Виталий Гладкий - Обреченный убивать
– Он… как?
– Ему уже все известно, – бросив на меня исподлобья испытующий взгляд, сухо ответил тот. – И давно. Остальное… скажите ему сами.
– Ага… Значит, можно… Вам положено… э-э… – обратился ко мне врач, мучительно пытаясь подыскать нужные слова. – В общем, так сказать, последнее желание… Ну, обед хороший с водочкой… или что еще…
– Спасибо. Ничего не нужно. Вот только… душ принять и сменить белье…
– Это пожалуйста, – почему-то обрадовался врач и кивнул. – Проводите…
И только стоя под горячей упругой струей, я неожиданно вздрогнул от мысли, иглой вонзившейся в мозг: это ведь мои последние минуты!
На какое-то мгновение меня будто парализовало. Я даже пошатнулся – в ноги вступила непривычная слабость, по жилам прокатился колючий ком – и чуть не сполз по стенке на кафельный пол, но вовремя придержался за трубу.
Старший конвоир, наблюдавший за мной через открытую дверь душевой, подошел поближе и что-то озабоченно спросил, но его слова не смогли пробить плотную и упругую, как резина, пелену, окутавшую мое тело; она медленно и уверенно наматывалась, словно бинт, на ноги, торс и постепенно подбиралась к горлу, перехватывая дыхание.
Закусив до крови губу, я неимоверным усилием воли заставил себя стать ровно, взял туалетное мыло, и, сделав успокаивающий жест встревоженному попке, начал намыливаться…
Солдатское белье оказалось уже не новым, но и незаношенным. Облачась в свой, так сказать, саван, я мысленно поблагодарил прачку – белье было постирано с душой, хорошо отглажено и источало не влажный и затхлый запах казармы, а свежесть чистой воды и весеннего ветра.
Все, что было дальше, сплелось для меня в хаотическое нагромождение обрывочных видений.
Длинный коридор… решетки… замки… Ступени, ведущие куда-то вниз…
Двери, снова двери…
Кто-то говорит… я киваю в ответ, но ничего не слышу… и снова иду…
Яркий свет…
Опять дверь и чьи-то голоса…
И наконец узкий, как траншея, короткий коридор, в конце которого тускло брезжит одинокая лампочка под стеклянным колпаком.
Я – один.
Совсем один.
Позади прогромыхал засов, и тяжелая железная дверь навсегда отделила меня от остального мира.
Это – финишная прямая.
Я часто представлял ее и на свободе, и в камере, но этот угрюмый полуосвещенный коридор превзошел все мои предположения и ожидания.
Мне страшно.
Я должен сделать несколько шагов, но ноги будто приклеились к бетонному полу.
Как в детском сне – за тобой гонится страшное чудище, оно уже рядом, рукой подать, твое сердце трепещет от ужаса, ты пытаешься бежать, и даже бежишь – изо всех сил, с отчаянным криком, – но ноги тебе не повинуются, они тяжелы и неподъемны.
А чудище уже протянуло свои мерзкие лапищи, уже почти схватило тебя… Ты снова кричишь – и просыпаешься…
Но это не сон.
И я обязан сделать шаг вперед.
Для себя.
Тем, кто у меня за спиной, кто смотрит мне в затылок через узкую щель в стене бункера, все равно – патрон уже в стволе, я в перекрестье прицела, и мне не помогут никакие ухищрения.
Тем более – я должен идти.
И я шагнул…
Волкодав
Ну она меня и помотала!
Когда я швырнул берет и безмозглая тварь без малейшего промедления воткнула ядовитые клыки в его плотную ткань, а моя правая рука клещами сжала мускулистое тело гадины, мне показалось, что дело в шляпе. Как же я ошибался!
Гюрза просто сошла с ума (если он, конечно, у нее был). Я знал, что она сильна, но чтобы настолько…
Змея молотила меня хвостом, как плетью, стараясь обвиться вокруг руки или ноги. И при этом – чтоб она сдохла еще в зародыше! – выворачивала голову, пытаясь цапнуть за кисть.
А что это у нее может получиться, я знал точно – иногда гюрзе удается вонзить зубы в руку даже опытного змеелова, проткнув ими свою нижнюю челюсть.
Тут уж я прямо-таки озверел. Заорав, как полоумный, я зажал змею между коленями и попытался достать нож.
Ага, как бы не так! Эта шипящая тварь будто ждала моей промашки: изогнувшись дугой, она резким движением вырвала хвост и оплела левую руку.
Да-а, это был танец… Со связанными руками и диким мандражем в коленках. Вытащить нож я уже не мог ни под каким соусом. Что же тогда, зубами ей голову отгрызть?
Представляю эту картину…
Но выход искать нужно было, и срочно – я чувствовал, как слабею с каждой минутой нашей дикой пляски. Змея тоже была не та, что в начале схватки, однако ждать, кто быстрее выдохнется, я просто не имел права.
Поджимало время, да и самолюбие взыграло – это же надо, какая-то ползучая гнусная тварь, сарделька бракованная, мать ее, намеревается сделать мне (Волкодаву!) маленькую глупость, от которой бывает большая порча крови.
Вне себя от злости, я исхитрился достать пистолет и, едва не засунув глушитель в пасть змеи, нажал на спусковой крючок. Конечно, на это ушло гораздо больше времени, нежели на достаточно краткий пересказ такого, столь немаловажного, события.
Но, как бы там ни было, немного отдышавшись и успокоив расшалившиеся нервы, я сунул обезглавленную гюрзу в РД и со скоростью, на которую только был способен, рванул в сторону гор, подальше от злосчастной каменной россыпи.
Когда через час с хвостиком опять появился вертолет и снова завис над моим бывшим убежищем, я уже лежал в удобной норке среди колючих кустарников, рассеянных островками до самого предгорья.
Мне было глубоко наплевать, чем там занимается спецназ "противника" и когда он удалится с глаз долой: насадив на прутик кусочки выпотрошенной гюрзы, я готовил на костерке из сухого горючего умопомрачительной вкусности шашлык…
Покемарил я отменно. Просыпался только два раза: по нужде и чтобы доесть остатки змеиного мяса.
Теперь я гюрзу почти любил – мой луженый желудок блаженствовал, а в измученных мышцах появилась несколько подрастраченная в песках сила. Как, оказывается, мало человеку нужно для полного счастья…
Вышел в путь я, когда уже стемнело. По предварительной прикидке рассвет должен застать меня в горах, где легко укрыться от наблюдателей "противника". Но для этого нужно было хорошо попотеть.
Если честно, то я немного перестраховался. Можно было выйти на маршрут и раньше, как только начало сереть.
Однако недооценка "противника", эдакое шапкозакидательство, свойственна только новичкам в нашей профессии. Уж я-то знал, что разведывательно-диверсионная подготовка у соседей поставлена добротно.
Особенно смущало меня какое-то удивительное спокойствие, тишь и благодать, царившие в пустыне. Если и впрямь я остался один из всех вышедших на задание, то по идее группы захвата "противника" уже должны заглядывать под любой подозрительный кустик, обнюхивать каждый камень, а вертолеты – роиться над барханами словно зеленые мухи над кучей навоза.
Заметили мои следы и вычислили точное направление? Сомневаюсь.
Во-первых, после выступления воздушного болтунчика я изменил маршрут, взял далеко вправо, чтобы выйти не на покрытый жиденьким подлеском каменистый лоб, а в ущелье, по дну которого бежал неглубокий, но быстрый ручей.
А во-вторых, ямки от ступней я маскировал импровизированной волокушей, сооруженной из плащпалатки, сухих веток и тонкой, но прочной веревки с крюком на конце. К тому же все усиливающийся ветер и вовсе загладил даже вблизи слабо различимые бороздки от волокуши.
Короче говоря, я шел, а на душе скребли кошки. Какое-то скверное чувство не давало мне ни минуты покоя, даже когда временами срывался на бег, особенно на каменных языках, все чаще встречающихся на пути…
…Ах, мать честная! Ну ведь чуял (да не просто чуял – был уверен!), что заданьице-то наше с душком, с подвохом, да еще каким. И если я выживу, то клянусь своей башкой – ничего более ценного у меня отродясь не бывало, – тому, кто выкинул со мной такой фортель, не поздоровится.
Ну, ладно, мысли мыслями – дурак думой богатеет, – а пока я лежал, скукожившись, в неглубокой промоине на достаточно пологом склоне, поросшем чертте чем, с дыркой в левом предплечье и совершенно призрачными шансами на жизнь.
В боевой обстановке подобный поворот событий был бы делом само собой разумеющимся, о котором и трепаться особо нечего. Но при выполнении такого, практически обыденного, задания, когда вокруг, по идее, все свои, получить пулю за здорово живешь – ни хрена себе номер.
Все случилось как в замедленной киносъемке. Я уже был на подходе к контрольному пункту – оставалось метров сто, не более – и, наверное, просто потерял бдительность.
Еще бы – там меня ждал целый бак воды, еда от пуза и конечно же бутылочка некой бодрящей жидкости, отменного профилактического средства от всей заразы, которую я только мог подцепить в пустыне. Придерживаясь за невысокие узловатые стволы каргача, я вскарабкался на лысый бугор, перепрыгнул промоину и…
И оступился, неудачно приземлившись на невидимый в траве камень. Но сердце мое замерло уже в прыжке: чуть левее контрольного пункта, над зарослями, висела комариная туча, и оттуда же раздался щелчок затвора – чуть слышный, как на дилетанта, а для меня будто удар молота по наковальне.
