Владимир Колычев - В мире животных
– Я же тебе сказал, на лепень с чертями не катаю!
– Это кто черт? – вскинулся гопник.
– Ты черт! – Я резко встал, стремительно шагнул к нему. И руку вскинул для удара. Но бить не стал.
Рябой испуганно подался назад и затылком стукнулся о стену.
– Ты за базаром следи! – взвыл он.
Второй арестант не вмешивался. Он уже понял, что я не первоход, над которым можно куражиться безответно.
– Чертила ты! Фуфло помойное! – рычал я. – Ты на кого хавло свое раззявил?
Рябой прижухло смотрел на меня, вжав голову в плечи. Сам он против меня не тянул, и на помощь ему никто не спешил. Страшно ему.
Я резко вдруг остыл, вернулся на свое место и небрежно процедил сквозь зубы:
– Баклан!
Гнилозубый стоял у окна, взирая на нас с видом высочайшего арбитра. И с высоты своего положения усмехался, косясь на рябого. Дескать, опустили его, но с ним самим такой номер не пройдет.
– Не отсвечивай! – презрительно и не терпящим возражений тоном бросил я.
И еще дал понять, что в ответ на любое слово с его стороны последует «ответка». Для начала назову его чертом. Это не прозвище, это статус заключенного. «Черт» – это человек, который не следит за собой, опускается до уровня бомжа. Такими и в этих местах брезгуют…
Гнилозубый глянул на меня драным шакалом и подсел к своему дружку. Тот сдал карты, и они оба ушли в игру, делая вид, что ничего не произошло. Стыдно им, но и по голове получить неохота. А вдруг я не только на кулаках могу, вдруг я круто в авторитете?
А ведь я мог дать слабину. Прогнулся бы под этими чертями, подставил им спину, и ездили бы они на мне со свистом. Без штанов бы оставили, как пить дать. Еще бы и под шконку загнали. Таким только дай волю… Но я мужик бывалый, знаю, как себя с такими фуфлоидами вести.
И как с телохранителями Затулина-Орловского вести, я тоже знал и поэтому достойно ответил ударом на удар. Ну, а то, что не смог сладить с этими быками, так против такой силы не устоять. Главное, что я попер против силы…
И к чему все это привело? К тому, что я раскусил Валеру. Он заявился ко мне под фамилией Орловского, но я выявил в нем Затулина и поставил Варвару перед фактом. А она не устояла и раскололась, правда, осталась вся в белом. Я позволил ей остаться в белом. Не захотел чернить ее, поэтому и позволил. И остался в дураках…
Снова меня подставили, поэтому я здесь. Интересно, в чем меня в этот раз обвинят?
А может, и не шьют мне ничего серьезного? Может, обвинят в какой-нибудь чепухе и оставят здесь ночевать, а рябой с гнилозубым подрежут меня ночью во сне? Что, если у них заказ на меня? Вдруг меня не зря к ним в хату зачалили?..
Из этих тягучих и горьких, как сама тоска, размышлений меня вытащил дежурный мент:
– Ромин, давай на выход!
Он отконвоировал меня на второй этаж, в тот самый кабинет, куда меня доставили три года назад в первый день заключения. Только Вадима Толстоногова там не было.
– Капитан Брюшков, – представился сравнительно молодой, но уже такой же лысый, как я, парень. Мощные челюсти неторопливо перетирали жвачку, тяжелый холодный взгляд давил на меня. – Старший оперуполномоченный… Колоться будем, гражданин Ромин?
– Я не орех, расколоться не могу. Разрубить меня можно, а расколоть нельзя…
– Умный, да? – ехидно спросил Брюшков.
Я промолчал. Пусть мент оставит свои прелюдии себе, а мне изложит суть вопроса. Тогда и поговорим.
– Так, ну хорошо, – скривился капитан. – В каких отношениях вы состояли с Дегтяревым Павлом Степановичем?
– В отношениях я состоял только с женщинами, и то не со всеми.
Признаться, мне было не до шуток. Неспроста же разговор зашел про Дегтярева. Паша Деготь уже должен был объявиться в городе. Видимо, объявился, но с большим шорохом…
– Дегтярева знаете? – озлобленно спросил мент.
– А короче можно?
– Я спрашиваю, Дегтярева знаете?
– Я свои права, начальник, знаю. И не надо мне тут уши мылить! Слова тебе не скажу, пока не скажешь, что случилось.
Какое-то время Брюшков пытался продавить меня взглядом, затем бросил передо мной на стол фотографию. Я глянул на нее и обомлел. Деготь лежал с перерезанным горлом, весь в крови. Один глаз закрыт, другой как будто прищурен. Гримаса страха и боли на лице…
– Когда? – спросил я.
– Вчера вечером.
– В какое время?
– Мне кажется, вопросы здесь задаю я! – разозлился капитан.
Но я его уже не боялся. Во-первых, он всего-навсего опер, поэтому, скорее всего, моя вина не установлена. Уголовный розыск всего лишь отрабатывал версию со мной… А какая могла быть версия, если вчера весь вечер я провел с Варварой?
Меня вдруг бросило в жар. Мое алиби могла подтвердить только Варвара. И если она откажется это сделать, мне крышка…
А Дегтя должны были убить, все к этому шло. Он слишком много знал… Его убить, а меня обратно в зону, на этот раз на все пятнадцать лет. А может, и к пожизненному заключению приговорят – рецидив как-никак.
– А я имею право не отвечать, – с озадаченным видом покачал я головой.
– Это вам только так кажется.
– Много воды, капитан. – Я вел себя вызывающе, но при этом ощущал собственную обреченность.
Снова моя жена поучаствовала в моей судьбе. И снова мне светит небо в клеточку…
– Спроси лучше, что я делал и где был во время убийства… Когда Дегтярева убили?
– В районе двадцати вечера, – сказал Брюшков, исподлобья глядя на меня.
– С девятнадцати до двадцати одного часа я находился в машине со своей женой.
Именно этот промежуток времени нужен был оперу. Именно в этот промежуток я целиком зависел от жены…
– Она может это подтвердить?
– Разумеется, – кивнул я, стараясь изобразить непоколебимую уверенность.
– Вообще-то жена – заинтересованный свидетель, – недоверчиво посмотрел на меня Брюшков.
– А это суд пусть разбирается… Да, в начале девятого мы заезжали в магазин. Это в Парамоновке, в тридцати километрах отсюда.
Далеко мы вчера с Варварой заехали, время отлично провели, и секс у нас был замечательный. А после него возникло непреодолимое желание что-нибудь пожевать, в машине из съестного ничего не было, поэтому на обратном пути мы заехали в магазин. Я собирался пойти с Варварой, но она сказала, что без меня обойдется. Честно говоря, мне из машины выходить не хотелось, и я остался. И что в итоге? У Варвары алиби есть, а у меня – нет. Но ей-то алиби и не нужно, топить будут меня…
– Вас там видели?
– Нет, я находился в машине. Но мою жену видели.
– А вас?
– А меня видела жена. Я с ней был.
– А может, все-таки… – Брюшков выразительно провел пальцем по своему горлу.
– Я вас не понимаю, – отчужденно глянул на него я.
– Насколько я знаю, вы сидели вместе с Дегтяревым?
– Да, он вышел через три недели после моего. Но мы с ним здесь не виделись.
– Почему?
– Как почему? У нас разные жизненные интересы…
– А я слышал, он за ум хотел взяться, на работу устроиться…
– Его проблемы.
– Ваш номер телефона у него был. Вот этого телефона! – Брюшков с торжествующим видом выложил мой айфон. – И у вас отмечен номер его телефона.
– Не может этого быть!
– Давайте посмотрим.
Капитан открыл список входящих звонков и ткнул пальцем в незнакомый номер. Это, как оказалось, и был телефон Дегтя.
– Дегтярев звонил вам в семнадцать сорок пять. О чем вы с ним говорили?
– Звонил. Но не дозвонился. Короткий звонок был, – вспомнил я. – Звякнул, и тишина. Разговора не было, а то, что в памяти там осталось, так мало ли кто мог мне звонить…
– Например?
– Это имеет отношение к делу?
Юридического образования у меня не было, но по своему горькому опыту я знал, как работает адвокат. И знал, как нужно вести себя с ментами. Не хотелось бы углублять и расширять этот опыт, но, увы, меня к этому принуждали.
– К делу имеет отношение номер вашего телефона. Дегтярев позвонил вам, гражданин Ромин, вы приехали к нему домой… Однажды вы уже убили человека. Этот человек был другом Дегтярева, если вы не помните, – злорадно усмехнулся Брюшков.
– И что из этого следует? – хмуро спросил я.
– Выводы будет делать суд. Я не знаю, что там было: месть, сведение счетов между подельниками… Мое дело – найти убийцу.
– Желаю вам успехов. От всей души. Это не стеб, – пристально глядя на опера, сказал я.
– Зря вы пытаетесь выкрутиться, Ромин. Чистосердечное признание облегчит вашу вину.
– И утяжелит наказание.
– Да нет, напротив. Вам грозит пожизненный срок, а чистосердечное признание поможет избежать столь сурового наказания.
– Если бы я хотел отомстить Дегтяреву, я бы сделал это в колонии. Там это не трудно. И шансов избежать последствий куда больше…
– Не знаю, не знаю.
– Не убивал я Дегтярева. И алиби у меня есть. Все, точка.
– Ну, хорошо, поработаем с алиби, – каверзно усмехнулся капитан. – Что-то мне подсказывает, что вам это не поможет.
Я вздохнул. Столь же нехорошее предчувствие было и у меня самого.