Евгений Покровский - Тот, кто стоит за спиной
Хотя лейтенант немного и обалдел от такого напора чокнутого ветерана, он все же успел отклонить корпус назад. Старик качнулся в сторону воды, но равновесие удержал. Одобрительно крякнув, мол, ну-ну, посмотрим что ты за орел, он неожиданно рубанул лейтенанта бамбуковой палкой сбоку по бедрам, и лейтенант, взвизгнув, вытаращил глаза на агрессора.
— Ну падло! Ну старая вонючка! — крикнул лейтенант и пошел на старика, набычившись и прикрыв челюсть плечом.
— Ага! — радостно вскрикнул пенсионер, понимая, что вызов его принят, и оттого впадая в азарт решительной схватки и весь исполняясь праведным гневом. — Дайте ему доской по кумполу! — крикнул он Половцеву. — Не бойтесь его! Щас мы его, таракана поганого, скрутим!
Сделав над собой усилие, инженер человеческих душ поднял свою доску и осторожно двинулся на врага с тыла, заставляя того нервничать и руку с пистолетом держать на всякий случай сзади.
Лейтенант был взят в клещи. Все, что ему оставалось, это опрокинуть один из флангов неприятеля в воду и потом, перестроившись на месте, разделаться с другим. Но противник сражался слишком ожесточенно, а лейтенант не был Суворовым, весело взявшим Измаил с Очаковом и скатившимся с альпийских вершин на голову неприятелю… Неожиданно пенсионер бросил небольшой булыжник — а именно его он сжимал в кулаке — и угодил побледневшему от невиданной наглости лейтенанту в живот (бросать булыжник в голову старик не стал, ведь бандюга мог увернуться, и тогда камешек угодил бы союзнику между глаз!). После этой «артподготовки» пенсионер начал яростно колотить лейтенанта бамбуковой палкой по всем частям тела, словно ленивого и лукавого раба, пойманного на воровстве. В общем, старик рубил лейтенанта, как белокочанную капусту, причем делал это с величайшим наслаждением.
Бедный лейтенант, понимая, что стрелять ему не положено по регламенту, защищался от бешеного пенсионера как мог, подставляя под удары плечи, предплечья, а то и просто ладонь незагипсованной руки, и пытался поймать зловредную палку.
Наконец, изловчившись, он схватил рукой палку и изо всех сил дернул ее. Но старик-то держал палку обеими руками, к тому же он был дьявольски силен: ярость добавляла ему сил.
— Ну что же ты смотришь, сынок?! Бей его, бей этого фашиста! — завопил старик, обращась к Половцеву и видя, что инициатива постепенно переходит от них к разъяренному беспредельщику. — Скорей!
И Половцев, не вполне осознавая, что он делает, поднял свою доску и по возможности не очень ситьно опустил ее на голову лейтенанта — так, едва погладил…
Но тут произошло совсем уж невероятное.
Лейтенант, этот спортивный крепыш с ровными белыми зубами телеведущего, неожиданно вздрогнул, ноги его подогнулись, и он начал валиться в воду, как срубленное дерево. И только тут до ушей литератора долетело эхо далекого выстрела.
Подняв тяжелые брызги, лейтенант упал в воду и стал тонуть. Он и в самом деле тонул. Не сопротивляясь тянувшей ко дну силе тяжести и отдавшись поглотившим его теплым объятиям зеленоватой глубины.
Пенсионер вылупил глаза и восхищенно посмотрел на испуганного Половцева.
— Так держать! — крикнул он, торжествуя. — Можно было и покрепче. Молодец!
Тем временем до Половцева дошло, что лейтенант сейчас утонет, и эта бессмысленная смерть, возможно (нет, наверняка!), ляжет на абсолютно невиновного прозаика полосатой тенью приговоренного к высшей мере мокрушника. А что он такого сделал? Ну тюкнул разик покойничка досочкой по голове!
Лишь несколько мгновений раздумывал прозаик, что ему делать. Кто-то вдруг словно толкнул его в спину. Даже не успев сгруппироваться, литератор плюхнулся в воду…
* * *
День был очень жарким, и потому «главный» милостиво отпустил Андрея на озеро искупаться, на всякий случай дав ему в сопровождающие дядю Богдана — рыжеусого здоровяка, мрачного и немного подозрительного. Когда они выходили за калитку, их догнал водитель, который собрался ехать на станцию — купить чего-нибудь к столу.
Зарывшись по горло в песок, Андрей смотрел на озеро, на его глянцевую зеленоватую поверхность. Он уже успел несколько раз окунуться и теперь грелся, думая об отце.
Внезапно его внимание привлекли крики, доносившиеся со стороны пионерского лагеря. Трое человек что-то громко кричали и размахивали руками, вероятно, выясняли между собой отношения прямо на понтонной пристани. Причем двое из них были с палками в руках, а третий, взятый ими «в клещи», по всей видимости, в чем-то оправдывался. И вдруг один из них, высокий и сутулый, начал бить палкой того, кто пытался оправдаться…
Андрей вскочил. Тот, кого в трехстах метрах от пляжа били сейчас палкой, был одним из дневных преследователей, молодых людей, которые избили отца. А бил его старик — тот самый отважный рыбак, вступившийся сегодня за отца Андрея на станционной площади. Но самым удивительным было то, что третьим человеком, стоявшим с доской в руках позади побиваемого «преследователя», был отец Андрея.
Бросив свою одежду, Андрей в одних плавках быстро побежал вдоль берега к понтонной пристани.
Когда мальчик уже подбежал к мосткам, ведущим к небольшой купальне с пристанью и набрал в легкие побольше воздуха, чтобы крикнуть, где-то совсем рядом раздался выстрел. Пуля пролетела совсем близко от Андрея, и он даже почувствовал запаха пороха.
Мальчик испугался, думая, что стреляют в него. Присев и машинально вжав голову в плечи, он заметил, что молодой человек на пристани начал валиться в сторону и вдруг рухнул в воду. Отец Андрея растерянно опустил доску, а рубивший с плеча пенсионер выпрямился и замер.
Но тут грянул второй выстрел, и отец Андрея исчез в воде вслед за противником. На пристани остался лишь растерянный старик с бамбуковой палкой. Мальчик вдруг понял, что отца застрелили. Понял и закричал…
* * *
Пуля, которая должна была угодить Половцеву в ухо и застрять в обширном мозгу литератора, навсегда похоронив все его еще не изложенные на бумаге мысли, прожужжала в нескольких миллиметрах над его макушкой, едва не оцарапав ее.
Но падающий в озеро Половцев даже не заметил этого. Подчинившись воле извне, он воспринял свое неожиданное падение как должное.
Зато стрельбу наконец-таки заметил пенсионер. Он мгновенно бросился животом на раскаленное железо понтона, почему-то крикнув: «Воздух!». Прижимаясь к железу, пенсионер гуттаперчевым червяком пополз с открытого места в укрытие, как-то совсем не по-военному оттопырив свой острый зад. В укрытии старик продолжал что-то возбужденно бормотать, то и дело выкрикивая: «Врешь, фашист! Не возьмешь!»
Старик откровенно радовался, что, пусть косвенно, так сказать, чужими руками, но все же нанес удар по организованной преступности!
— Ну что, съели, бандюги? — злорадствовал он, осторожно выглядывая из укрытия и почти плача от радости. — Своего же и ухлопали!
Что и говорить, на взвинченного удачной боевой операцией пенсионера нашло настоящее упоение битвы. Потенциал хорошей солдатской злости и боевитости рвался из него на свободу, жаждая воплотиться в каком-нибудь приличном Т-34 или, на худой конец, в обычном АКМ.
Пенсионер уже забыл, что у него в этой схватке был союзник. Когда после второго выстрела этот бедняга упал в воду, он начисто ушел из памяти ветерана. Ведь если сказать правду, Половцев был для старика чем-то вроде катализатора для вскипания праведного гнева. Когда ветеран еще там, на станции, увидел его беспомощные ноги, не влезавшие в салон автомобиля, он понял, что «наших бьют» и кровь ударила ему в голову, помутив разум.
Даже в автобусе, куда его забросили эти бандиты с помощью несомненно подкупленного милиционера, он никак не мог успокоиться. Скрипел зубами и страшно ругался на всех: на милиционера-предателя, на водителя автобуса — тоже предателя, на пассажиров — трусов и дезертиров, на власть — воровскую и бездарную, наконец, на всю эту подлую эпоху вместе с продажной планетой Земля!
* * *
Странно, но увалень Половцев сравнительно легко донырнул до самого дна озера и начал шарить вокруг себя руками. Он примерно знал, где должен находиться утопленник, потому и исследовал ил метр за метром, не открывая при этом глаз. Обшарив дно, он, однако, так никого и не нашел. Лейтенанта исчез.
«Интересно, куда он делся?!» — недоумевал литератор, захватывая легкими новую порцию воздуха над поверхностью воды. Старика на пристани уже не было, и Половцев подумал, как бы ему не пришлось теперь вылавливать сразу двоих… О собственной безопасности литератор сейчас не думал. Конечно, кто-то стрелял с берега и очень возможно, что стрелял именно в него, Половцева. Но для него сейчас не это было главным. Главным, каким странным это ни могло бы показаться ему самому в этот момент, была жизнь лейтенанта, человека, который избил его.
