Кирилл Казанцев - Тебе конец, хапуга!
– Ты мудреными словами не бросайся. И если ты сам по себе, то какого хрена оказался в их компании?
Андрей уже не сомневался, что незнакомец вряд ли имеет какое-то отношение к Граерову. Было произнесено достаточно слов, и обязательно бы проскочила парочка из уголовного лексикона.
– Присесть-то можно? – спросил Ларин, указывая рукой на пень. – И сразу предупредить хочу – у меня пистолет в кармане. – Это пришлось добавить, потому как тяжелая пола расстегнутой куртки предательски качнулась. – Я человек этой ночью мирный, стрелять не собираюсь.
– Садись, если устал.
Ствол автомата неизменно смотрел на Андрея. Чувствовалось, что человек далеко не первый раз держит в руках это оружие и умеет с ним обращаться.
– Допустим, я передам твои слова дорожникам и моему кинорежиссеру, – Ларин специально стал упрощать речь, чтобы сделать ее более доходчивой, – и они согласятся уйти. Что дальше-то будет?
– А ничего не будет. Оккупанты уйдут – спокойно и заживем на своей земле. А то пригнали сюда всяких азиатов… Я с тобой только потому говорю, что понравился ты мне, один из всех не испугался, под пули полез. И теперь ночью приехать решился.
Андрей поудобнее устроился на пеньке. Противостояние само собой преобразовалось в довольно мирную беседу.
– Не дело это по людям из пулемета палить. Там же и невиноватые были.
– Надо думать, с кем связываешься, – назидательно прозвучало из-под капюшона. – Все, хватит лясы точить, – в голосе уже слышалась явная агрессия. – Передашь своим то, что я тебе сказал – пусть убираются. Сунутся еще раз – получат по рогам. И завтра им будет мое последнее предупреждение. Запомнил?
– Запомнил. Дело несложное.
– А теперь повернись ко мне спиной, считай про себя до ста. А когда досчитаешь, то можешь оборачиваться. И не вздумай в ментуру бежать, все равно не поможет.
На последнее замечание Андрей не отреагировал. Сидя на пеньке, он развернулся на сто восемьдесят градусов и мысленно принялся считать, при этом прислушивался и рассуждал примерно следующим образом:
«На сумасшедшего не похож, говорит вполне вменяемо, без фени, да и цели выдвигает конкретные. Вот только методы у него… хотя сегодняшняя российская действительность кого угодно заставит за вилы взяться. А если вместо вил под руками пулемет окажется, то и на гашетку недолго нажать…»
Пока Ларин рассуждал, ему показалось, как что-то чуть слышно скрипнуло, зашуршало, и он был готов поклясться, что автомат больше не целится ему в спину. Такие вещи Андрей чувствовал на уровне подсознания.
– Девяноста семь, девяносто восемь, девяносто девять, сто, – нарочито громко произнес Ларин. – Все, я поворачиваюсь. – Он выждал несколько секунд, после чего, продолжая держать руки приподнятыми, поднялся и повернулся.
Лес был безлюден, его наполняли лишь звуки природы, да неровным гудением отзывалась далекая железная дорога.
– Эй! – позвал Андрей.
Никакого ответа.
– Опять испарился.
Ларин подошел к тому месту, где стоял незнакомец в плащ-палатке. Следы почти не просматривались. Просто немного помятая, разбросанная лесная подстилка из иголок и прошлогодних листьев. Куда именно направился человек – было не понять.
Андрей еще поблуждал, делая круги, каждый раз большего диаметра: пытался хоть что-то рассмотреть, найти какую-нибудь зацепку, способную подсказать, куда делся его ночной собеседник с немецким «шмайсером». Где-то через полчаса Ларин убедился в бесплодности поисков.
– Странные вещи происходят в здешних местах, – признался сам себе Андрей. – Странные и непонятные. Но нет ничего тайного, что не станет явным. И что-то мне подсказывает – наша встреча далеко не последняя.
Ларин вернулся к мотоциклу, запустил двигатель и покатил по лесной дороге. На этот раз к агроусадьбе он решил вернуться другой дорогой – через дачный поселок. Он миновал застывший экскаватор с шар-бабой, свет фары выхватил испуганного сторожа в тюбетейке, устроившегося на ночь в кабине. Затем потянулись заборы еще уцелевших участков, руины дачных домиков… У сожженной избы Андрей чуть сбавил скорость.
В его жизни уже не раз случалось так, что, выполняя задание, приходилось какое-то время действовать на стороне своих же противников, прикидываться своим, иначе бы ему просто не поверили. Вроде бы и небольшое прегрешение, ведь все окупал результат.
Строение все равно было обречено. Но и Ларин приложил к этому руку, вот и защемило в душе.
«Черт с ним, Андрей, не переживай. Ты сумеешь доказать, что правда на твоей стороне. На весах высшего суда две чаши. В одну сложат твои добрые дела, в другую – грехи. И дай бог, чтобы первая перевесила. Сейчас вернусь и тупо завалюсь спать. Хватит с меня на сегодня. Сперва пулеметный обстрел, потом «шмайсер»… Хрень какая-то».
Ларин прибавил газу, и вскоре дачный поселок скрылся за леском. Въехав на пригорок, Андрей увидел рубиновую россыпь углей догорающего костра. Съемочная группа все еще веселилась.
* * *В каждой губернии, в каждом регионе России господствуют свои устоявшиеся понятия о законности. И то, что в принципе не может произойти в центральных районах столицы, охотно практикуется правоохранителями на периферии. Жестокость в большей мере зависит не от суровости прокуратуры, а от ментовской фантазии. Четко прописанная в законодательстве и в нормативных документах процедура задержания, взятие под стражу, предъявление обвинений, допросов – это лишь теория. А практика…
В райотделе УВД, куда доставили Граерова, Пепса и Комара, еще с советских времен сложились свои традиции. Дежурный за перегородкой из оргстекла оторвал голову от газеты с незатейливым кроссвордом и с ухмылкой посмотрел на то, как в холл бойцы в черных масках и с автоматами вводят одетых в испачканные землей банные халаты Граерова с Комаром и абсолютно голого Пепса. Командир группы захвата подошел к окошечку и властно затребовал:
– Старлей, ключи от «каменного мешка».
Что такое «каменный мешок», дежурному объяснять было не надо. В подвале райотдела было оборудовано лишенное окон помещение, в котором, кричи не кричи, никого не дозовешься, оказавшись в котором, человек чувствует себя погребенным заживо. Его официально как бы и не существовало, а пустовал он не так уж часто. Согласно процессуальным нормам, руководитель группы захвата должен был, конечно же, передать задержанных под охрану для того, чтобы в самое ближайшее время они могли встретиться с дознавателем или же со следователем. Но традиции – великое дело. Командир группы захвата имел свое представление о законности и справедливости. Преступления он предпочитал раскрывать по горячим следам.
Старлей за стеклянной перегородкой, согласно инструкции, не имел права давать ключи от служебных помещений без особого на то распоряжения начальника райотдела. Но поскольку командир группы захвата представлял областное управление, то споров не возникло. Ключи с привешенными к ним жестяными номерками легли в окошечко.
– В бане взяли, товарищ капитан? – понимающе улыбался старлей.
– А то! Тепленькими… Правда, побегать пришлось. Юркие, сволочи.
Граеров затравленно озирался – не нравилось ему здесь. За последние годы он привык накоротке общаться с ментами рангом не ниже областного. А тут у него не было ни знакомых, ни подвязок.
– Пошли, – развязно произнес командир группы захвата.
Ни он, ни его люди черных масок не снимали. С заложенными за спину, скованными браслетами руками задержанные миновали надежную металлическую дверь и только собрались подниматься по лестнице, как послышалось:
– Вниз пошли, в подвал.
Пепс шлепал босыми ногами по холодным бетонным ступенькам, отирая бедром шершавые перила. Рядом с ним шел один из бойцов в черной маске. Комар дышал Пепсу в спину. Замыкал конвоируемых Граеров. Уголовники были не так наивны, чтобы с ходу требовать объяснений, за что и почему их задержали. Тем более что Пепс с Комаром не так давно покинули «места не столь отдаленные» и еще не отвыкли ходить с заложенными за спину руками, повинуясь командам конвойных.
Когда до конца лестницы, ведущей в подвал, оставалось ступенек пять, конвоир привычно подставил Пепсу подножку – тот так и полетел со скованными за спиной руками. Звук от удара головы о ступеньку был таким, словно на пол бросили спелый кочан капусты. Процессия замерла.
– Осторожней надо быть, – с циничной ухмылкой в прорезе для рта пояснил ситуацию командир группы захвата.
– Встать! – взревел конвоир.
Пепс извивался на полу, пока наконец не сел на пятую точку – сплюнул на метлахскую плитку пола кровавой слюной и с ненавистью глянул на бойца, подставившего подножку.
– Ты мне рожи не корчи, – тут же отреагировал тот.
Пепс, пошатываясь, поднялся, и вновь его босые ноги гулко зашлепали в бетонном коридоре.
– Стоять! Лицом к стене! – Капитан открыл невысокую, обитую жестью дверь, и двое конвойных втолкнули туда задержанных.
