Он отпрыгнул в сторону. Оказывается, иногда проиграть бой гораздо труднее, чем выиграть.
К огромному неудовольствию публики, мы благополучно дотанцевали второй раунд и разошлись по своим углам. Пытаясь напустить на себя усталый вид, я сел на стул и прикрыл глаза, чтобы не видеть тренера.
— Какого черта! — шипел над ухом Спритцер. — Атакуй! Не давай ему уходить от боя! У него уже полные штаны, он прячется по углам.
При звуке гонга мы ринулись друг на друга. Гарделла, наконец, понял, что в боксе надо работать не только ногами, но и руками. Впрочем, головой он все равно работать не хотел и не мог, потому что нападал бестолково. Это был откровенно слабый боксер, проигрывать такому было попросту обидно. Я на мгновение опустил руки и получил два ощутимых удара по корпусу. Пора было кончать эту бодягу, но так, чтобы никто не заподозрил подвоха. Я намеренно медленно, размашисто ударил его сбоку, он легко парировал и сильно ответил мне в живот. Это все было бы ничего, если бы не его самоуверенная ухмылка. Чтобы проучить его, я сделал несколько резких ударов, — публика радостно охнула. Но он, действительно, обрел уверенность и без труда увернулся от моего следующего удара.
Это начинало меня злить. Я преследовал его танцующую фигуру, пренебрегая его редкими встречными выпадами. «Стукну его разок, — думал я, — чтобы научить уважать соперника, а потом пусть выигрывает». Вдруг словно бомба взорвалась у моей головы, и я упал на колени. Попытался подняться, но получил еще один сильнейший удар снизу — уже после команды «брэк». Только теперь судья оттолкнул Гарделлу и начал счет. Все против меня!
Я помотал головой, отгоняя противный дурман. Потом принялся считать вместе с рефери. Семь! Я уже вполне справился и мог продолжать бой. Восемь! А зачем! Все равно проигрывать. Девять!
Судья уже начал поднимать руку, чтобы объявить нокаут, и тут какая-то невидимая пружина подбросила меня. «Какого черта я подскочил? — пронеслось в голове. — Идиот, надо было лежать!» Но рефери уже обтирал мои перчатки о свою манишку, заглядывая мне в глаза. Он отошел в сторону, и Гарделла вновь бросился на меня, чтобы завершить дело. Но в этот момент раздался гонг. Закончился третий раунд.
Я тяжело опустился на стул. Сейчас мне больше всего на свете хотелось, чтобы Спритцер заткнулся, так как он никак не давал мне успокоиться и сосредоточиться. И вдруг его слова дошли до моего сознания:
— Ты что, Дэнни? Так и хочешь всю жизнь оставаться ничтожеством? Позволишь, чтобы все, кому не лень, вытирали о тебя ноги? Ты можешь победить этого парня. Соберись и сделай это — ты будешь тогда человеком, а не слизняком!
Я исподлобья посмотрел в противоположный угол. Гарделла смеялся, уверенный в своей победе. И тут я взорвался: «Я — пешка? Я — слизняк, ничтожество?» А ведь именно так оно и будет. Уже завтра я буду просто прохожим — без лица, без имени, без будущего…
При звуке гонга я упруго вскочил на ноги и устремился в центр ринга. Гарделла забыл о всякой осторожности и открылся, опустив руки. Он и вправду поверил, что я у него в кармане. Можно было бы рассмеяться. К черту Гарделлу! К черту Филдса! Никаких сделок! Пусть возьмет назад свои вонючие деньги и засунет их себе в задницу! Я почувствовал острую боль — от запястья до локтя. Парень буквально приклеился к моей перчатке. Еще раз. Если ты думал, что разделался со мной, ты, сукин сын, очень-очень рано так подумал.
Так, теперь блокируем твой слабенький удар, и — апперкот правой! Казалось, мой кулак движется в облаке света. Парень вдруг тяжело опустился передо мной на колени, я отступил.
Он упал. Я смотрел на него лежащего. Потом я опустил руки и, подтянув трусы, спокойно направился в свой угол. Спешить мне было некуда. У меня была масса времени. Гарделла отключился до конца вечера. Рефери сделал мне знак рукой, и я вернулся в центр ринга. Он под восторженный рев толпы поднял мою руку. Я был на седьмом небе. Чемпион! Ради этого стоило жить. Чувство победы жило во мне, пока я шел в раздевалку. Вдруг оно покинуло меня, словно выпустили воздух из мяча. Прислонившись к стене, неподалеку от раздевалки стоял Спит. Он улыбался мне той, особенной, улыбкой и чистил ногти своим ножом. Он поднял нож и, показав, как перережет мне горло, исчез в толпе. Я оглянулся, никто не видел нашего молчаливого разговора. Я заставил себя спокойно пройти в раздевалку.
Сэм уже был здесь.
— Я знал, ты сделаешь это! — закричал он, увидев меня. — Еще со школы, с того первого раза знал!
Я тупо посмотрел на него. Единственное, чего я сейчас хотел, — это смотаться отсюда. Как можно быстрее.
День переезда
17 мая 1934 года
— Доброй ночи, чемпион! — Зеп хлопнул меня по спине и застучал каблуками по лестнице.
Мы повернулись друг к другу. Нелли улыбнулась и обняла меня за шею.
— Первый раз за весь вечер мы остались вдвоем, — прошептала она, — а ты не хочешь меня поцеловать…
Я наклонился к ней, но только наши губы встретились, наверху раздался какой-то шум. Я выпрямился и напряженно прислушался.
— Что-нибудь не так, Дэнни? — спросила она с участием.
— Все в порядке, Нелли, — выдавил я улыбку.
— Тогда почему ты дергаешься? — Она снова потянулась ко мне. — Так ты не собираешься меня целовать?
— Я слишком возбужден, — прозвучал мой неловкий ответ. Не мог же я рассказать ей о том, что меня беспокоило.
— Слишком возбужден, чтобы поцеловать меня? — рассмеялась она.
Моя попытка ответить на ее смех была безуспешной, поэтому я просто поцеловал ее. Она радостно откинула голову.
— Теперь тебе лучше, Дэнни?
Да, мне было теперь легче. На минуту я позабыл обо всем на свете.
— А теперь, Дэнни, можешь идти домой и ложиться в постель. Ты все время нервничаешь: наверное, и вправду очень устал.
Она опять была права: весь вечер я был как на иголках. В ресторане, куда нас затащил Сэм, я вздрагивал от каждого шага за спиной, едва мог есть. Но мне показалось, что этого никто не заметил.
— Ничего страшного, Нелли, — откликнулся я быстро. — Самое главное, не забывай, что я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, что бы ни случилось, — ответила она, подставила щеку для поцелуя и пожелала мне спокойной ночи.
— Спокойной ночи, милая.
Она поднялась по лестнице, я вышел на улицу.
Через несколько шагов я ощутил, что за мной следят. Остановился, оглянулся. Никого. Вновь двинулся вперед, лопатками чувствуя чей-то взгляд. Под фонарем глянул на часы. Шел третий час. Вдруг краем глаза заметил какое-то движение в тени. Резко обернулся, замер, готовый в любой момент убежать.
Из тени под свет фонаря не спеша вышел маленький серый котенок, и я рассмеялся облегченно. Еще немного — и будут грезиться привидения. Пошел дальше.
Огни Деланси-стрит были уже совсем рядом. Я влился в толпу, чувствуя себя здесь в безопасности. Медленно шел я среди людей, и постепенно страх покидал меня.
Мальчишка — продавец газет выкрикивал:
— Утренний выпуск! Спортивные новости!
Я купил газету и развернул последнюю страницу. Моя фотография была в правом верхнем углу. Камера запечатлела меня, когда я стоял над Гарделлой. Гордость переполнила меня, я представил, как все эти люди, что проходили сейчас мимо, будут приветствовать меня — нового чемпиона. Я представил, как изменятся их лица, если они узнают, что я — Дэнни Фишер.
