Евгений Сухов - Бубновый туз
Сарычев нервно пробарабанил по столу:
— Хм… Все бы так считали. Я вам все-таки советую нанять хорошую охрану и как следует проверять каждого входящего на завод.
Юдин лишь безнадежно махнул рукой:
— Да сейчас каких только документов не сделают! А потом, как же им было не поверить, если они пришли в кожаных куртках, с оружием?.. Сейчас все чекисты так ходят, и попробуй усомнись! Пристрелят!
— Пристрелят, — вынужден был согласиться Сарычев. — Вот тут ко мне до вас молодой человек приходил. Тоже, знаете ли, бумагу мне принес. Хотите знать, что в ней было написано?
— И что же?
— А чтобы я ему из фондов московской Чека выдал тысячу рублей.
— И за что?
— За то, что жиганы увезли на его машине деньги, похищенные с вашего завода. А внизу подпись стояла, Кирьян Курахин. Мой давний знакомец, кличка у него Фартовый. Видите, как дело далеко зашло?
— Да уж, — удивленно протянул Юдин. — И бандитам все сходит с рук?
— Мы, конечно же, не бездействуем, но пока они ускользают от нас…
Юдин поднялся. Надев на голову шапку, сказал:
— Вижу, что вам сейчас не до меня. Разрешите откланяться.
— Вы не сомневайтесь, Иван Тимофеевич. Пропавшие деньги мы будем искать.
— Остается только надеяться на чудо. До свидания.
Юдин ушел. Сарычев посмотрел на часы. Через несколько минут должно начаться совещание. Времени оставалось ровно столько, чтобы выпить стакан чаю и подумать о сложившейся ситуации. А она выглядела дрянной во всех отношениях. Кирьян мало того, что чувствовал себя безнаказанным и всемогущим, он еще всерьез намеревался осуществить свои угрозы.
За последние полгода Сарычев поменял три квартиры. Он стремился не к роскоши, а к безопасности. Первую свою квартиру он оставил потому, что она была взломана уже на четвертый день после того, как Курахина отбили у конвоя. Свидетели утверждали, что в квартиру проникло шесть вооруженных жиганов, и если бы Игнат не заночевал в тот день на работе, то до утра бы не дожил.
Месяц он ходил с сопровождающим его повсюду бойцом, держа наготове револьвер.
Прежнюю квартиру он оставил и, как ему тогда показалось, перебрался в более безопасный район, на Мясницкую улицу. Но в безопасности он здесь чувствовал себя всего лишь два месяца, а потом вдруг почувствовал, что его плотно пасут и проделывают это со всем знанием филерного мастерства, передавая от одного «топтуна» к другому. Становилось ясно, что жиганы терпеливо изучали его маршрут, чтобы, подкараулив в подходящем месте, пришибить наверняка.
Это была последняя ночь, когда он ночевал в той квартире, — последующие несколько дней уже ютился на узеньком диване в своем кабинете. Затем ему предложили просторные комнаты главного инженера ткацкой фабрики, которого переселили куда-то на окраину Москвы.
Квартира хорошая, просторная. Своим метражом она напоминала крейсер. Живи да радуйся! Но что-то подсказывало Игнату Трофимовичу, что его покой будет в скором времени нарушен и здесь.
Так оно и произошло!
Уже через месяц он стал чувствовать некоторое внутреннее беспокойство. Вроде бы все шло своим чередом — как мог давил уркачей и жиганов, начальство неплохо относилось к нему, ценило за результаты, отношения с коллегами были налажены. Собственно, имелось все, чтобы жить и работать без особых проблем. Однако его беспрестанно точил какой-то крохотный червячок, который не позволял расслабиться даже на секунду. Возможно, именно поэтому он сумел понять, что опять стал объектом изучения.
К тому времени Игнат отказался от сопровождающего. Нечего расслабляться, он и сам сумеет постоять за себя! К тому же у них в Чека каждый человек на счету. И хотя по штату ему полагалась машина, на худой конец пролетка, но и с этим тоже возникали проблемы. Время-то стояло тяжелое! Так что до работы и с работы он добирался, как и все: на своих двоих да на трамвае.
Вот как раз в трамвае он увидел, что из противоположного конца вагона, из-под нависшего на лоб козырька фуражки, за ним наблюдает какой-то крепкий мужчина, по всему виду — жиган. В фуражечке, тельняшечка из-под ворота для форсу проглядывается. Тяжеловатый взгляд неизвестного буквально сверлил его.
Заметив к себе интерес со стороны чекиста, мужчина тут же выскользнул в открытую дверь. Сарычев поначалу хотел увязаться следом, но тот самый червячок неприятно зашевелился. Игнат остался в вагоне, а на остановке растерянно топтались четыре человека, ожидавшие его появления.
Не дождались!
Через осведомителей, буквально по крохам собирая информацию, Игнат выяснил, что жиганы собрались на сход, где и порешили расправиться с начальником московской Чека. Причем решено было сделать это с размахом и помпой, до которых так охоча жиганская натура. Его вроде бы собирались похитить, судить, прочитать приговор, а после соблюдения всех этих формальностей — казнить. Причем казнить его должен был сам Оглобля, казнивший людей еще в царских острогах. Уцелел, значит, знаменитый кат, подавшийся в палачи, чтобы спасти свою шкуру: на каторге он зарезал «ивана» и долго бы не прожил, если бы не попросился в палачи.
А вот теперь жиганы отыскали его для такого важного дела, как казнь главного московского чекиста.
Пригодился, выходит, Оглобля!
Месяц Игнат жил в тревоге, ожидая удара, а когда ощущения заметно притупились и он уже стал подумывать о том, что худшего не произойдет, как вдруг к нему в дверь постучался мальчонка и, протянув листок бумаги, тотчас испарился.
Развернув листок, Сарычев увидел, что простым карандашом в центре листка была нарисована массивная колода, на которой лежала плеть с двенадцатью хвостами. А ниже корявыми печатными буквами было написано: «Привет от Кирьяна!»
Сарычев понимал, что Кирьян никогда не выпускал его из виду: он то приближался к нему вплотную — и тогда он видел тех, кто выслеживал его, или удалялся на значительное расстояние — и в этом случае к нему заявлялся несмышленый мальчуган с малявочкой в руках.
Что же Фартовый придумает в следующий раз?
Подошло время совещания. Негромко постучавшись, в кабинет один за другим подошли Савелий Кондрашов и Петр Самохин. Не дожидаясь приглашения, они разместились на прогнутом диване, придвинутом к столу. Немного задержавшись, подошел Марк Рубцов. Сарычев видел, что после ограбления на железнодорожной станции Рубцов чувствовал себя в его обществе крайне неловко, но подстраиваться к подчиненному желания у Игната не возникало.
— Докладывайте.
— Вчера вечером Кирьян был на Сухаревке, на одной малине, — первым заговорил Рубцов. — Мы появились там сегодня утром, но его уже не было.
— Почему так долго собирались?
— Не хватало людей. Пока всех собрали, время ушло. Но у меня такое чувство, что Кирьяна кто-то предупреждает.
Секунду подумав, Сарычев кивнул:
— Он знает, что мы его ведем. Именно поэтому он не находится больше двух дней на одной хате. А насчет того, что его кто-то предупреждает, — это отдельная тема. Нужны зацепки, по которым можно было бы выйти на Кирьяна. Что у вас есть еще?
— Наш информатор говорит, что у него появилась молодая красивая женщина. Он всюду таскает ее с собой. Это вызывает раздражение у жиганов. Один из них сказал о своем неудовольствии Кирьяну прямо в лицо, тот спокойно выслушал его. Даже поддакнул пару раз, а потом застрелил, не моргнув глазом.
— Это на него похоже, — невесело согласился Сарычев. — Что это за баба?
— Никто толком не знает.
— Что еще?
— Через своего осведомителя я узнал, что Кирьян должен был появиться на малине у Сухаревки. Выставил засаду, но он так и не появился. Потом мы узнали, что он со своей кралей все-таки подходил к дому… Почти в руках у нас был! Но заходить не стал, постоял немного, выкурил папироску и ушел дворами.
— Не удивляйся, — хмыкнул Сарычев. — Кирьян — зверь, а потому и повадки у него звериные. Он опасность за версту чует. Еще раз наказываю, если нет возможности его поймать, его нужно уничтожить! Он не просто уголовник, он социально враждебный элемент, контра! Всюду выдает себя за сотрудника милиции. В трех последних ограблениях он назвался моим именем! Знаете, чем это закончилось? — Парни пожали плечами. — А вы послушайте. Мне позвонил товарищ Дзержинский и стал выяснять, что это значит. Вот такие они, пироги… Жиганы настолько обнаглели, что стали ходить за мной по пятам. Когда-нибудь я приду домой и увижу Кирьяна, развалившегося на моей кровати! Мы должны объявить им самую настоящую войну, действовать нужно жестко и без всякой жалости. — Ладонь Сарычева со стуком опустилась на стол. — Всех жиганов, участвовавших в нападении на поезд, нужно будет примерно наказать! Чтобы честные люди знали, что мы работаем и не даем их в обиду! Разузнать, что это за медвежатник, который открыл швейцарский замок… Впрочем, их не так много… я даже предполагаю, кто мог это сделать. Тимошин Савва Назарович. Савва Большой. Самый известный медвежатник, да и по описанию свидетелей подходит. После удачного дела любил отдыхать за границей. Все его коллеги давно отбыли к буржуям, а он патриот, в России решил остаться. Если мы не придумаем, как его изловить в ближайшее время, он нам еще много неприятностей доставит. А теперь давайте расходиться. Дел много!
