Михаил Серегин - Черноморский Клондайк
– Быстрей, – Валентин сверкнул глазами.
Он наступал на Арсения Адольфовича с двустволкой наперевес.
– Но, Кеша… – промямлил профессор, – ты же… почему ты бросил аспирантуру?
– А почему вы уехали из Москвы? Нас обоих позвала романтика, не правда ли?
Иннокентий распахнул дверцу джипа, кивая на пассажирское сиденье рядом с водительским. Арсений Адольфович неловко взобрался на подножку.
– Садитесь, – тихо, но решительно произнес Иннокентий, в то время как Валентин четко наставлял на профессора двустволку.
– Но эта обманщица… она… – Арсений Адольфович, вместо того чтобы сесть на сиденье, спрыгнул с подножки, устремляясь к Галине.
Но, поскользнувшись на камне, рухнул в пыль. И взвыл от боли.
– Ну как же вы так неосторожно! – Иннокентий поспешил к лежавшему на дороге Арсению Адольфовичу.
– Нога, – простонал тот, хватаясь за колено.
Иннокентий помог ему подняться.
– Чего он с ним церемонится? – раздраженно спросил Валентин у сестры.
Арсений Адольфович не мог идти самостоятельно, у него жутко болела коленка. Иннокентий дотащил его до джипа.
– Помоги, чего стоишь? – крикнул он Валентину.
Иннокентий прислонил поджимающего ногу Арсения Адольфовича к корпусу машины. Валентин нехотя поплелся к джипу. В то время как Иннокентий, забравшись в салон, держал протестующего Арсения Адольфовича за подмышки, втягивая его внутрь, Валентин заталкивал профессора снаружи, двигая его ноги.
– Больно! – заорал вдруг профессор, но все было уже закончено.
Дверь за ним захлопнулась.
Оставив профессора, беспомощно клянущего подлую обманщицу, приятели двинулись к морю.
– Так ты его знаешь? – искоса посмотрела на Иннокентия Галина.
Она заметила, что он погрустнел. Державшийся до встречи с профессором бодро и по-деловому, Иннокентий вдруг замкнулся, помрачнел.
– Знаю, – скрывая досаду, ответил он, – я был одним из его любимых учеников. Он научно руководил мной до тех пор, пока мы не поссорились. Он придрался к какой-то мелочи, я вспылил… Он стал зажимать меня, мстя за проявленное неуважение. А все-то неуважение заключалось в научных разногласиях, которые он воспринял как покушение на собственную персону.
– Идиот какой-то, – пренебрежительно вздернула плечи Галина.
– А ты с ним цацкался, – вторил ей брат.
– Ну вы-то вообще – особый случай! – язвительно усмехнулся Иннокентий. – У вас ни к кому нет уважения!
– Про какое уважение он говорит? – заговорщически посмотрел на сестру Валентин. – Сам бедного дядю в тачку запихал, а еще про какое-то уважение талдычит!
– А что же, я должен был допустить, чтобы он побежал освобождать Хазара? – возмутился Иннокентий.
– Давайте замнем, – со вздохом предложила Галина, чувствуя, что страсти опять накаляются.
– Так-то лучше, – одобрительно кивнул Иннокентий.
– Пошли, а то ребята и без профессора скоро дверь выломают.
– И что тогда будет? – судорожно усмехнулась Галина.
– В море утопят, – мрачно процедил Валентин.
Миновав узкий проход меж одноэтажными ветхими домами, больше похожими на сараи, они спускались к морю по пыльной тропинке, стиснутой меж зарослями дикой айвы и мушмулы. У подножия невысоких деревьев трепыхались папоротники. От нагретых репешка и аниса поднимался одуряющий аромат. К нему примешивалось прохладно-пряное дыхание эвкалипта. Им в спины несся сиплый собачий лай, перемежающийся с гаснущей перебранкой птиц.
Справа засверкала серебристо-сиреневая гладь крохотного лимана.
По его берегам рассыпала свои ветви с мелкими листочками ольха. Внизу, подобно положенному на сизую скатерть хрусталю, сияло ленивой рябью море. Иннокентий уже различал вдалеке утес, у которого состоялось их с Галиной знакомство. Он оглянулся – холмящиеся виноградники чуть поблескивали под последними лучами, кипарисы темнели, домики и редкие коттеджи погружались в обволакивающий округу лиловый туман.
Сквозь малахитово-серую ткань неба проступили эпизодические звезды.
Еще полчаса – знал Иннокентий, – и густые накаты сумерек поглотят окоем. Ночь оденет пологие склоны в черный, смутно бронзовеющий скафандр. И только море, тяжело дыша и вяло перекатываясь, будет шевелиться во мраке огромной распластанной медузой. Пока же оно зеркально полыхало на западе и смешивало свою рассыпчатую сепию со слоистой облачной мглой на севере.
– Надо поторапливаться, – нахмурился Валентин.
– Надо, – зевнула Галина, дергая на ходу листву папоротников.
– Ты хоть представляешь, как мы будем теперь жить, и главное – где? – нервно спросил Валентин.
– Понятия не имею, – пожала плечами Галина.
Они были уже у пристани. Несколько лодок покачивались на волнах. Валентин взял у Галины рюкзак и первым прошел по шатким мосткам к лодке. Он кинул рюкзак и ружье в моторку, сошел сам и протянул руку сестре.
Следом за Галиной в лодку погрузился Иннокентий. Валентин отвязал посудину и оттолкнулся от пристани. Потом пересел на корму.
Глухо и надрывно заурчал мотор, толчками выдыхая сизую гарь. От носа лодки полетели острые белые треугольники рассекаемых волн.
– В Рубановское? – равнодушно осведомилась Галина.
– А куда ж еще! – сделал резкое движение головой Валентин.
ГЛАВА 10
Сальмон, услышав призыв Малыша, бросил долбать дверь и спустился вниз.
– Малыш? – заорал он. – Ты там?
– Здесь, здесь, – раздался глухой голос Малыша, – открывай, что ли.
Сальмон почти на ощупь нашел дверную ручку и ключ, который Галина оставила в замочной скважине. Дрожащими руками он повернул ключ и отщелкнул язычок замка.
– Где Хазар? – Сальмон вошел в комнату, где, освещаемый двумя свечками, горевшими в дальнем углу, на полу лежал Хазар.
– Чего это с ним?
– Я думаю, об стол долбанулся, – Малыш с тревогой поглядел на шефа.
– Живой?
– Кажись, дышит. Нужно его отсюда вынести.
– Эта сучка дверь заперла, – Сальмон ткнул пальцем куда-то вверх.
– Дверь не проблема, – пожал плечами Малыш, – только голова болит.
– Чего?
– Не знаю, – Малыш пожал плечами, – на меня как будто кирпич свалился, в натуре.
– Нет здесь никаких кирпичей, – Сальмон поглядел на потолок.
Потом, опустив взгляд вниз, увидел семисвечник. – Вот он, твой кирпич, – показал он на него пальцем, – так тебя канделябром оглоушили?
– Су-ука, – прогнусавил Малыш, прикладывая руку к голове, – я сразу въехал, что она шефу по ушам ездит. Только его разве переубедишь?
Словно услышав его, Хазар застонал и вяло приподнял руку.
– Шеф, – склонился над ним Малыш, – ты живой?
Сальмон помог Малышу усадить Хазара на стул. Тот стонал и держался за затылок. Братки замерли по обеим сторонам от шефа.
– Где она? Где эта потаскуха?
– Заперла нас с той стороны, мать ее, – Сальмон с досадой покачал головой.
– Так отопри, – пробурчал Хазар.
Он еще раз прижал руку к бритому затылку и посмотрел на ладонь.
– Я эту падаль на куски порву.
– Я тоже, шеф, – кивнул Малыш.
Сверху послышались глухие удары в дверь. Сальмон пытался ее выбить.
– Где все остальные, Ник, Леха? – Хазар начал приходить в себя и не верил, что девица с братом могли так ловко разделаться с ним и его телохранителями.
– А черт их знает! – Малыш пожал плечами.
– Уроды, зря лавашки на вас трачу! Иди, помоги ему.
Хазар поморщился от шума, производимого Сальмоном.
На верхней площадке лестницы было слишком тесно, чтобы выламывать дверь совместными усилиями, поэтому Сальмон и Малыш, напрягая плечи, долбили в дверь по очереди. Больше, конечно, Малыш, так как из-за покалеченного носа каждое движение давалось Сальмону с трудом.
Оставшись в полуподвале один, Хазар еще не мог адекватно реагировать на ситуацию, но все же кое-какие мысли в его лысом черепе вертелись.
Он не мог понять, как два человека (он еще не знал об участии в драке Иннокентия), причем один из которых – девица, могли вырваться из лап его телохранителей.
«Да они ни на что не годны, – накручивал себя он, слушая доносящиеся сверху редкие удары, – даже дверь не могут выломать!
Дохляки, пидарасы несчастные, ублюдки. А эта экстрасенша тоже хороша, – он вдруг перекинулся на Галину, – столько времени мне по ушам ездила! Нет, это ей еще зачтется. Я ей ноги-руки поотрываю!»
* * *
Иннокентий видел, как изменилось лицо Галины. Опьянение легкомысленной отвагой прошло, звон победных литавр стих, оставив ее наедине с безрадостными мыслями. Она уже не следила за тем, какое производит впечатление, уже не хотела казаться лихой амазонкой или казачкой. Солнце скользило по ее ключицам охристой кистью, а Галина хмуро глядела на бурлящую воду, избегая смотреть в сторону оставленного дома.
Лодка развернулась и поплыла вдоль берега.
За кормой раскинулось необозримое водное и небесное пространство.
