Алексей Рыбин - Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»
Тусклый этим утром тоже страдал от недосыпа. Ему и Барону лечь сегодня вообще не пришлось. После того как они расстались с фэбээровцем возле управления, Михаил позвонил Мясницкому. Тот снова потребовал немедленной встречи.
На этот раз она состоялась дома у шефа, но сэр Джошуа опять здесь присутствовал. У Михаила в процессе беседы создалось впечатление, что его рассказ нужен был не Мясницкому, а большей частью ему. Сэр Джошуа молча ходил из угла в угол, потом начал звонить по телефону. Говорил тихо, комкая слова, так что смысл разговора был почти непонятен окружающим. Но, судя по всему, на том конце провода его понимали. Во всяком случае, на лице американца после последнего звонка мелькнуло что-то вроде удовлетворения.
Затем он и Мясницкий на короткое время вышли в другую комнату, оставив Михаила и Барона — Игнатьева наедине. Вернувшись, заметно повеселев, Мясницкий выдал новые указания — забрать ранним утром Джонни.
— Я все устроил. Вам его отдадут. Внесете залог, заберете и делайте с ним что хотите. Но чтобы все было чисто. И, Миша, помни: время. Нужно это дело закрывать, как говорится. Так, Барон?
— Сделаем, шеф, не беспокойтесь.
— Ну тогда извольте с нами отужинать, а потом — в ФБР, товарищи, в ФБР…
— …Вот что, Миша, — сказал Сергей Львович за ужином, накрытым в столовой, отделанной дубовыми панелями, — дело это приобретает несколько иной оборот. Но ты свою часть работы должен довести до конца. Я тебя не буду сейчас загружать лишней информацией, но держи меня в курсе всех происходящих событий. Должен отчитываться в каждой мелочи. Запоминай каждое сказанное тебе слово, каждый взгляд. Это очень важно. Потом, разумеется, я все объясню. И, если что, не бойся, ты не один. А в остальном, — Сергей Львович вернулся к деловому, ровному тону, — все остается по-прежнему. В смысле денег. Возникнут осложнения — оговорим вашу с Бароном премию за риск. Но я надеюсь, до этого не дойдет, рисковать не придется.
Ушли они от Мясницкого под утро. Сергей Львович не страдал манией здорового образа жизни, а сохранил в Америке свои старые русские привычки — не брезговал выпивкой и ложился порой в часы, когда добропорядочные американцы выходили из соседних домов для утренней пробежки. Сразу поехали в синагогу, указанную Мясницким, там их встретил какой-то подозрительный тип, которого раньше Михаил не встречал. Раввин не раввин, пейсатый, а морда русопятская, хитрая. Помчались с ним в управление, где, к удивлению Михаила, задержанного выдали пейсатому псевдораввину без проволочек.
— Куда мы едем, парни? — спросил Джонни с заднего сиденья.
Николай, как отрекомендовал себя служитель церкви, тут же отвалил, предоставив Барону и Тусклому пользоваться освобожденным наркоманом по своему усмотрению.
— Здесь задаем вопросы мы. Понял, гнида? — утомленно отозвался следователь Игнатьев. Михаил усмехнулся. Как же он не догадался сразу? Закваска ментовская в Бароне сидит. Знакомые интонации проскакивают — аж мурашки по коже.
— Какие у тебя, мальчик, дела с ментами?
— Какие такие дела? Схватили, в кутузку бросили, а у меня — дела?
— Мели, мели. Если ты — стукач, дело хозяйское. Ты же не дурак, сам сделал выбор. Так что ты нам поведаешь, милый друг? — Михаил почувствовал, что Игнатьев начал резвиться, что он находит удовольствие в допросе, в старой своей работе. Ностальгия, куда денешься!..
— О чем? — Джонни сделал непонимающее лицо.
— О приятеле своем, Кеше Гриценко.
— А что я могу о нем поведать?
— Ну, неужели нечего?
Михаил ударил по тормозам — из-за поворота неожиданно выскочил «трэк» — небольшой фордовский грузовичок, похожий на открытый пикап, только значительно более вместительный и объемный. Кузов «трэка» был буквально набит орущими, размахивающими руками черномазыми подростками в немыслимых ярких нарядах.
Игнатьев профессионально отработанным движением схватил Джонни на плечи, крепко зафиксировав его на месте, и лишь потом стал вглядываться в неожиданно возникшее препятствие, оценивая ситуацию.
— Черт, Тусклый, это же… — Он не успел договорить. Кто-то метнул с кузова «трэка» кусок металлической трубы, который, вертясь в воздухе пропеллером, врезался в лобовое стекло их машины, рассекая его на тысячи мелких кусочков.
— Пригнись! — успел крикнуть Барон Михаилу.
На машину обрушился град камней.
— Сидеть, сука? — крикнул он Джонни, — на миг повернувшись к нему, с лицом таким страшным, что предупреждения были излишни. В руке у него словно дам собой возник полицейский револьвер с коротким стволом. Барон, согнувшись пополам, толкнул дверцу машины и выкатился на мазутный лоснящийся асфальт.
Место, где они встали, было совершенно безлюдным — дебри Бруклина, разбросанные там и сям заброшенные кирпичные дома, кусты по сторонам дороги, линия сабвея, которая здесь шла поверху, как привычные русские электрички. Участок этот был продан и предназначен под застройку жилыми многоквартирными домами.
Строительство еще не началось, а старые хозяева уже исчезли — в любом городе такие места становятся плацдармами для разборок, временными пристанищами бомжей, алкоголиков и других неприятных личностей.
Обстрел машины прекратился так же неожиданно, как и начался, будто по команде. Черные парни — их было человек десять — спрыгнули с грузовика и медленно, вразвалочку, кто пританцовывая, кто шаркая ногами — обычная во всех, наверное, странах, манера приближения банды к выбранной жертве, — направились к машине. В руках у ребят были железные трубы, бейсбольные биты, клюшки для гольфа, спрятанные до поры в кузове.
Барклай шел впереди, улыбаясь и предвкушая, какие морды будут у белых засранцев, когда братья начнут их обрабатывать. Никому еще не удавалось безнаказанно оскорбить брата на его территории. Тогда на пляже, проводив их тяжелым взглядом, Барклай рванул к друзьям, рассказал им, что по пляжу бродят русские — наводят свои порядки. Причем русские совершенно неизвестные, он их раньше ни разу не видел. Этого добра и так в Бруклине хватает, а тут еще какие-то ублюдки приперлись. Потом они засекли гадов у старика Мартина. Дальше было делом техники. Проследили их до участка, ребята, которые болтаются в том районе, взялись сообщить в случае, если два русских урода появятся там еще раз, — и не прошло и суток, как они снова объявились на участке. А собрать всю банду было делом двух минут — сегодня никто на ночь домой не расходился. Они славно повеселились на берегу, и вот теперь благодаря помощи братьев, торчавших возле полицейской конторы, они должны отомстить за обиды, которые Барклай получил вчера.
Поравнявшись с машиной, он первым нанес удар по стеклу дверцы, за которым скрючился один из его обидчиков. «Вылезай, свинья!» — крикнул Барклай, размахнувшись тяжелой битой, рассчитывая принять врага в тот момент, когда его голова покажется наружу.
Специфика дела в последние годы научила Михаила тому, чего он избегал на родине, да и до сих пор не любил. Но что делать? Работа есть работа. Пока он сидел пригнувшись под градом камней, рука нашарила в «бардачке» оружие — такой же револьвер, как и у Барона, — «чартер арм андеркавер» — короткоствольный, с пятью патронами в барабане, 38-й калибр, маленькая такая пушечка. Оружие прикрытия. Контакты с молодыми негодяями в данном случае пошли Михаилу на пользу. Он знал, что словесные убеждения в подобных обстоятельствах не действуют, здесь надо брать на испуг, действовать только силой и не щадить врага. Молодая шпана запросто убивает людей и вовсе за пустяк. Они подзаряжаются друг от друга наглостью, молодецким задором. Каждый стремится показать, что он круче все остальных. Но в то же время такую небольшую банду можно подавить психологически. Убедить ее, что ты, даже если выходишь против них в одиночку, не боишься, потому что сильней их всех вместе взятых.
«Бог сотворил людей, а полковник Кольт сделал их равными», — вспомнил он американскую поговорку и, пнув ногой дверцу машины, выстрелил в цветное пятно широкой рубахи, колышущейся перед носом.
Михаил не хотел никого убивать и старался не попасть Парню в живот — его бы разорвало пополам, но все же Михаилу показалось, что пуля 38-го калибра вырвала у того руку с корнем. Конечно, это было не так, но плечо его разлетелось кровавыми брызгами. Бейсбольная бита выпала на асфальт. Рука неестественно дернулась, завернулась назад, за спину, словно ее кто-то выкручивал, и чернокожий боец с воем рухнул на бок. В ту же секунду раздались частые выстрелы с другой стороны машины — Барон, откатившись на обочину и увеличив зону поражения, начал палить в гущу небольшой толпы, выбирая самые крупные мишени.
Все кончилось очень быстро. Нападавшие, не ожидая столь мощного сопротивления, попятились. Надо было отдать должное организации банды — паника не охватила ее членов, видимо, они уже бывали в подобных передрягах. Раненых стали оттаскивать к грузовику. Только один — тот, кого подстрелил Михаил, — продолжал выть рядом с машиной. Слишком далеко он оторвался от остальных. Хотел быть первым — и стал…
