Евгений Лукин - Пока не кончилось время
Обзор книги Евгений Лукин - Пока не кончилось время
В мире, описанном в рассказе Лукина – фраза время-деньги, понимается буквально, купил пачку сигарет, заплатил полчаса своего времени, отключился телефон значит твоя жизнь подходит к концу.
Писателю Калогеру осталось жить два месяца, когда незнакомая женщина предложила отдать ему два своих года.
Любовь Лукина, Евгений Лукин
Пока не кончилось время
Такое впечатление, что этот телефон-автомат неоднократно побивали за что-то каменьями. Трубка была прикована к помятому корпусу крепкой короткой цепью. Как кружка к бачку, машинально отметил Калоге́р.
Он опустил в черную прорезь две минуты жизни и набрал номер.
– Банк времени слушает, – незамедлительно отозвался любезный женский голос.
Калогер молчал.
– Банк времени слушает, – повторила женщина, не изменив интонации ни на йоту.
Калогер медленно опустил трубку на деформированный рычаг.
– Банк вре… – Голос оборвался, и в недрах автомата что-то негромко звякнуло. Две минуты жизни были потрачены впустую.
Еще пару минут он потратил на бессмысленное стискивание трубки. Потом резко обернулся и обнаружил, что стоит лицом к лицу с ярко и безвкусно одетой женщиной, видимо, ожидавшей конца разговора. Женщина смотрела на Калогера чуть отшатнувшись и округлив глаза.
– Извините… – пробормотал он, сообразив, что напугал ее своим неожиданным поворотом и перекошенным, надо полагать, лицом.
Он побрел к набережной, и ветер, как прикладом, подталкивал его в спину. Глупо… Конечно, звонить туда не следовало. Но раз уж позвонил…
Да, раз уж позвонил, то будь добр – доведи дело до конца и выслушай неизменно любезный женский голос, который сообщит, что на банковском счету у вас, господин Калогер, в общей сложности где-то еще два месяца жизни. Или около того…
Два месяца? Он остановился, чувствуя, как неодолимый ужас словно высасывает его изнутри: еще миг – и хрупкая оболочка – все, что осталось от Калогера, – схлопнется и косо опадет на асфальт.
– Прекрати! – хрипло сказал он. – Ну!
Не сразу, на прекратилось. Да, вот так, оказывается…
«Успокоился? – с отвращением спросил он себя. – Утрись и следуй дальше…»
Два месяца… Невероятно. Последний раз он интересовался своими капиталами года три назад, сразу после развода, и у него тогда, помнится, оставалось еще лет десять… Нет-нет, в этом надо разобраться… Ну, работал, конечно. Без роздыха. На износ. «Испепеленные», «Нигромант», «Медь звенящая» – что ни книга, то каторга… И все равно: десять лет за три года? Невероятно…
День был ветреный. Улица являла собой подобие вытяжной трубы. Рядом с Калогером, шурша по асфальту, полз обрывок газеты, испятнанный клюквенным соком. Казалось, в городе идет продувка: все лишнее, все отслужившее свой срок сметалось в сторону набережной.
И еще знакомые, вспомнил он вдруг. Знакомые, незнакомые, полузнакомые… Пожиратели чужого времени… Ладно, Калогер, хватит. Какие, к дьяволу, десять лет! Давай о том, что есть.
Ну, допустим, два месяца. Дней десять сразу же откинь на квартплату. Жрать тоже что-то надо – еще тридцать дней долой… Нет, двадцать. Хватит с тебя двадцати. Итого, месяц. А «Слепые поводыри» – это страниц триста как минимум…
У табачного киоска Калогер задержался (испятнанная клюквенным соком газета уползла дальше) и, уплатив полчаса, получил пачку «Жупела» и на десять минут сдачи. Кстати, о куреве. Курево – это еще дня три, не меньше… С чем остаешься, Калогер?
Он добрался до набережной и, расслабленно опустившись на скамью, стал смотреть, как на том берегу бурлят подобно расплавленному олову серебристые тополя.
Подумать только, а ведь есть среди пишущей братии люди, всерьез уверяющие, что зарабатывают времени больше, чем тратят… Врут, собачьи дети! Больше, чем тратишь, не заработаешь. Как ни крути, а рано или поздно время кончается…
Прикуривая, Калогер обратил внимание, что возле гранитной вазы стоит и смотрит на него та самая женщина, с которой он столкнулся у телефона-автомата. Так… Выпученные глаза, намечающийся зобик – видимо, базедова болезнь, а никакой не испуг, как ему показалось вначале. Вялые, равнодушно сложенные губы, нос – клювом. Одета в супермодный бесформенный балахон, состроченный из цветных клиньев.
«Ну вот и стервятники, – беспомощно подумал он. – Знакомые, незнакомые, полузнакомые… Почуяли. Последний автограф Калогера… Ах, дьявол, сейчас ведь подойдет!..»
Не сводя с него глаз, женщина двинулась к скамье – осторожно, словно крадучись. Яркое лоскутное оперенье встрепано ветром; все, что может бренчать, – бренчит: серьги, браслеты, цепочки. Богема, надо полагать.
– Вы – Калогер?
Голос – хрипловатый, вроде прокуренный. Да, скорее всего, богема. Калогер с трудом разомкнул спекшиеся на ветру губы.
– Чем обязан?
– Спасибо вам за «Медь звенящую». – Фраза была несомненно подготовлена заранее, не раз отрепетирована и повторена.
«Господи! – в страхе подумал Калогер. – И эти два месяца они тоже растащат. Они ничего мне не оставят. По часу, по минутке…»
– А где это вы могли прочесть «Медь звенящую»? – скрипуче осведомился он.
– Это неважно, – сказала женщина. – Вы разрешите?
Она присела рядом. Калогер посмотрел на нее с ненавистью.
– «Медь звенящая»!.. – Она говорила, явно волнуясь, и все же речь ее, включая восклицания, звучала предательски заученно. – Это – прочесть и умереть! Так осмелятся писать лет через десять!..
Голос ее несколько раз сорвался и, надо заметить, превизгливо. Еще и истеричка вдобавок. Лет через десять… Дура ты, дура! Да на кой они мне черт, эти твои десять лет? Это моя беда, несчастье мое – набредать на темы, которые будут разрешены лет через десять.
– Я завидую вам, – сказала она. – Господи, как я вам завидую! Понимаете, я тоже пробовала писать, и не раз…
Калогер вздрогнул. Распушив оперенье, клювастый стервятник смотрел на него немигающими выпуклыми глазами. Нет, рукописи, слава богу, у нее в руках не было. Хотя под таким балахоном можно спрятать все что угодно, в том числе и рукопись.
Женщина поспешно отвела взгляд.
– Я, наверное, проклята, – горестно распустив вялые губы, призналась она ни с того ни с сего. – Время уходит, уходит… И – ничего. Ни-че-го…
Ветер норовил добосить до Калогера ее обесвеченные космы, обдавая резким запахом духов.
– Вы короче можете? – процедил он, невольно задержав дыхание.
– Короче… – Словно испытывая его терпение, она замолчала, нацелив свой тонкий с горбинкой клюв куда-то вдаль. – Значит, так… Короче… В общем, я намерена перевести на ваш счет два года.
Ветер взвизгнул, обрезавшись об острую жесть фонаря, и оборвался. Секунды три было совсем тихо. Тополя за рекой бурлили теперь как бы сами по себе.
Калогер выпрямился.
– Да вы что, девонька, в своем уме?!
– Ну вот… – беспомощно сказала она. – Я так и знала…
– Что вы знали? – Голос Калогера стал резок до пронзительности. – Что вы знали?! За кого же вы меня принимаете, если могли мне предложить…
