Джерри Эхерн - Армия возмездия
Наемники держали оборону с достаточным хладнокровием, но все же начинали выбиваться из сил. Волна за волной шли атакующие, спотыкаясь о тела погибших товарищей, сами становились мертвецами, и уже о них самих спотыкалась новая волна, свежая цепь… Казалось, этому не будет ни конца, ни краю.
Но часа полтора спустя наступательный порыв коммунистов иссяк.
Новое радиосообщение от Коммачо. Теперь, сказала Марина, повстанцы находятся в двенадцати часах марша, но преодолевают жестокое сопротивление.
Тактика Эрнесто Рамона прояснялась.
Диктатор попросту опасался встречного продвижения десантников, которого сам Генри Фрост и не собирался затевать. И коммунисты любой ценой стремились приковать высадившуюся армию возмездия к берегу, продержать, покуда не разделаются с партизанами, а потом обрушиться на Фроста всеми наличными полками и батальонами.
В два часа вконец изможденный Фрост свалился и уснул, передав командование Дэвидсону и Тиммонсу.
— Ежели что из ряда вон выходящее стрясется — сразу же будите! — успел распорядиться он и немедленно захрапел…
Черный циферблат “Омеги” показывал восемь. Фрост потер ладонью вспотевший лоб, приподнялся на локте, окинул пляж полуосмысленным взглядом. Прямо декорация к фильму о второй мировой! Снующие солдаты, застывшие танки, повсюду торчат пулеметные стволы, пирамидами высятся винтовки. Саперные лопаты мелькают там и сям: наемники роют себе новые окопы, в расчете на атаку уже не с моря, а со стороны тропических лесов… Правильно делают, подумал Фрост.
Он опять провел по лицу рукой. Н-да, щетинка на щеках отросла знатная! Побриться все-таки следует, нужно поддерживать внушительный образ — иначе недолго и авторитет растерять, невзирая на чудеса проявленной храбрости.
— Э-эй! Марина.
— Я принесла тебе кофе, соня беспардонный. Держи чашку, да смотри, не пролей: полнехонька.
Поблизости затрещала, засвистела разрядами статики пробудившаяся радиостанция:
— Это Адольфо! Погоди, я сейчас вернусь!
Фрост поглядел на женщину, сделал первый глоток. Состроил одобрительную гримасу, ибо кофе оказался отменным. Допил чашку до дна.
— Si, Adolpho? — донеслось из палатки. Фрост невольно сморщился. Намеренно и смачно сплюнул на песок.
Связь оказалась отличной.
А Марина и Адольфо разговаривали по-английски. Видимо, полагают, будто осложнят работу рамоновским радистам, подумал Фрост, и ухмыльнулся уже с неподдельным презрением. Что за сборище смешных дилетантов?
— Мы в восьми часах марша! — доносился металлический голос повстанца, — Нас немного задержали, но совсем остановить, разумеется, не смогли. Авиабаза взята.
— Правда? — завизжала от восторга Марина.
— Да. Скоро к вам прилетят кастровские аэропланчики, принесут мой пламенный привет!
Спросонок у Фроста очень туго работало чувство юмора. К тому же, шутка Адольфо и впрямь была идиотской. Наемник скривился…
— …только если сопротивление противника возрастет. Мы продвигаемся! И успешно. Когда приблизимся к побережью, дам знать.
— Марина, — проскрежетал Фрост, — спроси этого остолопа, каким образом будет возможно отличить союзные самолеты от неприятельских? Он ведь завладел советскими истребителями!
— Адольфо!
Марина исправно повторила в микрофон все, произнесенное Фростом, предусмотрительно пропустив нелестный эпитет.
Раздался дребезжащий металлический смех:
— Здесь не предвидится осложнений! Отличите сразу. А как — не скажу. Сюрприз.
— Наверняка, идиотский, — буркнул Фрост.
— Сообщаю, — продолжил Коммачо. — Лазутчики доносят, что Кастро прислал в столицу четыре тысячи своих поганых “воинов-интернационалистов”. Соотношение сил, таким образом, несколько меняется. Предупреди нашего одноглазого приятеля.
— Я не глухой, — процедил Фрост. Он решительно вошел в палатку, отобрал у Марины микрофон.
— Адольфо, это Фрост. И если ты, шлюхин сын, сию секунду не станешь вести со мною положенный при боевых операциях радиообмен, в предстоящем поражении вини только себя! Понял? А разобьют тебя наголову, поверь слову. Если ты, паскуда, немедленно не прекратишь строить оскорбленного мстителя, я забираю Марину, сажаю людей на корабли — и отплываю прочь! И будь здоров! И управляйся с Районом и Кастро как сумеешь! Это — последнее предупреждение. Ультиматум. Отвечай, чтоб тебе!..
Добрых полминуты в наушниках стояла гробовая тишина. Потом раздался внятный, преувеличенно спокойный голос Коммачо:
— Ты прав, одноглазый. Признаю. Давай разговаривать напрямик.
— Отлично, — сказал Фрост. — Но, если еще хоть раз посмеешь произнести слово “одноглазый”, сделаешься таким же точно сам.
— Довольно, — буркнул Коммачо. — Хватит ругани. Согласуем план действий.
— Безусловно. А как насчет кода? Или ты хочешь выложить Рамону все без остатка?
— Ты прав. Сообщаю только то, что возможно. Армия Рамона, считая кубинских головорезов, насчитывает сейчас около восьми тысяч бойцов…
— Капитан Фрост! Капитан!
— Да!
Худощавый радист опрометью вырвался из палатки, замахал руками. Наемник промедлил ровно полсекунды, а затем во весь дух пустился навстречу.
— Коммачо вызывает! Лично вас!
Фрост едва не сшиб хрупкое брезентовое сооружение с опорного шеста, опрокинул складной стульчик, ухватил микрофон:
— Я слушаю, Адольфо!
— Si… Мы приблизительно в двух милях от вас. Повстанец выдержал паузу — и не зря. Фрост едва не свистнул от изумления.
— Так быстро? Поздравляю.
— Нас разделяет крупное соединение противника. Мы ведем тяжелый бой. Вышли кого-нибудь на помощь, если… Связь неожиданно оборвалась. Развернувшись к радисту, Фрост рявкнул:
— В чем дело?
— Не знаю, сэр… Но первым делом он сообщил о своем местонахождении.
— Открытым текстом?
— Да, сэр.
Впрочем, подумал Фрост, сейчас это уже безразлично. Две мили расстояния! Молодец, негодник!
— Прекрасно. Передай координаты сержанту Тиммонсу. И нанеси на карту. Карту вручишь лично мне. Капитан выскочил вон из палатки, громко крича:
— Тиммонс! Тиммонс!
— Да, сэр?
Наемник резко остановился, услыхал позади топот несущегося к старшим командирам радиста.
— Вот карта, сэр! А вот координаты для вас, господин сержант.
— Две мили, Тиммонс! Шевелись, дружище! Там, по словам Коммачо, целое скопище рамоновцев. Так что бери людей и патронов побольше…
— Я?
— Кто же еще? — ухмыльнулся Фрост. Англичанин радостно улыбнулся.
— Оно и к лучшему. Поразмяться пора…
Тиммонс осекся. Вой реактивного самолета возник над лесной чащей, приблизился, стал оглушительным.
— Воз..! — хотел было выкрикнуть Фрост, но, подняв к небу взгляд, внезапно расхохотался.
Коммачо сдержал слово.
Опознать союзника можно было сразу и безошибочно.
На фюзеляже несущегося МИГа было выведено по-испански огромными черными буквами:
ПОГИБЕЛЬ ТИРАНУ!
Глава двадцать вторая
Гидроплан, Захваченный Адольфо Коммачо среди прочих летательных аппаратов — турбовинтовых и реактивных, — бросал мечущуюся, стремительно мчащуюся тень на зеленые джунгли внизу. Но сидевший в кабине Фрост почти не чувствовал огромной скорости.
Самолет был старым, изрядно потрепанным “Бичкрафтом”. Современные модели “Бичкрафтов”, припомнил наемник, отчего-то не приспособлены для посадки на воду…
Уже давным-давно капитан пообещал себе: когда-нибудь возьму летные уроки, выучусь водить аэропланы. И тысяч за пятьдесят куплю хорошую, подержанную двухмоторную машину. Знающие люди уверяли, что самолет, служивший заботливому владельцу десять-пятнадцать лет, подвергавшийся надлежащему ремонту, обеспечивавшийся добросовестным уходом, по сути, не отличается от нового.
Тиммонс пробился-таки на помощь Адольфо Коммачо, ударил по рамоновским войскам с тыла. Фрост выслал нужные подкрепления, и вскоре обе армии соединились, уничтожив разделявшую их преграду.
Состоялся военный совет, на котором и разработали окончательную стратегию дальнейших действий.
Силы Коммачо оказались на поверку еще значительнее, чем предполагал капитан: шесть тысяч бойцов. Половина из них — обученные, закаленные партизаны. Вместе с уцелевшими наемниками это составило, в общей сложности, около семи тысяч надежных штыков.
Да еще и в глубинах Монте-Асуль наспех вооружались большие и малые отряды штатских повстанцев.
Контрреволюционная армия, состоявшая под началом сеньориты Агилар-Гарсиа, была достаточно велика и хорошо оснащена, чтобы противостать Эрнесто Рамону и кубинским “добровольцам”. Последних, как уже упоминалось, прислали в количестве четырех тысяч.
Но Фрост разработал отдельный порядок действий — лично для себя, и для одиннадцати сорвиголов, половину которых пришлось отбирать заново: чересчур тяжкими оказались последние схватки, слишком уж велики были потери.
