Петр Катериничев - Иллюзия отражения
А девушку уже колотила дрожь.
– Как зябко... – прошептала она. – Так у меня бывало уже несколько раз здесь. И еще – я не могу спать. Совсем. Наверное, это пройдет?
– В этой жизни проходит все.
– К сожалению? Или – к счастью?
– Жизнь покажет.
Глава 38
«Любая женщина – как камень на ногах...» Даже если этот камень – драгоценный. Стихотворная строчка в данном случае отражала суровую реальность. Итак, Даша Бартенева. Которую нужно спасти от нее самой. Она вкусила «запретного плода» и – налицо все признаки измененного сознания. Но – ничего подобного в Штатах с нею не происходило. Значит, дело не в «колесах»? Девушка с кем-то пообщалась накоротке уже здесь? Возможно, психическое воздействие или кодирование было таковым, что ее заставили забыть сам этот процесс. Возможно, контакт был мимолетным: некто за дружеской или просто приятельской беседой сумел ввести девушку в транс, сделать необходимые установки, да так, что она этого даже не заметила. Дело за малым: остается установить – с кем Даша общалась эту неделю на Саратоне. Расписать дни по минутам.
– Жизнь покажет, – тихо произнесла Бартенева. – Если продлится.
– Даша, ты с кем-то встречалась здесь? Друзья, знакомые?
– Нет у меня здесь друзей.
– А Вернер?
– Что – Вернер?
– Ты же с ним познакомилась?
– Случаем. Здесь всё – случаем. И люди похожи на бабочек. Я просто проводила время. Как все. Люди здесь его проводят так, будто будут жить вечно. Отдых. Пляжи. Рестораны. Прогулки. Парки. Купания. Казино. Компьютерные игрушки. Паутина. Дискотека. Невзрачный треп с невзрачными знакомыми. С соседями по гостинице. Знаешь, как это называют?.. Необязательные отношения. Необязательная жизнь.
Я пожал плечами:
– Все так живут.
– Может быть. Только каждый из нас ждет в жизни своей чего-то необычайного. Или кого-то.
– Возможно.
– Мое ожидание три первых дня было особенно горьким. Именно потому, что я ждала очарований. А их не было.
– Что изменилось потом?
– Изменилось... – Глаза девушки стали отсутствующими. – Очень даже изменилось. Я... словно путешествовала во времени. И в своих снах.
– Объясни.
– Нечего объяснять. Что происходит в головах девушек? Кто знает?
– А что происходит в твоей?
– Потом мне сообщили о смерти Сони, – произнесла Даша, кажется даже не расслышав моего вопроса. – Два следующих дня я провела как в тумане. Много пила. И – размышляла.
– О чем?
– Ни о чем. О смысле жизни. Знаешь, размышления о смысле жизни вообще люди считают пустым времяпрепровождением. Напрасным.
– Многим приходится заботиться о хлебе насущном.
– Не будь нудным, Дронов! Я тоже не с облака спустилась. И дедушкино наследство не проматывала. Живу на заработанные. И к драгоценностям отношусь как к красивым игрушкам. Не более того.
– Извини.
– А потом мне вдруг стало страшно умереть.
– С чего?
– Да ни с чего. Я же тебе говорю: я жила обычной своей жизнью!
– Кроме путешествий по снам.
– Просто... Просто это наступило вдруг. Как наваждение. И стали появляться странные мысли, желания, образы... Такие, каких раньше не было. Или – все-таки были?
– Чего ты хочешь от меня, Даша?
– Сама не знаю. Мне страшно, но... Я не собираюсь сидеть на месте и ждать, пока кто-то или что-то заставит меня умереть. Спрыгнуть с балкона, броситься под колеса автомобиля, вскрыть вены... Я решила расследовать все. Сама. Но...
– Но?
– В том-то и дело... Вот уже две ночи меня... Короче – мне страшно. Но это не такой страх, какой бывал под бомбежками или под обстрелами... Там все было реально, и я почему-то знала, что я – не умру, потому что... Потому что я не участвовала там ни в чем, просто собирала материал по заданию телеканала, и все. А здесь... У меня такое чувство, будто вокруг идет нескончаемый маскарад или карнавал, и все носят маски, и я давно уже перестала различать, какие они – добрые, лукавые или злые... И уж подавно – понимать, что скрывается за каждой из них.
Я помотал головой:
– И я не понимаю!
– Чего?
– Почему ты решила обратиться ко мне?
– Я же тебе говорила: мне про тебя рассказывал Вернер.
– Почему ты не обратилась к самому Вернеру?
– Ты знаешь, он показался мне... изломанным.
– А я? Нет?
– Ты словно нездешний! Да ты нездешний и есть! Ты русский из России, понимаешь?
– Нет.
– В России никто и ни от кого не ждет помощи. Ни от властей, ни от милиции, ни от докторов, ни от адвокатов, ни от страховых обществ – ни от кого! Помнишь трагедию в Швейцарии?
– Напомни.
– Там фуникулер застрял в туннеле. И – начался пожар. Европейцы дисциплинированно ждали спасателей. Потому что такова была инструкция. Потому что им это пообещали – по трансляции. Потому что они исправно платили налоги и имели право на помощь! Русские были в одном вагоне. Они ничего ни от кого не ждали. Выбили стекла, выбрались из вагона и ушли сквозь огонь. Они спаслись. Остальные задохнулись в дыму. Все до одного.
Ты понял, Дронов? Вы всегда спасаетесь сами. Потому что знаете: сам себя не вытащишь, хоть за волосы – пропадешь! И все притом – верите в чудо! Не в аттракцион, не в карнавал, не в блесточную феерию – в чудо! Наверное, у меня э т о тоже есть – я же русская, но... притупилось, что ли.
Девушка поискала глазами по столу, махнула рукой, открыла сумочку, достала пачку сигарет, прикурила от изящной золотой зажигалки.
– Вообще-то я не курю постоянно. Только когда волнуюсь или переживаю. Так вот, я узнала, что ты присутствовал вчера... при самоубийстве Арбаевой. Я разговаривала с Иваном Саввичем Савиным сегодня днем... Знаешь, что он сказал? После всего, что произошло? «Кому-то очень не повезло, что Дрон был при этом. Он раскроет это дело». Я спросила: «Почему?» Он ответил: «Он умен и отважен». Ивана Саввича я знаю несколько лет. Он скуп на похвалы. Теперь ты понял, почему я обратилась именно к тебе?
– Да.
– Тебя подставили. И со мною уже две ночи происходит непонятно что. Давай объединим наши усилия. Я не буду тебе обузой: бывала в переделках: и в Афганистане, и в Ираке, и в Израиле. Мы найдем тех, кто все это затеял.
Я отрицательно покачал головой:
– Нет.
– Нет? Почему?! Мне что, сидеть здесь и ждать, пока меня поманит «белое безмолвие»?!
– Не поманит. Я действительно был рядом с Алиной Арбаевой. Ее гибели предшествовал телефонный звонок.
– И что это означает?
– Скорее всего, тебя кодировали на самоубийство. Как и остальных.
– Как это – кодировали? Нет, я видела всякие фильмы, но ведь это же не кино! Ни к каким врачам я не обращалась ни на Саратоне, ни здесь, даже к дантистам! Как это могли сделать?
– Я не знаю. Пока не знаю.
– И что же мне делать?
– Запрись в номере, никому не открывай, ни с кем не разговаривай через дверь, не снимай телефонные трубки, не принимай никаких сообщений по Интернету.
– Может, мне лучше совсем умереть? Сразу?
– Не спеши. Дождись меня, ладно?
– Я поеду с тобой.
– Нет.
– Как я поняла, быть рядом с тобой мне не более опасно, чем сидеть запертой в номере, так?
– Дело не в опасности. Мне нужно встретиться с... одним человеком. Мне этот человек доверяет. Надеюсь, что доверяет. При тебе он ни о чем говорить не будет. Так нужно. Дождись меня. Хорошо?
– А в ресторане мне можно еще побыть?..
Я пожал плечами, огляделся вокруг: спокойная и фешенебельная публика, вышколенные официанты, пряно пахнущие живые растения, легкий ветерок, струящийся через приоткрытую дверь, – этот один из двух ресторанов отеля был без кондиционера, как бы на открытом воздухе. Покой и благолепие.
– Ладно, – вздохнула девушка. – Иди. Только не пропадай.
И что я мог ей ответить? Девушка переложила свой страх и свою ответственность за собственную жизнь на меня. Но защитить ее от всех и любых напастей я не мог. Да и... Любой из нас двоих может прожить еще долго-долго. А может погибнуть через минуту. Как и любой из сидящих в этом зале. Но девушку я понимал. Ибо ничто так не отравляет жизнь, как неизвестность. Особенно если ждешь ночи, которой боишься и которую можешь не пережить.
Глава 39
Из ресторана я вышел в душноватую ночь. Прошагал с полквартала, проскочил маленькую улочку, вошел в китайский ресторанчик, проскользнул через кухню в крохотный дворик, увидел маленькую китаянку, помахал ей дружески, она улыбнулась. Я подошел к ней, спросил, кивнув на велосипед:
– Это ваша машина?
– Да.
– Вы не против, если я ее куплю?
– Я... – Китаянка еще подбирала слова, чтобы отказать мне с присущей этому народу витиеватой вежливостью, но я уже протягивал девушке сумму, по меньшей мере вдвое превышающую стоимость ее технического чуда.
– О, здесь слишком много... – опустив глаза, произнесла она.
– На сдачу вы меня покормите уткой по-пекински, договорились? И напоите чаем. Когда я вернусь. – Произнеся всю эту длинную тираду, я церемонно поклонился девушке. Ей ничего не оставалось, как ответить мне столь же вежливым поклоном.
