Андрей Воронин - Ночной дозор
Фиона и Катя вскочили, прижались друг к другу. Фиона зарыдала:
— Нет! Нет! — закричала она. — Нет! Нет, не стреляйте! — она думала, она была уверена, что этой автоматной очередью убили ее друга.
Чеченец подошел, приложил пальцы к сонной артерии уже мертвого водителя и осклабился, а затем захохотал, продолжая извергать грязные ругательства. Женщин выгнали из кустов и, подталкивая прикладами автоматов, заставили забраться в микроавтобус.
Англичанина же затолкали в «Жигули». Что произошло с убитым водителем, ни Оливер, ни Фиона, ни Ершова не знали. Один из чеченцев, водитель КамАЗа с кунгом, остался на месте, а два автомобиля, микроавтобус и «Жигули», взревев моторами, выехали из тени дерева, в которой стояли, и помчались по проселку, поднимая клубы пыли."
— Куда нас везут? — спросила Фиона, испуганно моргая светлыми ресницами.
Катя пожала плечами:
— Нас, скорее всего, украли.
— Зачем украли?
— Украли, чтобы получить деньги, — грустно пояснила Ершова.
Ее до гадка была недалека от истины. Действительно, журналистов захватили люди одного из полевых командиров для того, чтобы получить за них деньги.
Этот бизнес — торговля людьми — является самым прибыльным занятием в изувеченной войной Чечне. Воруют специалистов, милиционеров, спецназовцев, солдат — всех, за кого потом можно получить деньги. За каждую голову, за каждую живую душу требуют деньги либо с родственников, если таковые есть, либо с властей. Естественно, подобное занятие очень опасно, но чем еще заниматься вооруженным до зубов людям, которые за годы войны полностью разучились работать? Похитить человека — самое простое дело, к тому же приносит немалую прибыль.
За англичан, как считал полевой командир Хасан, чьи люди и похитили журналистов, деньги можно сорвать немалые. Похищение русской журналистки в планы бандитов не входило. Но если уж рыба попала в сеть, то не выпускать же ее! Да и свидетели, разгуливающие на свободе, чеченцам были ни к чему. А журналистка, как понимали бандиты, только выпусти ее, все расскажет. Похищение, причем, удачное, требовало скрытности, и до поры до времени о нем лучше молчать. Надо все взвесить, прикинуть, и в зависимости от шума, который поднимется, когда станет известно, что журналисты исчезли, можно решить, какую сумму требовать за похищенных людей.
Убийство водителя в планы чеченцев тоже не входило.
Но англичанин, по убеждению бандитов, в своей смерти был виноват сам. Не надо было ему тайком звонить, не стоило хвататься за телефон. Ведь к похищенным отнеслись нормально, даже позволили справить свою нужду. А он, этакий хитрец, принялся названивать, вот и получил две пули в грудь, одну — в голову. Так что сам виноват.
Чеченцы в микроавтобусе зло переговаривались друг с другом, обсуждая происшедшее. Ни англичанка, ни Катя Ершова из разговора ничего не понимали. Голоса звучали гортанно.
«Куда же нас везут? — думала Катя. — Как же запомнить дорогу? Хотя, черт его знает, пригодится мне эта информация или нет?»
Она пыталась следить за пейзажами. Дорога виляла, петляла, поднимаясь в горы. Проезжали какие-то селения, причем проезжали быстро.
На развилке в горах две машины остановились. Два чеченца выбрались из «Жигулей», один — из микроавтобуса. Втроем, стоя на обочине, они принялись, активно жестикулируя, что-то обсуждать. Затем в руках одного из бандитов появилась рация с коротким отростком антенны, и он, продолжая так же активно жестикулировать левой рукой, принялся кричать в микрофон.
Когда разговор закончился, чеченец, осклабившись и вновь сверкнув золотым зубом, указал на ту дорогу, которая уходила влево. Женщин связали, на головы надели холщовые мешки.
Связали и Оливера, втолкнули в машину, на заднее сиденье. У него на голове тоже оказался грязный, отдающий овечьей мочой полотняный мешок.
Машины, посигналив друг другу, разъехались каждая по своей дороге. Однако ни Катя, ни Фиона этого уже не видели.
Через час, может быть чуть больше, автобус остановился, послышалось ржание лошади. Женщин вывели из машины, сняли с голов мешки. Руки не развязывали и указали автоматами, куда надо идти. Впереди двигался чеченец в солнцезащитных очках. Он шел довольно быстро, и Катя с Фионой, еле успевали за ним, спотыкаясь о камни и корни деревьев. Замыкал шествие еще один чеченец. Он сидел на лошади с рацией в руке и двигался за этой странной группой. Когда Катя оглядывалась, пытаясь запомнить дорогу, чеченец, сидящий верхом на лошади, снисходительно ухмылялся:
— Иды, иды, дэвушка. Красивый дэвушка, иды скорей, а то застрелю, — то ли шутя, то ли всерьез выкрикивав чеченец.
Солнце пекло нестерпимо, пот заливал глаза. Связанными руками вытирать лицо было трудно. Ноги от ходьбы по узкой тропе начали гудеть, колени — подгибаться, и Катя боялась, что оступится, покатится вниз по острым серым камням и наверняка расшибется насмерть. Вероятно, о том же думала англичанка. У той слезы из глаз текли и текли, не переставая, спина вздрагивала.
— Успокойся, — подбирая английские слова, и переводя дыхание, говорила Ершова, пытаясь поддержать перепуганную женщину. — С нами ничего не сделают, они нас украли, чтобы заработать.
— Умная? — послышался голос чеченца. — По-английски говоришь? Умная очень? Зачем сюда приезжала, сидела бы дома, кушала, гуляла. Так нет, не сидится!
Копыта лошади звонко цокали подковами по камням, иногда бряцало оружие.
— Отдохнуть надо, — немного осмелев, тихо сказала Катя.
— Иды, иды, отдохнешь там, — и чеченец многозначительно указал ладонью на горы.
Через полчаса и чеченцы, и пленницы добрели до двух строений, стоящих в тени высокой скалы, поросшей кустарником. Строения были жилыми.
Блеяли овцы, лошадь под чеченцем радостно заржала, почувствовав, что скоро сможет отдохнуть. Да и чеченцы-конвоиры повеселели. Они проголодались, а здесь можно было поесть. В городе они чувствовали себя чужими, а здесь, в горах, находились в безопасности, их тут накормят, они смогут отдохнуть, а уж потом займутся делом.
Возле дома появились две женщины и мужчина с седой бородой, в чеченской каракулевой шапке, с автоматом в руках. Чеченцы-бандиты поприветствовали мужчину почтительно и вежливо. О чем-то недолго говорили, мужчина с автоматом в руках согласно кивал, на пленниц даже не глядел, словно это были не люди, а так, две вязанки хвороста. Затем кивнул на то строение, которое находилось поближе к скале.
— Пошли, — пробурчал чеченец.
— Куда вы нас ведете?
— Тебе дело? — сказал мужчина, поглядывая на Катю вожделенным взглядом. — Иды, иды, скоро все узнаешь. И вопросы не задавай, будешь спрашивать — буду бить.
Один вопрос — один удар, — мужчина поднял плеть, лежащую у крыльца, дважды хлопнул ею себя по ноге. — Вот так буду бить, — а затем звонко, со свистом рассекая воздух, щелкнул плетью. — Все понятно? — спросил он.
Катя лишь скрежетнула зубами. Фиона зарыдала, ее плечи затряслись.
— Не скули, — сказал чеченец.
Он открыл низкую деревянную дверь, сколоченную из толстых серых досок.
— Туда иди!
Катя замешкалась, чеченцу пришлось толкнуть ее к ступенькам, ведущим в темное сырое помещение.
— Иды, иды. Не бойся, там только мышь живет и все, больше никого.
— Руки бы развязали!
— Руки тебе развязать? Я тебе развяжу! — и вновь плеть, со свистом разрубив воздух, просвистела над головой.
Катя сжалась и сделала шаг к ступенькам.
— Быстро! — рявкнул чеченец, взмахнув плетью. Катя поняла: сейчас удар обрушится на ее плечи, поэтому безропотно пошла вниз, в темное сырое помещение с низким потолком, на котором поблескивали капли влаги.
В полуподвале пахло сырыми сгнившими овощами.
Сразу Катя ничего не увидела, слишком темно было. Лишь через полминуты она смогла разглядеть маленькое зарешеченное окошко прямо напротив двери. Какие-то огромные бочки, глиняные чаны заполняли этот полуподвал, свободное место оставалось лишь в середине.
Катя зябко поежилась. Фиона продолжала плакать, чеченец, подгоняя ее, щелкнул кнутом, и она, чуть не упав, спустилась в полуподвал, покорно исполнив его приказ.
Толстая деревянная дверь с двумя ярко горящими щелями со скрипом захлопнулась. Чеченец взял небольшое бревно и упер один его конец в дверь, а второй — в крутую ступеньку. Пару раз дернул, проверяя, крепко ли заперта тюрьма. Затем удовлетворенно хмыкнул, поправил автомат, закинув его за спину, и неторопливо, вразвалочку пошел к дому.
— Успокойся, — подойдя к Фионе, ласково сказала Катя.
— Я немного говорю по-русски, — произнесла Фиона, уткнувшись в плечо Кати мокрым от пота и слез лицом.
— Здесь холодно, — сказала Ершова. — Ты говоришь по-русски?
— Да, немного, мало-мало.
— Понятно. Уже легче. А я говорю по-английски. Но что толку в наших знаниях?
