Сергей Зверев - Ненависть и месть
– В чем-то ты прав, Константин Петрович. По моим сведениям, авторитет Саши Порожняка среди своих сильно пошатнулся. Часть его бойцов во главе с Рябым открыто возмущается поведением Порожняка. Но Саше нетрудно погасить конфликт. Одно решительное действие – и Рябой умолкнет. Вот только не берусь предсказывать, что может произойти. Надо быть готовыми ко всему.
– Но у меня с «синими» мир.
– Сегодняшний мир может обернуться завтрашней войной. Рябой надавит на Порожняка, и тот для сохранения авторитета согласится на что угодно. Как тебе такой вариант?
– Не верю. По крайней мере, Порожняк должен предъявить мне что-то. Все остальное будет не по понятиям.
Семенков усмехнулся.
– Понятия – категория эфемерная.
– Ты не прав, Владимир Иванович, – покачал головой Константин. – Если что и сдерживает братву от беспредела, так только понятия. Иначе все давно превратились бы в махновцев или бомбил отмороженных. Те, кто следует воровскому закону, знают, что за свои слова надо отвечать.
– Может быть, – уклончиво ответил Семенков, – но я не уверен, что это относится к Порожняку или Айвазу. После того как ты договорился с ними, у нас проблем не было. Это верно. Но ведь кто-то же разнес автозаправочную станцию Володина. Кто-то увел у Копельмана грузовик. Кто-то отправил на тот свет дружков Саши Порожняка. Кто за все это должен отвечать?
– Не знаю. – Константин тяжело вздохнул. – Не знаю, Владимир Иванович. Что у нас есть на Айваза?
– Пока только результаты наружного наблюдения. Из-за того, что произошло в последнее время, Айваз резко усилил меры предосторожности. Безвылазно сидит в своем загородном особняке. Охрана круглосуточная, ночью на территорию участка выпускают двух доберманов. Я установил наблюдательные посты в лесу, примерно в четырехстах метрах от дома. Это единственное место, где можно укрыть людей. Охрана особняка отслеживает всех, кто появляется в пределах прямой видимости. Проверяют документы, иногда даже избивают.
– Как-то все это на Айваза не похоже, – выслушав рассказ Семенкова, сказал Панфилов. – Он, конечно, никогда не светился, но чтобы вот так забиться в нору, как крыса… И с телефоном, значит, все бесполезно?
– Пока увы. Самого Айваза наши люди несколько раз наблюдали во дворе особняка, но телефонных контактов не зафиксировано. Очевидно, он ведет переговоры из дома.
– Что бы это все могло значить? – Константин посмотрел на часы. – Черт, заговорились мы с тобой, Владимир Иванович. Мне пора. Не хочешь составить компанию?
– Куда?
– На сто первый.
Заметив, что собеседник непонимающе сдвинул брови, Константин пояснил:
– На кладбище. Сегодня Порожняк своих парней хоронит. Или забыл?
– Не забыл и даже одного человека послал на всякий случай. А тебе обязательно туда ехать, Константин Петрович?
– Обязательно. К тому же у меня есть одно соображение, Владимир Иванович.
– Какое?
– Если Айваз не имеет отношения к смерти Шустрика и Ермолая, он тоже появится на кладбище.
– Айваз не самоубийца, зачем ему соваться в пасть волку?
– А я бы на его месте рискнул… Ну что, едешь?
– У меня выбора нет, Константин Петрович. Конечно, еду.
* * *На памяти жителей города Запрудного столь пышные похороны проходили не впервые. Пару лет назад с такой же помпой хоронили людей из группировки авторитета по кличке Чернявый. Потом на погост свезли и самого Чернявого.
На шоссе перед городским кладбищем выстроилась огромная кавалькада машин: сверкающих лаком «Ауди», «Мерседесов», приземистых джипов, новеньких «восьмерок» и «девяток». На «уборку» собралась братва из окрестных районов, а также из первопрестольной. Основная часть братков с венками двинулась к могилам, расположенным рядом с местами последнего упокоения Чернявого и его подельников.
Возле машин остались только охранники. «Кожаные затылки» собрались несколькими группами, покуривая да косо поглядывая в сторону милицейских машин, дежуривших на шоссе для обеспечения порядка.
Панфилов с Семенковым чуть задержались – пришлось заехать в похоронное бюро и выбрать дорогой венок. Когда Константин остановил «Волгу» в самом хвосте длинной вереницы машин, траурная церемония была в самом разгаре.
– Саша, – обратился Константин к своему охраннику, сидевшему справа, – оставайся здесь. Посиди, покури.
– Я не курю, – сказал крепкий розовощекий парень с короткой стрижкой бобриком.
– Тогда музыку послушай. Только громко не включай, а то братва огорчится. Тебя Владимир Иванович заменит.
Семенков кивнул, и охранник остался в машине.
Спустя несколько минут Панфилов, державший в руке венок, и его спутник миновали распахнутые кладбищенские ворота и зашагали по широкой аллее к месту похорон.
У одной из могил возле поворота на правую боковую аллею стояли несколько парней в легких летних куртках, которые внимательно следили за тем, что происходит вокруг.
Заметив двух мужчин с венком, шагающих к месту проведения траурной церемонии, парни решительно преградили им дорогу.
– Куда? – спросил один из охранников, демонстративно отодвинув полу куртки.
Под мышкой у него торчала рукоятка пистолета.
– На уборку, – спокойно сказал Константин, останавливаясь.
– Как фамилия? Ксива есть?
– А, тебе ксива нужна? Владимир Иванович, подержи-ка.
Константин передал венок Семенкову, неторопливо расстегнул пиджак, потом молниеносным движением выхватил из кармана свой «вальтер» и приставил ствол ко лбу охранника. Свободной рукой он вырвал из подмышечной кобуры оцепеневшего парня его оружие.
– Цыц, говнюки, кто дернется, башку продырявлю, – Константин направил пистолет на ближнего. – Ты первым хочешь за Ермолаем на Луну отправиться?
Охранники замерли, глупо вытянув физиономии. Но Константин не стал превращать ситуацию в «непонятку». Он опустил руку с «вальтером», а пистолет охранника таким же неуловимым движением вернул на место.
– Таких, как я, надо знать в лицо. Понял, оголец? А волыной своей кошмарить будешь старых вешалок на толкучке.
Панфилов спрятал «вальтер» в карман пиджака, взял у Семенкова венок и, вежливо отодвинув очумевшего охранника в сторону, весело зашагал по аллее.
– Это Жиган, – негромко сказал один из парней, провожая Панфилова взглядом. – Деловой…
– У, бля, козел, – сплюнул опростоволосившийся боец.
Когда Константин подошел к месту похорон, пожилой батюшка уже закончил читать молитву за души убиенных. Могильщики установили закрытые гробы на специальные механические устройства и стали медленно опускать их в могилы.
– Зырь, Никон, – сказал кто-то в толпе, – какие хреновины придумали.
– Ага, буржуйская штучка. Машинка для опускания деревянных макинтошей.
– Круто у них там, на Западе. У нас так веревками…
– Да, ништяк…
– А мне так по херу, как меня закопают. Хоть так, хоть эдак.
– Не скажи. Порожняк все путем сварганил. Макинтоши дубовые заказал, патлатого притащил с кадилом. Братва тащится, в натуре.
Комья земли посыпались на полированные дубовые крышки гробов. Кто-то из братков бросил в каждую из могил по горсти патронов – семечки для пацанов, чтоб на том свете не скучно было.
Вскоре в толпе наметилось движение. Соратники погибших по очереди подходили к свеженасыпанным могильным холмикам, устанавливали венки, клали цветы. Вскоре подошла и очередь Жигана.
Установив свой венок, он подошел к Саше Порожняку и пожал ему руку.
– Благодарю, Жиган.
– Есть проблемы?
– Не, а че?
– Я слышал, братва волнуется.
– А, – Порожняк вяло махнул рукой, – замнем.
– Ну, смотри… Будь здоров.
Высказав свои соболезнования немногочисленным родственникам погибших, Константин вместе с Семенковым еще на некоторое время задержались у могил.
На могилах росла гора живых цветов. Некоторые, отдав последнюю дань памяти коллег, тут же уходили, но в основном братки дожидались окончания церемонии, чтобы всем вместе вернуться в город и помянуть Ермолая с Шустриком в специально снятом для этого ресторане. После таких пышных похорон Саша Порожняк не мог позволить себе поминки в каком-нибудь третьеразрядном заведении. Поэтому он остановил свой выбор на самом дорогом ресторане города «Маленький принц».
Белокурая подруга Саши Порожняка явно тяготилась пребыванием на похоронах. Пока братва возлагала цветы, девушка отошла в сторону и остановилась возле ограды памятника Чернявому. Надпись на мраморной плите привлекла ее внимание.
Чтобы прочесть ее, подруга Порожняка открыла чугунную калитку и шагнула за ограду. Чуть наклонившись над памятником с портретом, выгравированным на камне рукой мастера, прочитала:
Не забудут друзья,
И запомнят враги…
Следующая строчка посмертной эпитафии была чем-то испачкана. Девушка протянула руку, чтобы протереть ее.
