Сергей Зверев - Ненависть и месть
Услышав столь определенный ответ, Ермолай понял, что некоторое время ему придется остаться в одиночестве. Потянувшись за посудой, он не спеша наполнил рюмку «Смирновской», отложил дымящийся чинарик, соорудил из куска ветчины и огурчика что-то вроде хот-дога, то есть попросту обернул огурец куском мяса, после чего с наслаждением выпил водку и принялся закусывать.
Тем временем Шустрик никак не мог приблизиться к заветной цели. Шаря правой рукой по спине девушки, левой он тщетно пытался расстегнуть ей джинсы.
– Твою мать.
Ругнувшись в очередной раз, он нагнулся, пытаясь определить причину своих неудач.
Девушка выдернула из волос тонкую черепаховую заколку коричневого цвета.
– Тихо, милый, тихо, – приговаривала она, высвобождая и другую руку.
Шустрик был уже готов зубами сорвать ненавистные джинсы с этого теплого, мягкого, вкусно пахнущего тела. Он даже не почувствовал, как на лицо ему легла нежная девичья ладонь.
– Тихо, тихо…
Девушка резким, хорошо заученным движением вогнала своему пылкому поклоннику острую заколку в шею, чуть пониже мочки уха.
По телу Шустрика пробежала короткая судорога, из зажатого ладонью рта не вырвалось ни единого звука.
К тому моменту, когда на заколке, торчавшей из-под уха Шустрика, показалась первая капля крови, он был уже мертв. Тело его обмякло, ноги подкосились, и девушка, аккуратно придерживая труп за голову, уложила его на пол ванной комнаты. Осторожно выдернув из раны орудие убийства, испачканное в крови и в сером мозговом веществе, девушка спокойно открыла кран, обмыла заколку под струей воды и, свернув волосы на затылке, воткнула в них заколку.
Прошло еще несколько минут. Из ванной комнаты слышался только плеск льющейся воды.
Подкуривший Ермолай начал скучать.
– Шустрый, скоро вы там? – крикнул он. – Кончай бараться, а то я сейчас зайду – поперхнешься.
До его слуха донесся скрип открываемой двери.
– Давно бы так. Давай на морде бифсы балуй.
Тихо ступая по затертому полу мягкими кроссовками, девушка вошла в комнату.
К удивлению Ермолая, жаждавшего увидеть поскорей аппетитное женское тело, одежда на этом теле почему-то была представлена в полном комплекте.
К тому же в руках девушка держала сумочку.
– Ты чего? – недоуменно произнес он. – Че, Шустрик херню какую сотворил? Ты не думай, он у меня до утра «Дуньку Кулакову» гонять будет.
Странно улыбаясь, девушка открыла сумочку, вытащила из нее пистолет, взвела курок и направила ствол прямо в лоб Ермолаю.
– Э, ты чего? – криво усмехнулся он, не понимая, что происходит. – Шутки шутить вздумала? Так я…
Он не успел договорить.
Девушка с расстояния в полтора метра влепила ему в голову две пули.
На продавленный диван, уставленный грязной посудой стол и замызганный пол фонтаном разлетелись красно-серые брызги и осколки черепа.
Тело Ермолая медленно сползло с дивана и грузно шлепнулось на пол.
Девушка вытащила из кармана носовой платок, аккуратно протерла им пистолет и бросила оружие под стол. После этого она быстро покинула квартиру.
Один труп лежал на покрытом треснувшей плиткой полу ванной комнаты, и вокруг его головы медленно растекалась лужа крови. В каком-то смысле Шустрику повезло больше, чем Ермолаю: на похоронах он мог хотя бы лежать в открытом гробу. А вот то, что осталось от головы Ермолая, могло напугать даже привычных ко всему патологоанатомов. Пуля, выпущенная с близкого расстояния из «тэтэшки», оставила от черепа лишь несколько осколков да нижнюю челюсть, очень напоминавшую улыбку чеширского кота из сказки про Алису в стране чудес. Оскаленные зубы были, а головы как не бывало.
Милицию вызвал кто-то из соседей, обеспокоенных звуками, напоминавшими выстрелы.
Наряд контрольно-постовой службы к месту происшествия прибыл лишь сорок минут спустя – скрипучий «уазик» заглох на каком-то перекрестке. Лишь долгими и упорными усилиями, с привлечением случайных прохожих автомобиль удалось вернуть к жизни.
Когда старший наряда с пистолетом в руке поднялся по лестнице, он увидел, что дверь в квартиру, о которой сигнализировали жильцы, приоткрыта. Оттуда не доносилось ни единого звука. Старший прижался к стене рядом с дверью, а его подчиненный с лычками младшего сержанта по команде «Вперед!» ворвался в квартиру. Жаль парнишку.
Когда старший наряда, благоразумно выждав несколько мгновений и не услышав треска пистолетных выстрелов, ворвался вовнутрь, его глазам предстала печальная картина. В дверном проеме, перегнувшись пополам, выронив на пол пистолет и держась руками за живот, стоял младший сержант. На его табельный «ПМ» извергались желто-зеленые потоки блевотины.
Глава 14
Когда Александр Кононов открыл глаза, часы на стене номера гостиницы показывали уже начало двенадцатого. Где-то за окном невидимый музыкант наигрывал на скрипке что-то до боли знакомое. Приоткрыв глаза, Кононов стал прислушиваться к мелодии.
«Господи, да это же „Эх, дороги…“. Но я не в России…»
Попытавшись встать, он дернулся и застонал от боли. Запястье его левой руки было приковано наручниками к маленькой деревянной резной ножке в нижней части подголовника кровати. Эта боль вернула Кононова к реальности. Она была суровой и горькой.
– Ну что, Саша, очнулся? – раздался голос охранника.
Соглядатай Кононова полулежал в кресле, вытянув перед собой ноги и прикрывшись сверху тонким одеялом.
– А ты, я смотрю, поспать любишь, – засмеялся он, позевывая. – Я тоже люблю, да вот на службе нельзя.
Кононов пытался повернуться и так и этак, но у него ничего не получалось. Стальная дужка наручников упрямо грызла руку.
Вообще-то охранник ошибся. Кононов никогда не был соней. Он считал сон совершенно непродуктивным занятием, более того – разлагающим человека, парализующим его волю. И тем не менее он проспал почти до полудня.
Все это произошло потому, что накануне, приковав его наручниками к кровати, охранник сделал ему укол. Что было в шприце, Кононов не знал, но сразу после укола он будто провалился в забытье. И вот только сейчас проснулся. В голове шумело, будто с похмелья. Но эта боль была еще терпимой. А вот браслет на руке…
– Я так и буду здесь лежать? – каким-то чужим сиплым голосом спросил Кононов.
– А что, есть другие предложения? – усмехнулся охранник, скидывая с себя одеяло. – Может, кофе в постель подать или девочек заказать? Тех двоих еще не забыл? Они бы не отказались.
Охранник встал с кресла, прошелся по комнате, разминая плечи и потряхивая ногами.
– Мне в туалет надо, – почти простонал Александр.
– Кстати, хорошая мысль. Ты пока поваляйся, а я скоро вернусь. Только без глупостей.
Охранник вытащил из-за спины спрятанный под майкой пистолет и продемонстрировал его Кононову.
– Если что, я в воздух стрелять не буду. Как минимум останешься калекой.
Он зашел в ванную комнату, оставив дверь за собой открытой. Кононов слышал, как льется в унитаз струя, слышал блаженные вздохи и покашливания.
Потом зашумела вода в сливном бачке. После этого охранник стал умываться, шумно фыркая и отдуваясь, прополоскал горло и принялся чистить зубы.
Кое-как сдвинувшись набок и перегнувшись пополам, Кононов свесил голову вниз.
– Черт, – прошептал он одними губами.
О том, чтобы воспользоваться таким удобным моментом и попытаться избавиться от наручников, не могло быть и речи. Форма резной деревянной ножки никак не позволяла надеяться на то, чтобы снять браслет.
Я не буду просить,
Я не буду рыдать.
Ты уходишь, ну что ж,
Расстаемся навеки…
Из ванной доносилось мурлыкающее пение.
От сознания собственного бессилия Кононову захотелось заплакать. Молодой удачливый бизнесмен, который привык ворочать не сотнями тысяч и даже не миллионами, а десятками миллионов долларов, который продавал и покупал политиков, чиновников, военных, кагэбэшников, перед которым трепетали государственные мужи и менее удачливые конкуренты, лежал сейчас здесь, в номере маленькой варшавской гостиницы, прикованный к ножке кровати, обездвиженный, как паралитик.
И даже самое верное оружие, которое всегда позволяло Александру Кононову одерживать победы, – его мозг – было не в состоянии действовать. Его эффективно обезвредили каким-то наркотиком. Для того чтобы восстановить работоспособность мозга, Кононову требуется совсем немного – холодный душ и горячий кофе.
Закрыв глаза, он попытался представить себе – нет, не отдых на Гавайских островах, – а всего лишь маленькую фарфоровую чашку, наполненную дымящимся темным напитком. Она проплывала мимо, к ней почти можно было прикоснуться губами, но…
– Что это тебя так перекосило? – раздался прямо над ухом голос охранника.
Забывшись в своих видениях, Кононов не услышал, как его визави вышел из ванной комнаты.
– Я смотрю, ты что-то вообще закис. Ладно.
