Альберт Байкалов - Час последнего патрона
— Узнаешь? — решил ускорить мыслительный процесс Берса.
— Ты… — Великан улыбнулся и попытался встать, однако получил прикладом собственного автомата в голову и завалился на бок.
Берса выпрямился, забросил автомат за спину и позвал Абдулу:
— Помоги.
— Что ты собрался с ним сделать?
— Чучело, — как само собой разумеющееся, ответил Берса и схватил Великана двумя руками за предплечье.
— Ты это серьезно? Будешь кожу снимать?
— Серьезнее некуда. — Берса опустился на корточки. — Как в школе. Помнишь кабинет биологии?
— Как это? — не мог взять в толк Абдула. — Да и не было у нас в школе чучела человека. Ты шутишь?
— Увидишь.
— Мы должны его куда-то оттащить? — продолжал сыпать вопросами Абдула.
— В лес, — подтвердил Берса и забросил руку Великана себе на шею.
— Понял.
Чеченцы поволокли парня прочь.
Великан замычал, когда его проталкивали в пролом.
— Потерпи, — попросил Берса и перехватил карателя за ремень сзади.
— Кто? Что? — мямлил Великан, пытаясь удержать голову ровно.
Но его мозг туго включался в работу.
Чеченцы углубились в лес и прислонили парня спиной к березе. Пока Абдула придерживал карателя за грудь, Берса стянул с него полушубок и вытащил из штанов брючный ремень.
— Что ты собрался делать? — ужаснулся Великан, окончательно придя в себя.
Но Берса не слушал. Он завернул руки солдата назад и ловко привязал его к дереву.
— Я предупреждал вчера, что накажу, если увижу пьяного? — поинтересовался Берса.
Абдула отошел в сторону, уступая ему место.
— Предупреждал. — Великан кивнул и тут же сморщился от боли в голове. — Зачем бить?
Не обращая внимания на слова Великана, Берса стал расстегивать пуговицы на его куртке. Тело еще плохо слушалось его, ноги подгибались, солдат буквально висел на руках, завернутых за спину.
— Ты чего? — выпучился он.
— Тихо! — Берса нахмурился. — Наказывать тебя буду.
— Меня? — Великан попытался улыбнуться, но вместо этого просто скорчил рожу.
— Подними голову! — приказал Берса, расстегнул верхнюю пуговицу куртки и поддел Великана пальцем за подбородок. — Вот так.
— Что ты собираешься делать? — срывающимся голосом спросил Великан.
— Сейчас вспорю тебе живот, чтобы кишки до самой земли свесились. — Берса взял куртку за отвороты и с силой рванул в стороны, оголяя торс. — Потом отрежу голову.
— Шутишь? — Каратель сделался белым как мел.
— Абдула! — позвал Берса. — Ты когда-нибудь видел, чтобы я шутил?
— Нет, — спокойно ответил заместитель.
— Ты не сделаешь это! — провыл Великан.
— Почему ты так решил? — удивился Берса.
— Я гражданин Украины!
— А ты знаешь, кто я?
Великан кивнул.
— Нет, не знаешь. Я работаю на Кадырова. Слышал про такого?
— Слышал.
— Значит, знаешь, — обрадовался Берса. — Это он отправил меня и Абдулу в вашу страну, приказал убивать самых лучших!
— Э-э! — раздался удивленный возглас Абдулы.
Берса догадался, что подумал его помощник, лишенный чувства юмора, и продолжал дурачиться:
— Пока ты спал, мы убили Гниляка и всех твоих дружков, а теперь и с тобой поступим так же.
Великан неожиданно изловчился и ударил его ногой в колено.
— Молодец! — похвалил Берса. — Даже убивать жалко.
— Отпустите меня! — взмолился Великан.
— Я же говорю тебе, мы должны уничтожить потенциальных диверсантов, — напомнил Берса. — Вы были лучшими из лучших.
— Я же знаю, что это неправда.
— Думай как хочешь, — Берса пригладил бороду. — Твое право.
— Берса, или как тебя там, — заторопился Великан. — Я не собирался воевать против своего народа, а в диверсанты пошел, чтобы на первом же задании перейти на сторону колорадов… то есть ополченцев.
— Он нас колорадами называет! — восхитился Абдула, до которого наконец-то дошло, что Берса решил разыграть, а заодно и проверить своего ученика.
— Это по привычке, — заплетающимся языком сказал Великан. — Заберите меня с собой!
— Точно? — Берса не ожидал такого развития событий и посмотрел на Абдулу, который лишь развел руками. — Тебя скоро хватятся, — вынимая из ножен кинжал, проговорил глухим голосом Берса.
— Не надо! — вытаращился Великан.
— На твоем примере мы покажем, что бывает с теми, кто спит на посту пьяный.
— Нет! — Глаза Великана вылезли из орбит и стали похожими на два теннисных шара.
— Может, рот ему заткнем? — неожиданно спросил Абдула.
— Зачем? — удивился Берса. — Даже если они услышат крик, то в лес не сунутся, побоятся. — Он воткнул кончик лезвия чуть ниже пупа Великана.
Кровь тонким ручейком потекла в штаны.
— Все? — зачем-то спросил Абдула, когда Берса отбросил в сторону голову Великана.
— Разве не видишь?
— Ты весь в крови.
— Знаю! — Берса брезгливо скривился.
— Что будешь делать?
— В машине есть еще один комплект одежды и вода. Придется вернуться.
— Неужели ты знал, что этим все кончится?
— Предполагал.
Глава 21
Азеф
— Сиражин! — Вахид нагнал командира. — Куда мы идем?
— Ты проявил себя в первом бою, — сказал тот. — Дарьян абу-Осама решил сделать тебе подарок.
— Достоин ли я такой чести всего за один бой? — Вахид ломал голову, что это за подарок.
— Хорошего воина видно сразу. — Сиражин пригладил густую, отливающую синевой бороду с рыжими подпалинами и поправил автомат, висевший на плече. — Шамиль тоже будет поощрен, только позже.
Полуденное солнце раскалило город. Стены в отметинах от пуль и осколков, обвалившиеся балконы, завалы из обломков кирпича и скрученной арматуры дышали жаром. В воздухе витали запахи кострища и разлагающейся плоти. Это был центр Мосула. Когда они с Шамилем приехали в Ирак, здесь еще хозяйничали солдаты правительственных войск. За две недели моджахеды вытеснили их отсюда.
Сиражин свернул в переулок, образованный двумя заборами из необожженного кирпича. Вахид едва поспевал за ним. Они прошли еще немного и оказались перед деревянными дверьми в высокой стене. Сиражин несколько раз стукнул по ним прикладом автомата. Послышалась возня, и они открылись. Сиражин шагнул через порог. По звукам Вахид понял, что кто-то пятится задом, уступая дорогу, и вошел.
— Здравствуй, Аслан, — сказал в темноту Сиражин и встал. — Все нормально?
— Здравствуй, Сиражин, — поприветствовал кто-то тоже на чеченском. — Ночью у Фатимы разболелся живот, а так все в порядке.
Вахид знал, что проблем с языком в ИГИЛ не будет, но, когда приехал, был обескуражен. Почти половина боевиков в их отряде говорила на русском или чеченском. У него, свободно владеющего английским, и вовсе не было трудностей, поскольку около трети боевиков были выходцами из англоязычных стран.
Но еще больше его поразили европейские женщины. Вместе со своими мужьями-мусульманами сюда приехали с десяток немок, австриек и француженка. Они устали от европейских причуд, где в порядке вещей, когда мужчины живут с мужчинами или носят юбки, они бросились искать женское счастье на дикий Восток.
— Врача вызывал? — между тем спросил Сиражин.
— К утру прошло, — ответил Аслан.
Сиражин сделал шаг в сторону.
— Вот, привел Вахида. Он наш земляк.
Невысокий тщедушный бородач с загорелым лицом протянул для приветствия руку.
— Аслан меня зовут. Я из Алероя.
— Пойдем, — поторопил Сиражин. — Будет еще время поговорить.
Они вновь оказались в длинном коридоре. Пройдя через него, Сиражин открыл следующую дверь.
За ней находился просторный двор с неработающим фонтаном посередине. Под деревьями, росшими вокруг него, стояла разломанная тахта. Сюда же выходили несколько дверей и окна с цветными стеклами, за которыми были жилые комнаты. Вахид утвердился в своих предположениях. Сейчас ему представят его новую жену.
— Здесь будешь жить, — сказал Сиражин и показал рукой на арку, под которой была дверь.
— Спасибо, Сиражин, — поблагодарил Вахид, хотя чувствовал себя чем-то вроде кобеля перед случкой.
Но ничего не поделаешь, таковы правила. Боевику дают жену и предоставляют место, где он будет отдыхать между боями.
— За что? — удивился Сиражин.
— Я же знаю, что это ты замолвил обо мне слово, — соврал Вахид и вновь возненавидел себя.
Ему претила роль, которую пришлось исполнять. Пусть он не тот, за кого себя выдает, но Сиражин воспринимает террориста с именем Абдул аль-Валид в его, Вахида Джабраилова, оболочке.
— Фатима! — позвал Аслан.
Во дворе тенью появилась женщина в хиджабе и тихо сказала:
— Здесь я.
— Проводи гостя к Мариям, — приказал Аслан.
В узкой, похожей на пенал комнате у окна на лавке сидела женщина. На ней, в отличие от Фатимы, была паранджа. При появлении мужчины она суетливо встала и покорно опустила голову. По рукам и движениям Вахид сделал вывод, что ей не больше двадцати лет.
