Андрей Воронин - Слепой в шаге от смерти
Глеб медлил. Пробираться сквозь толпу ему не хотелось, не та ситуация, похороны все-таки. Портрет мужчины медленно проплыл рядом, и Сиверов успел хорошо рассмотреть его. Довольно молодой мужчина, лет сорока, может, чуть больше, властный, уверенный в себе. Примерно такие лица у новых хозяев жизни – судя по нарядам участников похоронной процессии, именно к этому кругу принадлежал покойный. На цветной фотографии на лацкане пиджака виднелся депутатский значок. Госдумы или областной? Этого Глеб не успел рассмотреть, стекло блеснуло, и флажок растворился в блике.
– Извините… – услышал он голос и медленно повернул голову.
Рядом с ним стояла молодая симпатичная женщина в дорогой длинной шубе и в легких туфлях на высоких каблуках.
– Да, – откликнулся Глеб.
– Можно опереться на вашу руку, а то, – незнакомка показала из-под полы шубы острую шпильку, – ноги стерла в кровь. Гололед, идти просто невозможно, да и ноги мерзнут!
Сиверов понял, что его приняли за своего, за кого-то из похоронной процессии, многочисленной и богатой. Скорее всего, покойный вел много дел, и поэтому не все приглашенные знакомы друг с другом.
– Пожалуйста, – Глеб подставил локоть, и ему ничего не оставалось, как двинуться вслед за гробом.
– ..представляете, позвонили и сказали, что Олег погиб. Я его уже лет пять не видела, последний раз встречались на вечере выпускников. У нас традиция такая, каждые три года собирались.
Не хватило духу отказать. Приехала. Наверное, у него в записной книжке был мой телефон, потому и позвонили. Пришлось свернуть все дела и мчаться из Москвы в Питер.
– Вы на чем добирались? – поддержал беседу Глеб.
– Хотела на самолете, но потом подумала, погода мерзкая, да и быстрее не будет. Пока в аэропорт приедешь, затем регистрация, полет, да еще из аэропорта в город, в принципе, по времени то же самое получается.
Сиверов слушал молча, вопросов не задавал, понимая, что его случайная знакомая и так все выболтает. Судя по всему, ей и поговорить-то не с кем.
Если и знакома с кем, то шапочно.
– Быстрый взлет был у Олега, очень быстрый.
Но даже я удивилась, когда его по телевизору показывать стали.
– Да, всякое в жизни случается, – заметил Глеб.
– А вы давно с ним знакомы?
– Относительно, – пробормотал Сиверов, – У вас сигареты не найдется?
Похоронная процессия уже остановилась, отходить куда-то в сторону было небезопасно – слякоть, снег, грязь, свежая земля.
Женщина встала на высокий бордюр, пытаясь поверх голов увидеть, что происходит у могилы.
Гроб поставили на подставку, и кто-то готовился говорить речь.
– Вот так всегда, надгробное слово поручают человеку, которого покойный на дух не переносил, – спутница Глеба возмущенно взмахнула руками и потеряла равновесие.
Сиверов подхватил ее, и уже стоя рядом с ним, она, как ни в чем не бывало, снова спросила:
– Так у вас есть сигареты? Я свои оставила в автобусе, в сумочке.
Глеб галантно подал ей пачку, и, стараясь не привлекать к себе внимания, они закурили. Это несколько сблизило их.
Женщина была симпатичная, хотя и не во вкусе Сиверова. Ей было уже изрядно за тридцать, но сохранилась она прекрасно. Издалека она вполне могла сойти за двадцатилетнюю. Спутница Глеба знала себе цену, но не пыталась заигрывать с ним.
– А вы по какой части? – спросила она, затягиваясь, и тут же мельком взглянула на название сигареты. – Наверное, по торговой? Или политикой занимаетесь?
– Не угадали, я занимаюсь музыкой.
– Музыкой? – изумилась женщина. – Кстати, меня зовут Валентина.
– А я Федор.
– Очень приятно, – они уже совсем по-дружески пожали друг другу руки. – Так чем вы все-таки занимаетесь?
– Я же сказал, музыкой.
– Вы на чем-то играете или организовываете шоу, концерты?
– Раньше играл, а теперь пишу статьи.
Она еще раз взглянула на собеседника. На искусствоведа или музыканта он не очень-то походил.
– У вас куртка порезана.
– Да? – очень натурально удивился Глеб. – Вот жизнь собачья.
– Ругать собственную жизнь на чужих похоронах – нелогично. Олегу повезло куда меньше.
Знаете, это как на самолете – взлетел, только набрал высоту, а тебя тут же сбили. Я такой доли никому не пожелаю. Хотя его жена и дети обеспечены на всю жизнь, как-никак, он госимуществом в городе занимался, и, говорят, неплохо. Нескольких наших взял к себе на работу.
– Я с ним в последнее время редко виделся.
Мне позвонили, – наверное, так же, как и вам, нашли телефон в блокноте, – и вот я здесь.
– Хотя о покойниках плохо говорить не принято, человек он был скверный. Я всегда удивлялась, как это жена с ним живет. Одно слово – бабник, даже мне в свое время руку и сердце предлагал.
– И что же вы не согласились?
– Предпочла, как мне тогда казалось, более перспективное предложение. Но – ошиблась. Правда, в жизни всегда так. Зато теперь у гроба в черном стоит она, а я, вот, – здесь с вами, курю, разговариваю. И эти похороны, по большому счету, ни меня, ни вас как бы не касаются.
– Что верно, то верно. А вы чем занимаетесь, Валентина?
– Ничем не занимаюсь. Муж всем занимается, а я его жена.
– Хорошая работа.
– И не говорите. Правда, от этого тоже устаешь, надоедает ничего не делать. Тогда я начинаю семью воспитывать.
– И получается?
– Не очень, – призналась Валентина, – ни дочь, ни сын меня не слушают, в отца пошли. Он, если вобьет себе что-то в голову, – не остановишь.
– Бывают такие мужчины.
– Да уж… С такими нелегко, но зато спокойно.
Ветер усилился, пошел снег. Валентина подняла воротник шубы и повернулась к Глебу боком – так, чтобы ветер не швырял в лицо крупные, липкие снежинки.
– Погода мерзкая, – отметила она.
– Да, неважная…
Послышался крик.
– Жена, – не оборачиваясь, прокомментировала Валентина. – Убивается. Бывшая актриса, кстати. Неплохо играет. У меня бы так не вышло.
Я, когда случается что-то плохое, слезу из себя выжать не могу, все внутри сжимается, деревенеет. Не умею плакать. С одной стороны – хорошо, а с другой – не очень.
– Когда человек плачет…
– Знаю, знаю, – вставила Валентина, – он расслабляется.
– Не только, – продолжил Глеб свою мысль. – Женщина, когда поплачет, выглядит привлекательнее, организм омолаживается.
– Бросьте вы, это сказки! Ерунда полнейшая.
Слезы никого не молодят, поверьте, уж я-то знаю.
Гроб опустили в яму, толпа колыхнулась. Кто хотел, подходил и бросал горсть земли на гроб.
– Мы с вами, наверное, не пойдем? – вопрос Валентины прозвучал как утверждение.
– Почему? Можно подойти и бросить.
– Нет, я не пойду. Если хотите, давайте, я вас здесь подожду. Лучше погреться в автобусе. Кстати, вы в ресторан едете?
– Еще не решил.
– Поехали, хоть в тепле посидим, я так озябла, ног просто не чувствую.
– Я провожу вас.
– Да, да, спасибо.
Глеб решил, что усадит Валентину в автобус, а там уж сообразит, что дальше делать.
– Смотрите, – Валентина дернула Сиверова за рукав, – видите тех двоих в черных пальто?
– Где? – Глеб не понял, кого она имеет в виду, черных пальто на кладбище хватало.
– Вон те двое, стоят, разговаривают. А рядом с ними охранники…
– Да, вижу.
– Очень большие люди.
Сиверов внутренне улыбнулся. Этих двоих он знал, хотя они и не подозревали о его существовании. Потапчук показывал ему их фотографии, когда он помогал генералу в расследовании дела о нелегальной торговле российским оружием через третьи страны. Оба были замешаны в афере со взятками, но сумели отвертеться, хотя компромата на них хватало.
– Говорят, они причастны к смерти Олега, что-то с ним не поделили.
– Неужели?
– Да, Федор, поверьте! Просто так не бывает, чтобы человек вышел из дому, сел в свою машину, а тут выскочили молодчики и изрешетили его из автоматов. А потом исчезли.
– И что, свидетелей нет?
– Свидетели есть, две женщины видели, как все происходило.
– А шофер?
– Вы что, не знаете? Пришли на похороны и не знаете? Да Олега вместе с шофером и с охранником застрелили. Правда, их не на этом кладбище хоронят и не с такими почестями.
– Я телевизор не смотрю.
– И напрасно. Говорят, во всех новостях дали репортажи о гибели депутата, правда, я тоже не смотрела, мне рассказали…
Сиверов довел Валентину до автобуса. Снег усиливался, и Глеб рассудил, что здесь никто не станет разбираться, посторонний он или свой. Раз был на кладбище – значит, свой, так что можно спокойно пересидеть в автобусе снегопад в компании с любопытной милой женщиной, которая болтает почти беспрерывно.
Валентина устроилась у окна, Глеб – рядом.
Снег и ветер остались снаружи, и Сиверов почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло.
– Вы ехали в другом автобусе?
