Андрей Воронин - Слепой в шаге от смерти
Бутаков устроился возле иллюминатора, портфель положил на колени. Сиверов, глянув в билет, сел рядом с Григорием Германовичем. Тот недовольно покосился на соседа. Будь Бутаков более проницательным, он, возможно, вспомнил бы лицо этого мужчины, которого видел однажды на похоронах в Санкт-Петербурге. Но бывший полковник ФСБ не вспомнил мельком увиденное им в фойе ресторана лицо. Тягач начал буксировку самолета. Пейзаж за окном медленно поплыл.
– Доброе утро, – буркнул Сиверов, и Бутаков недовольно ответил:
– Какое уж доброе!
Стюардесса шла по проходу – советовала пассажирам спрятать в багажный ящик твердые предметы и до взлета самолета не пользоваться сотовыми телефонами.
– Ваш портфель хорошо бы положить наверх, – сказала стюардесса, обращаясь к Бутакову.
– Нет, у меня здесь газеты, – улыбнулся Григорий Германович.
– И все-таки положите его наверх. Он твердый.
– Хорошо, – согласился Бутаков, но тем не менее опустил портфель вниз, зажав его между ног.
Глеб, чуть подавшись вперед, посмотрел в иллюминатор. Он увидел три машины, притормозившие впереди, перекрывая дорогу самолету. «Волгу»
Потапчука Сиверов узнал сразу.
«Пора действовать!»
– Извините, – обратился он к Бутакову, – по-моему, мой ремень оказался под вами. Разрешите?
Григорий Германович немного приподнялся.
Глеб пригнулся и изо всей силы ребром ладони ударил его по переносице. Он знал силу своего удара: как минимум, минут на пятнадцать Бутаков потеряет сознание.
Хрустнула переносица, носовой хрящ сместился, хлынула кровь из ноздрей, и Бутаков, захрипев, откинулся на спинку сиденья. Как все произошло, никто, кроме Глеба, не видел. На задних креслах пассажиров не было, а негромкий звук удара потонул в шуме голосов.
– Девушка! Девушка! – закричал Глеб, встав в полный рост. Стюардесса настороженно обернулась. – Человеку плохо – сердце!
Одна из стюардесс побежала в кабину к пилотам, две другие склонились над залитым кровью пассажиром.
– Сидел и вдруг кровь носом! Да у него пульс плохо прощупывается!
Сиверов практически не давал стюардессам притронуться к Бутакову. Он забросил руку Григория Германовича себе на плечо, подхватил дипломат и потащил Бутакова к выходу.
Трап уже подогнали. Стюардесса и помощник пилота попытались принять Бутакова из рук Сиверова, но Глеб решительно возразил:
– Я с ним, я не полечу. Моему шефу плохо!
Машина «Скорой помощи» уже стояла у трапа.
Глеб помог санитарам уложить Бутакова на носилки, и тут же отступил.
Потапчук, топтавшийся возле «волги», вопросительно посмотрел на Сиверова. Глеб поставил дипломат на бетон и прикрыл глаза. Машина «Скорой помощи» в сопровождении двух «волг» с людьми Потапчука помчалась к выезду с летного поля. А Глеб в сопровождении работников аэропорта отправился к терминалу.
– Возьми портфель, – сказал Потапчук своему шоферу.
Тот вышел из машины и, не понимая, что происходит, откуда вдруг на летном поле оказался бесхозный дорогой дипломат с кодовыми замками, выполнил приказание генерала. Когда Потапчук, перебирая комбинации цифр, пытался открыть кодовые замки, запищал пейджер.
«Код восемьсот двадцать восемь», – прочел Федор Филиппович на зеленоватом экранчике пейджера.
Колесики стали в указанные позиции, замки отщелкнулись, крышка легко открылась.
– Куда едем? – спросил водитель.
– В управление.
Просмотрев по дороге из аэропорта бумаги, Потапчук понял, что не понадобится никаких докладных записок: с этими документами нужно идти к директору ФСБ. Только он сможет сразу попасть на прием к Президенту, минуя секретарей и помощников. В руки ФСБ попал практически готовый план реализации государственного переворота – с фамилиями, должностями, телефонами, с распределением обязанностей, – а также компромат на многих задействованных в перевороте чиновников, среди которых были и министры.
Помимо документов имелись еще два лазерных диска.
По спецсвязи генерал Потапчук связался с директором ФСБ и настоял на немедленной встрече.
«Жаль только, – подумал он, – что получится, как всегда: от должностей их отстранят, но посадить никого из заговорщиков не удастся. Не захотят шум поднимать. На одного окажутся завязаны заграничные инвестиции, другой финансировал предвыборную кампанию, у третьего отыщутся заступники в ближнем зарубежье. Но этим бумагам цены нет. Это не показания проститутки. От них не отопрешься. Даже распорядись я взять Бутакова, они бы так и остались в тайнике, а Глеб сумел-таки заставить его вытащить их на свет».
* * *Сиверов пил кофе, когда рука Ирины Быстрицкой легла ему на плечо.
– Иди быстрее, послушай!
– Что? – спросил Глеб, посмотрев на часы.
– Президент выступает, какое-то экстренное обращение!
– Обращение? Экстренное? В прямом эфире?
– Не знаю, в каком, но он сейчас выступает.
Глеб увидел на экране телевизора уставшее лицо президента, который говорил словно бы нехотя, как будто сам до конца не верил в то, что уже сделано.
Президент отправлял в отставку весь состав кабинета министров, при этом практически не называя причины.
– Что случилось, ты не знаешь? – спросила Ирина.
Глеб пожал плечами:
– Откуда мне знать? Ты же смотришь телевизор, а я был занят, когда мне новости узнавать.
– Но что-то же случилось?
– У них там, – Глеб загадочно улыбнулся, – все время что-нибудь случается. Кстати, твой кофе остыл.
Ирина взглянула на Глеба и улыбнулась. Она поняла, что Глебу известна вся подноготная, скорее всего, он даже предвидел незапланированное обращение президента к россиянам.
В комнате остался включенным телевизор, а Ирина продолжала засыпать Глеба вопросами уже на кухне.
– Я одного не понимаю, как можно подготовить такой указ в тайне? Почему о нем никто не знал?
Ведь обычно журналисты узнают все даже раньше, чем что-либо происходит.
– Скорее всего, об этом указе знал лишь ограниченный круг людей, может, человек десять, или того меньше.
– Мне кажется, ты тоже знал.
– Я? – улыбнулся Глеб. – Помилуй, Ирина, откуда? Я же политикой не занимаюсь, и знакомых в Белом доме у меня нет.
– А генерал? – Ирина пыталась заглянуть Глебу в глаза.
– Ты которого имеешь в виду, Лоркипанидзе или Потапчука?
Ирина рассмеялась, понимая, что Глеб пытается ее одурачить.
– Неужели ты думаешь, что генерал – такая большая величина, чтобы знать то, о чем не известно премьер-министру? – спросил Сиверов.
– А кстати, как он?
– Кто?
– Премьер-министр, – пояснила Ирина. – Еще вчера я видела его по телевизору, держался уверенно, будто собирался править целую вечность.
– Я думаю, эту новость весь кабинет министров узнал вместе с тобой из телевизионного обращения президента.
– А ты?
– Ты у меня уже спрашивала. Об отставке правительства я узнал только что.
– И что теперь будет? – спросила Ирина.
– Ничего страшного, будет новое правительство. Проснется малыш, пойду с ним гулять. Теперь давай пить кофе.
– Одного я тебя не пущу, пойдем гулять вместе, – решительно сказала Ирина.
– Как хочешь.
Через два часа Сиверов уже катил коляску, Ирина держала его под руку. Они шли по аллейке возле Патриарших прудов. В плохую погоду на прогулку вышло не так уж много людей, в основном, родители с детьми. Глеб издалека увидел Эмму Савину с дочкой. Они шли, держась за руки, и Эмма что-то рассказывала Аленке.
Внезапно Савина замолчала, заметив Глеба. Она, не отрываясь, глядела на него, а Сиверов смотрел вдаль, делая вид, будто не узнает женщину. Эмма так и не решилась подойти к нему. Когда они разминулись, Ирина сжала локоть Глебу.
– Ты заметил, как эта женщина на тебя смотрела?
– А ты уверена, что она смотрела на меня?
– Мне так показалось.
– Нет, она смотрела на тебя.
– Что, я плохо выгляжу?
– Нет, выглядишь ты отлично. Наверное, она не могла понять, что такая красивая женщина делает рядом с таким обыкновенным, невзрачным мужчиной, как я.
Ирина рассмеялась.
– И снова ты меня обманываешь! Хотя я к этому уже привыкла.
