Михаил Серегин - Приговор воров
– Так он жив? – расслабился Щукин.
– Наверное, – пожала плечами Танька. – Врачиха сказала – инсульт у него. Или инфаркт.
– Н-да, – Щукин тряхнул головой и рассмеялся. – Веселая история получилась. Ты как считаешь?
Танька снова равнодушно пожала плечами. Потом вдруг посерьезнела.
– Так ты что? – спросила она, подозрительно щурясь на Щукина. – Решил этот опыт повторить, что ли? Понравилось? Учти, у меня, кроме Пучкова, в соседях придурков больше нет.
– Да не о Пучкове речь, – начал было Щукин, но Танька его тотчас перебила:
– Или ты решил бизнес на широкую ногу поставить? Я тебе не проститутка какая-нибудь… То есть я хочу сказать, тех денег, которые ты мне тогда отстегнул, мне точно недостаточно.
– Да успокойся ты! – прикрикнул на нее Щукин. – Я еще ничего тебе не говорил.
– Пачему шум? – раздался в прихожей громкий мужской голос с гортанным кавказским акцентом, и Щукин умолк, изумленно глядя на совершенно обнаженного кавказца, выглянувшего из Танькиной спальни.
«Черт, – с досадой подумал Николай. – Не вовремя пришел. Теперь неизвестно, как Танька к моему предложению отнесется. Но коли она сразу о деньгах заговорила, то…»
– Пачему шум? – повторил кавказец, приняв задумчивость Щукина за испуг. – Нэ понял – пачему шумим?
– Ты кто такой? – обратил на него внимание Николай.
– А ты кто?
– Не слышу ответа на поставленный мною вопрос, – монотонно проговорил Щукин, будто кавказец не спросил его только что о том же.
– Мэня Исидор зовут, – представился кавказец и показался в полный рост.
– А меня – нет, – отреагировал Щукин.
– Шутышь? – догадался кавказец и горделиво подбоченился.
Николай бегло оглядел его – чудовищно раскачанные мышцы и почти звериный волосяной покров впечатление производили неслабое. На это-то впечатление кавказец, судя по всему, и рассчитывал, уперев руки в бока и неторопливо демонстрируя свое телосложение Щукину. Николай скосил глаза на Таньку. Она рассматривала очередного своего кавалера с небывалой нежностью в затуманенном взгляде. Впрочем, смотрела она не на рельефную грудь или великолепно оформленный мускулами брюшной пресс кавказца, а несколько ниже.
«Эх, не вовремя я зашел, – снова подумал Щукин. – Танька-то увлечена этой гориллой. Откуда он взялся, черт побери? Ну ладно, как известно, деньги – сила гораздо более весомая, чем секс или даже любовь».
– Шутышь? – угрожающе оттопырив нижнюю губу, повторил кавказец.
– Шучу, – подтвердил Щукин. Ему уже надоело разговаривать с не вовремя объявившимся кавказцем. – А теперь без шуток. Вали из квартиры подобру-поздорову. Надень только шмотки сначала, а то смотреть на твою волосатость противно.
– Что? – не поверил своим ушам кавказец.
– Ребята, ребята! – быстро заговорила Танька. – Вы чего взбеленились? Исидор? Рустам? Не выпендривайся, ты мне не муж! Исидор! Этот человек просто поговорить со мной пришел о деле.
– Пагаворит? – хмурился Исидор. – Тагда пачему он са мной разгавариваэт? И так нагло?..
– Короче, – Щукин шагнул к кавказцу, – Гоги, или как там тебя. Последнее предупреждение.
Исидор, который был на голову выше Николая, изумленно посмотрел на своего противника и размахнулся, целя громадным кулаком Щукину в нос. Но кулак горячего кавказца не пролетел и полдороги – Щукин немедленно перехватил руку Исидора, крутанул ее влево, отчего массивную волосатую тушу бросило на него – и встретил Исидора мощнейшим ударом колена в пах.
Кавказец тихо захрипел, закатил глаза и без чувств рухнул на пол, зажав левой рукой ушибленное место, – правая его рука, судя по всему, была вывихнута.
– Переборщил, – покачал головой Щукин, – жалко. Но он ведь первый начал, – очевидно, это утверждение оправдывало тот факт, что жалости в голосе Николая не было слышно вовсе.
– Ты что?! – глаза Таньки округлились, она кинулась к поверженному кавказцу и обвила руками его мощную шею. – Ты чего?! – заорала она, повернув к Щукину залитое слезами лицо. – Ты его убил! Убийца!
– Он через пять минут очухается, – пообещал несколько обескураженный такой реакцией Таньки Щукин.
– Вали отсюда!
Танька вскочила и набросилась на Щукина с кулаками. Ему пришлось схватить ее за руки, но после нескольких попыток внезапно взбесившейся женщины повторить тот самый коронный удар коленкой, которым Николай угостил кавказца, Щукину пришлось Таньку отпустить.
– Успокойся, дура! – прикрикнул он на нее, дополнив свои слова увесистым пинком.
Танька отлетела к стене, крепко приложилась спиной, но боевого духа не потеряла.
– Вали отсюда, я сказала! – снова заорала она и схватила стоявшую на туалетном столике хрустальную вазу.
Когда Щукин увидел эту вазу – кстати, довольно тяжелую и большую, – он понял, что переговоры закончены. Танька размахнулась, и – кто знает, не закончилась бы сразу после этого жизнь Николая Щукина, но слабый стон, донесшийся с пола, заставил женщину положить вазу на место и кинуться к очнувшемуся кавказцу.
– Исидорчик, – запричитала Танька, обнимая поверженного кавалера. – Ты как? Куда он тебя ударил?
– Туда, – едва не плача, стонал Исидор. – Ты что, нэ видела? Я тэпер ничего не могу. Ничего!
– Ничего, – эхом отзывалась Танька, ловко массируя ушибленную часть организма Исидора, – ничего, все поправимо. Вот смотри – он зашевелился!
– И правда! – всхлипнул Исидор. – Шевелится понемногу.
– Сейчас, сейчас…
– Паднимаэця. Но слабо…
– Давай, миленький мой, давай.
– Палучаэца!
Щукин плюнул и вышел за дверь.
* * *«Вот черт, – думал Николай, сидя на лавочке в скверике, располагавшемся неподалеку от дома, где жила развратная предательница Танька. – Положение – хуже некуда. Разве я думал, что такое может быть – когда нужна баба, ее нет. Шлюху снять для этого Романа? Долго ей объяснять, что от нее требуется, а времени нет. Разве что…»
Неожиданная мысль пришла в голову Николаю. Когда он проходил службу во внутренних войсках, одним из основных ветвей обучения для него и его однополчан было умение изменять свою внешность. За все время своей бурной послеармейской жизни, когда Щукин успел отмотать срок на зоне, да и много чего успел, он не раз пользовался этим умением. Он уже переодевался женщиной – то есть перевоплощался в женщину, даже довольно успешно, правда, никогда не приходилось ему кого-нибудь соблазнять в этом обличье.
Но теперь…
Другого выхода не было. Времени у Николая оставалось мало. Ему надо было во что бы то ни стало разыскать Студента, чтобы тот помог ему разобраться в намерениях сходняка.
Поэтому Щукин, больше не колеблясь, направился в ближайший женский магазин, где купил полный комплект одежды и косметики, даже парик купил. Потом путь его лежал в общественный туалет. Тут возникла маленькая неувязочка. Когда контролер в туалете – старушка божий одуванчик – увидела входящего в кабинку мужчину со шрамом на лбу и гладко выбритым лицом, несущего в руках большой пакет, она ничего такого, естественно, не подумала. Но когда из той же кабинки, умело покачивая бедрами, вышла рослая бабенка с ярко-рыжими волосами и накрашенная так, что за густым слоем косметики едва можно было различить черты лица, старушке стало нехорошо.
Впрочем, Щукин не обратил на это никакого внимания.
* * *– За встречу! – бодро воскликнул Роман Гнилой, ставя на стол два маленьких граненых стаканчика. – Тебя как зовут-то?
– Наташа… – ответил Николай, очень надеясь на то, что тусклая лампочка скрасит некоторое – все же оставшееся после его переодеваний и перекрашиваний – несоответствие. Как-никак он мужчина, всем актерам известно, что мужчине-актеру сыграть женщину очень непросто. По крайней мере женщине-актрисе сыграть мужчину проще, говорят.
Дом, где, по уверениям старухи, должен жить Кортнев-Студент, был похож больше на барак, чем на жилой дом, – длинное одноэтажное здание со слепыми окнами, окруженное ветхим низеньким забором.
Миновав этот забор и толкнув большую обшарпанную деревянную дверь, Щукин оказался в полутемном помещении, очень похожем на комнату для переодеваний в деревенской бане.
Большой стол, на котором был густо нагроможден всякий хлам (впрочем, на столе еще находился вполне приличный и, кажется, новый фотоаппарат; на фотоаппарате лежала раскрытая книжка), несколько стульев, холодильник, на котором стоял старинный чугунный сейф – Николай раньше таких никогда не видел, хотя в своей жизни видел много сейфов. Такова была обстановка комнаты.
Как только он вошел, навстречу ему поднялся низенький круглоголовый человек. Даже в полутьме было заметно, какие у него плохие зубы.
Он с ходу предложил Щукину выпить, даже не поздоровался и не спросил, как его – то есть ее – зовут. Потом спросил, когда уже достал стаканы.
– Наташа… – ответил Щукин.
