Петр Катериничев - Повелитель снов
«Сделав дело»… Мысль о том, что этот странный незнакомец хотел меня убить и едва не совершил это, пришла мне на ум с некоторым запозданием. А вслед за ней… Неужели моя первая и довольно бредовая версия пропажи Дэвида Дэниэлса – в связи с наследством в Нигерии – верна? И это – киллер по его австралийскую душу? Которую он уже успел отправить к «верхним людям» и теперь… Но я-то ему зачем?! Или он рассудил, что я охранник Анеты Дэвидсон, и решил сначала расправиться со мной, а потом с девушкой? Ведь она, как и вдова, тьфу, пока еще жена Дэвида, – прямая его наследница! А с чего он не убрал девушку раньше? Случая не представилось? Похоже: Аня, по ее словам, металась то к необитаемому дому, то в милицию, а потом неожиданно даже для самой себя поймала такси и махнула в аэропорт, оттуда – в Москву и вернулась со мной…
Почему они решили, что я ее охранник? Наблюдали за домом и за тем, как я отправил «отдыхать» Мориса? Или установили прослушку? Или этот темнокожий не имеет никакого отношения ни к Дэниэлсу, ни к Ане, а послан обиженным Морисом – поквитаться? Или…
Приложил я его со страху жестко. И в себя он может прийти и через пять минут, и через сутки. А мне бы его порасспросить… Нет, не удастся.
Из переулка на пустырь выкатилась целая ватага мальчишек с видавшим виды футбольным мячом. Что им за интерес гонять по пыльному пустырю мяч в такую жару – этим вопросом я даже не задавался: сам был такой.
– Эй, пацаны! Тут человеку плохо! Солнечный удар!
Ребята подошли гурьбой, остановились полукругом.
– Он же негр! У них солнце жарче! – усомнился один.
– Никакой он не негр. Просто темный. У негров волосы курчавые, у этого – прямые.
– Но и не русский.
– Ребят, давай его в тенечек оттащим, а? – сказал я. – Полежит и оклемается.
Один вытащил бутылку с водой, отвернул крышку, полил беспамятному незнакомцу на голову. Констатировал:
– Не шипит. Значит – жить будет.
– Тенечек здесь – только у помойки, – сказал другой.
Мне подумалось, что там ему самое место. Но вслух я произнес:
– Все лучше, чем на солнцепеке…
– А вы, дяденька, ему кто? – поинтересовался один из пареньков, тот, что постарше.
– Никто. Прохожий.
– А-а-а-а… – протянул парень. Скомандовал ватаге: – Ну что смотрите? Поможем турку? – Глянул на меня, поправился: – Типа туристу? Хватайте за руки, за ноги и – в тень.
А я развернулся и – пошел прочь. За участь стрелка опасаться не приходилось. Очнется он, ясное дело, без часов, ботинок, пиджака… И ребятишки, и бомжи молчать обо всем будут, как черноморская кефаль. И меня при встрече не признают. Вот такая у нас страна.
Глава 31
Я вернулся на набережную. Сидел, щурился под жарким солнцем, напевая: «Самое синее в море, Черное море мое…»
Курил пятую сигарету подряд. Кажется, руки перестали дрожать. Нет, дрожат родимые. И все оттого, что мне хочется сорваться с этой лавчонки и бежать куда глаза глядят – скрыться, исчезнуть, забиться на третью полку плацкарты под видом бесхозного баула и вернуться в темноту и зиму необустроенной своей квартирки, свернуться там под одеялом и горевать искренне и бесконечно, размышляя о жестокости и несовершенстве мира!
И как мы определим эдакое состояние? Психоз. Невроз. Стресс. Как славно, когда образование позволяет вспоминать ничего не значащие слова, которые все объясняют!
Бродить по незнакомому городу, как по пустырю, да еще вслепую было верхом безрассудства. Хотя к рассудочным интеллектуалам себя я никогда и не относил, а все же… Пора привязываться к местности по-серьезному. Ну а поскольку справочник «Who Is Who» в Бактрии отсутствует по определению, придется обратиться к живым людям.
И вспомнился мне капитан Саша Гнатюк. Где-то он теперь? Город маленький: остановить первого встречного и спросить: «Мужик, Гнатюка знаешь?» Он ответит: «А как же!» И даже напоет, к примеру: «Дывлюсь я на нэбо тай думку гадаю…» Из Дмитро Гнатюка. Или из другого: «Барабан был плох, барабанщик – бог…» И даже приведет старинную, четвертьвековой давности считалочку: «Як спивають Гнатюки, с серця рвуться матюки!»
Ладно. Поскольку заведение, где работал Александр Петрович Гнатюк, сохранилось в полной неге и неприкасаемости, отзвонимся туда. Много воды утекло, а все же…
Телефон я узнал по справочному, и через пять минут строгий голос ответил:
– Дежурный лейтенант Гречко.
– Быть тебе маршалом, лейтенант, с такой фамилией. Песню помнишь? «Барабан был плох, барабанщик – бог…»
– Представьтесь, пожалуйста. Вы по какому вопросу?
– «Ты, судьба, барабань на всю планету…» – продолжал я веселиться. – Сообразил, лейтенант Гречко? Гнатюк мне нужен. Александр Петрович. Книжку «Судьба барабанщика» читал? Вот я из нее.
Книжку лейтенант Гречко наверняка не читал. Но слово «барабан», как и «барабанщик», понимает верно, как все служивые люди. По идее, агент Гнатюка должен знать телефон своего куратора. Но не знает. Почему? Потому что был в отключке. Или в отлучке. Длительной. Например, сидел сиднем. Лет десять. А теперь вот объявился и желает «сообчить и поспособствовать». То ли выявлению неразоблачившихся перед партией врагов перманентной апельсиновой революции, то ли примазавшихся к победителям супротивников нового строя, то ли поспособствовать еще какому благому начинанию.
В трубке повисло молчание. Честно говоря, ждал я с некоторым напряжением. А что, если Гнатюк Александр Петрович давно покинул сие заведение и отдыхает мирным шашлычником? Или турецкоподданным? Или… Наконец, лейтенант ответил:
– Как о вас доложить?
– Дрон. Птица редкая. Помнишь Гоголя, лейтенант? «Редкая птица долетит до середины Днепра…» Вот об том и потолкуем с Александром Петровичем.
– По какому номеру вам перезвонить?
– Не дерзи, лейтенант. Номер у тебя на определителе, разговор ты записал, думаю, сейчас место звонка «пробиваешь»… Ты доложи, я жду семь минут, потом – сольюсь. И аппаратик – в море скину. Бай!
Надеюсь, я все уразумел правильно. Саша Гнатюк стал боссом. Начальником. По крайней мере, в глазах этого лейтенанта. И теперь меня мучают два обстоятельства: первое: чтобы у Гнатюка не было сейчас совещания – тогда дежурный не решится его обеспокоить; и второе: хотя мы и приняли некогда с Сашей килограмма полтора беленькой, но друзьями от того не сделались. Единственное, что может подтолкнуть его к беседе со мной, так это пустячная фраза: «Редкая птица долетит до середины Днепра…» А вдруг принес я весть из кабинетов «больших мужчин» из той или иной столицы? При теперешних раскладах подобную информацию не захочет отвергнуть ни один карьерно устремленный чиновник. Любого ведомства. А уж этого – и подавно.
Телефончик пропел мелодию Сальваторе Адамо о падающем снеге, я поднес аппарат к уху и услышал:
– Гнатюк.
– Привет, Саша, это Дронов.
Молчание. И не просто молчание. Видимо, обращение по имени господина Гнатюка покоробило. Хотя какое мне дело до его комплексов? Но… он мне нужен, не я ему.
– Заехал вот в Бактрию, думаю, а не посидеть ли со старым товарищем за кружкой чая?
– Посидеть. Через два пятнадцать кафе «Ностальжи».
И – отключился. Грамотно дядько провел разговор… Я-то полагал, они теперь полковники. И – ошибся. Так общаются только генералы. И сразу вопрос, и не просто вопрос – вопрос вопросов: а какого рожна генерал делает в Бактрии? Здесь для него ни должности, ни кресла. Значит, есть причина.
И времени, чтобы прояснить ситуацию и хоть как-то подготовиться к разговору, генерал мне не оставил. Ну что ж. Не поленимся пройти. Ага. Ажно пять частных таксомоторов у кафе под тентом. Водителям делать нечего. Совсем. Не сезон. Остается коротать время за кофе.
– А что, командиры, прокатите хорошего человека?
– Хорошего – легко, а тебя… – отозвался один.
– Далеко? – поинтересовался другой.
– Долго. Город посмотреть, пригороды, то-се.
Все взглянули на кряжистого мужчину лет пятидесяти с гаком, в свободных вельветовых джинсах и батнике. Бригадир. Он окинул меня цепким взглядом, степенно и несуетливо допил кофе, привстал, кивнул на «форд-скорпио»:
– Прошу.
Я устроился на переднем, водитель повернул ключ зажигания, я спросил:
– Курят?
– И даже пьют. Курорт. С чего начнем?
– Давай вдоль городка и до вон той вышечки. Там, должно быть, море хорошее.
– Море везде хорошее. Где людей нет.
– А что, отец, невесты в вашем городе есть?
– Кому и кобыла невеста. А только я тебе не отец, ты мне не сын. – Мы промахнули с километр и выехали за город. – До той вышечки – пять минут езды хорошей скоростью. Дальше что?
– Прокатимся вокруг.
– Города?
– Можно и моря.
– Что платишь?
– Что просишь?
– Пару сотен.
– Легко. – Я вынул из карману пачку баксов, отделил сотенную, положил между нами. – Держи аванс.
Водила бросил на меня взгляд через зеркальце, спросил:
