Андрей Воронин - Ночной дозор
— Поговаривают, что ты много денег из оборота дернул.
— Так поговаривают или дернул? — нервно рассмеялся Петров.
— Я и спрашиваю.
— Разве это много — два лимона?
Короедов криво усмехнулся:
— А почему мне не сказал?
— Знал, что ты сам узнаешь, — и мужчины рассмеялись.
Но рассмеялись невесело, словно между ними пробежала черная кошка.
— Я на общие деньги не претендую. Те деньги мои, они с портом не связаны, я их из своей доли взял.
— Я и не говорю, что ты не имел права этого делать, но все-таки — это симптом по-научному. Значит, очко играет, раз деньги прячешь.
— Да, Федор Павлович, и у тебя играет, раз моей бухгалтерией интересоваться начал.
— Конечно играет! Тут мы с тобой солидарны. И у меня странная мысль появилась: чем больше на нас наезжают, тем ближе и роднее мы с тобою, брат, становимся.
— Может, оно и к лучшему, а то мне уже показалось, что скоро наше дело развалится и кто-то в нем захочет стать первым.
— Общий враг объединяет.
— Так ты хочешь сказать, мы на него еще и молиться должны?
— Молиться не обязательно, но вот памятник ему нужно поставить. За это и выпьем — за памятник на могиле Малютина.
Петров радостно потер руки и ощутил при этом, какими сухими стали его ладони, сухими и горячими. Он разлил остатки виски, расплескивая его через края рюмок. Никогда еще спиртное не казалось ему таким желанным и притягательным. Хотелось напиться в дым, чтобы забыть обо всем, чтобы тепло и вялость растеклись по всему телу, чтобы казалось, будто лежишь под ярким южным солнцем на раскаленном песке, а у ног плещется море. Можно подняться, окунуться в прохладную воду, но ты сознательно оттягиваешь этот вожделенный момент. Мужчины блаженствовали, предвкушая скорую месть. Монотонно бубнило радио.
Диктор спокойным голосом сообщил, что в Чечне боевиками похищена группа английских кинодокументалистов — Они думаю г, в нашей реальности можно существовать нормальным людям, — ухмыльнулся Короедов.
— Наших журналистов реже похищают, потому как знают, что взять с них нечего — бедны, словно крысы.
— Вот уж воистину, что русскому здорово, то немцу смерть, — напомнил свою любимую пословицу Короедов.
Глава 8
Прижавшись друг к другу плечами, женщины устроились под окошком, которое смотрело на серую, поросшую мхом скалу. Между скалой и дорожкой был узкий проход, метра полтора, не более, но человек и лошадь могли пройти.
— Что они собираются с нами делать? — спросила Фиона.
— Думаю, будут продавать.
— Зачем они убили Давида? — путая русские и английские слова, спросила англичанка.
— Его звали Дэвид?
— Да, Дэвид. Дэвид Смит.
«А я и знала, — подумала Катя, — он же не представился».
— Как ты думаешь, где сейчас Оливер?
— Не знаю, — сказала Катя, — куда-нибудь повыше в горы завезли.
«Может быть, ему еще хуже, чем нам», — она это только подумала, но расстраивать Фиону не стала, поэтому мысль осталась невысказанной.
Через час, а может быть, больше, дверь скрипнула.
Появилась женщина и прямо возле двери на землю поставила помятую алюминиевую кастрюлю, на крышке которой лежал кусок лепешки, затем пальцем показала на свой рот. Вся эта короткая сцена прошла, как в немом кино, чеченка не произнесла ни звука, а ее лицо осталось непроницаемым, словно было выточено из грубого камня.
— Погодите, погодите! — торопливо вскакивая со своего места, обратилась к ней Катя.
Чеченка испуганно шарахнулась, а огромный косматый пес зло зарычал и поскреб когтями по земле, ощетинился, пасть оскалилась, сверкнули огромные желтые клыки, глаза его налились кровью. Чеченка отпрянула от двери и мгновенно ее закрыла. Катя даже зажмурилась, так быстро все произошло.
— Сколько они нас будут держать взаперти? — спросила со страхом Фиона.
— Не знаю… Может, день, может, неделю, а может, месяц, пока за нас не заплатят деньги.
— Кто?
Катя передернула плечами и, подняв перед собой связанные руки, ладонью погладила Фиону по плечу. Через час появился один из похитителей и большим кинжалом разрезал женщинам веревки на руках.
— Надо есть, — сказал он и прикоснулся ногой к алюминиевой кастрюле, стоявшей на земле. — Надо есть, а то умирать быстро.
— Почему умирать?
— Надо есть. Не разговаривай, женщина, — сказал чеченец, оглядывая Катю с ног до головы так, как оглядывают лошадь или автомобиль, которые нравятся, но пока еще не по карману.
Когда деревянная дверь опять со скрипом закрылась и в нее стукнуло бревно. Катя взяла в руки кастрюлю, в которой что-то плескалось, и аккуратно понесла к окошку — к тому тусклому квадрату света, что лежал на глиняном полу.
— Иди сюда, — Катя позвала Фиону.
Та покачала головой, и по движению плеч Ершова догадалась, что англичанка снова плачет.
— Надо поесть, — сказала Катя.
— Не могу.
— Надо поесть, — повторила Ершова и разломила лепешку надвое. — Возьми.
В алюминиевой кастрюле плескалось некое варево, похожее на овощной суп.
— Как есть без ложки?
Ершова поставила кастрюлю, села на доску рядом с Фионой и откусила кусок лепешки. Англичанка продолжала плакать. Ее плач начал Катю раздражать. Она понимала, что нельзя терять присутствия духа ни при каких обстоятельствах. Как бы все плохо ни складывалось, надо надеяться на лучшее. Правда, если англичанка могла рассчитывать на то, что ее выкупят, то Ершовой рассчитывать на подобный исход дела не приходилось. "Кто станет меня выкупать?
Каким образом можно совершить сделку? — все это не укладывалось в голове. — Кому они станут звонить?" Ведь бандиты даже не узнали, кто она и зачем появилась в Чечне.
Катя съела половину своей лепешки, оставшуюся часть положила на крышку кастрюли. Обхватила голову руками, закрыла глаза. В полуподвале было сыро и холодно, хотя на улице стояла жара. «Может, пойди к двери, там теплее?»
Вдруг раздался истошный вопль. Фиона вскочила, чуть не ударившись головой о потолок, вспрыгнула на доски и, продолжая визжать, показала на кастрюлю. Огромная крыса с длинным чешуйчатым хвостом подбежала, схватила кусок лепешки и, держа его в зубах, бросилась в темный угол — туда, где стояли бочки.
Катя тоже вскрикнула, слишком уж угрожающей выглядела крыса.
— ч — Не кричи ты! — схватив за плечи и сильно тряхнув англичанку, выкрикнула Катя. — Успокойся, это всего лишь крыса! Понимаешь, крыса, — как сказать слово «крыса» по-английски, она не знала.
— Крыса? — повторила Фиона.
— Да-да, крыса.
— Крыса.., крыса, — бормотала англичанка и беззвучно плакала.
Спуститься на пол она все еще не решалась. И возможно, если бы Катя не стащила ее силой, она так и продолжала бы стоять на досках.
Снаружи послышались мужские голоса. Дверь широко распахнулась.
— Чего кричать? — спросил чеченец.
— Здесь крысы, — сказала Катя.
— А ты на что рассчитывала, что здесь курорт? Крысы, конечно, крысы, — чеченец захлопнул дверь, гогоча и объясняя своим напарникам, из-за чего вопили в подвале женщины. Чеченцы заржали, как кони.
«Сволочь, лепешку стащила!» — безо всякой злобы подумала о голодной крысе Катя.
— Сядь, не бойся, она тебя не съест.
Англичанка понемногу успокоилась.
— Ты что, крыс никогда не видела? Говорят, в Лондоне их видимо-невидимо.
— Нет, никогда. Только по телевизору видела, а живьем — никогда.
— У тебя еще будет возможность познакомиться с этими милыми существами.
Возле бочек что-то зашуршало. Фиона вздрогнула.
— Да сиди ты! — держа англичанку за руку, сказала Катя.
Лишь вечером, когда на улице стемнело, Ершову вывели на допрос, который проходил тут же, во дворе.
— Кому звонить?
Катя тряхнула головой и сказала:
— Не знаю. Денег у меня нет.
— Как это нет? А у твоих родственников?
— У них тоже денег нет.
— Квартира у тебя есть?
— Квартира есть.
— Скажи им, пусть продадут, — чеченцы сидели на толстом бревне. Катя стояла. — Ты скажешь им, чтобы продали квартиру? — подсказал тот, которого называли Айдамиром.
— Как я им скажу?
— По телефону. Номер знаешь?
— Знаю, — ответила Катя.
— Ну, вот и хорошо.
— А что вы с нами собираетесь делать?
Айдамир пожал плечами, посмотрел на второго бандита. Тот осклабился, сверкнул золотым зубом:
— Вас сюда никто не звал, сами приехали. Правильно я говорю?
— Да, правильно.
— Вот видишь! — Айдамир лениво поднялся с бревна и указал на подвал. — Иды, иды. И скажи своей дуре, чтобы она молчала. Ее вопрос пока решается плохо.
— Вы бы нам ложки дали.
— Рукой будешь есть, — сказал чеченец, как-то странно хмыкнув.
Опять холодный подвал, опять шорохи по углам и временами странные вспышки в кромешной тьме.
Это сверкали глаза крыс, ненасытных и наглых. В темноте они ходили совсем близко, почти касались ног, и обе женщины так и не смогли сомкнуть глаз. Они сидели, прижавшись друг к другу. Катя держала в руках обломок доски и иногда ударяла ею по земле. В ответ слышался странный писк, жуткий и пугающий. Фиона была совсем потерянная, она все время дрожала. И чтобы хоть как-то отвлечь коллегу от страшных мыслей. Катя попыталась ее разговорить:
