Анатолий Гончар - В поисках упавшей ракеты
– Семен. – Савелов повернул голову вправо и увидел, что один из поддерживавших его бойцов протягивает ему полуторалитровую бутылку, она была уже далеко не полна, но в ней все же оставалось еще достаточно много жидкости.
Инженер благодарно кивнул и ухватил предложенную полторашку. Крышечка с нее была услужливо свинчена, теперь оставалось лишь поднести горлышко к губам и пить, пить и пить, но если бы это было так просто сделать, ведь пить следовало на бегу, никто не собирался останавливаться. Рука вздрагивала при каждом шаге, горлышко бутылки и рот страждущего никак не хотели совпадать отверстиями. Семен до крови разбил нижнюю губу, прежде чем ему удалось сделать первый глоток, и это оказалось еще не все. Теперь не хватало дыхания – одним носом дышать не получалось. После очередного глотка вода пошла «не тем горлом», Семен закашлялся. Пытаясь отдышаться, он повис на руках тех, кто пытался его волочить вперед.
– Короче шаг, – потребовал тащивший инженера Бурцев.
– Короче шаг, – хрипло понеслось дальше. Темп упал. Савелов, наконец-то сумев откашляться, вновь попытался прильнуть к бутылке. На этот раз получилось лучше. Он пил бережно, стараясь, чтобы ни одна лишняя капля не пролилась мимо. Это только в кино сильно хотевшие пить люди пьют так жадно, что обязательно половину воды проливают мимо. И это притом, что обычно в таких случаях, согласно ситуации, воды у пьющего остаются последние крохи. В жизни все не так. Испытавший настоящую жажду будет пить, может, и жадно, но бережно. Очень бережно.
Песок наконец-то закончился. Более плотная почва принесла облегчение в беге, но ненадолго – начала сказываться общая усталость организма. Семен вдруг понял, что еще немного, и он просто повиснет на чужих руках. Впрочем, ему, возможно, уже давно пора было так и поступить, но проклятущая гордыня заставляла переставлять ноги. Продолжать бежать было не в его интересах, но и упасть, позволив себя тащить словно бревно, для него, привыкшего всегда быть среди первых, стало бы верхом позора. И он бежал, пусть и с чужой помощью, но бежал. Бежал, выкладываясь так, будто этот забег был для него последним в жизни. И все же, если бы командир отряда не объявил привал, он, пробежав еще с километр, упал и больше бы никогда не поднялся.
Едва прозвучала команда на остановку, Семен не сел, а буквально упал на небольшой серый камень, торчавший из потрескавшейся глины, и, обессиленно опустив руки, закрыл глаза.
– Держи! – Седых бросил ему под ноги рюкзак и, секунду помедлив, не без сожаления поставил рядом наполовину наполненную водой пластиковую бутылку.
– Спасибо, – с трудом выдавил из себя Савелов. Горло саднило, болели легкие. Взяв в руки бутылку с водой, Семен свинтил пробку, поднес горлышко ко рту и, сделав один глоток, закашлялся. Легкие разрывались болью. С трудом подавив в себе желание кашлять, инженер вновь прильнул к бутылке. Пил он медленно. Выпив треть имевшейся воды, Семен с сожалением оторвался от горлышка и, навинтив на него крышку, отставил полторашку в сторону. Потом какое-то время сидел в бездействии. Усталость постепенно отпускала и, поглядев на расположившегося рядом спецназовца, с удовольствием поглощавшего консервированную кашу, Семен и сам почувствовал голод. Он запустил руку в рюкзак, достал оттуда первую попавшуюся консервную банку, содержавшую в себе «Мясо с фасолью», и, вскрыв, принялся есть. Одной банки показалось мало, Савелов достал еще одну, съел, а затем закусил все это шоколадкой. Насытившись, он, выдержав пару минут, запил съеденное теплой водой. Потом побросал пустые банки из-под консервов под камень, сполз вниз на землю, оперся о камень спиной и закрыл глаза. Ноги гудели, болели мышцы спины, но несмотря на это, он вдруг почувствовал необъяснимый покой, где-то на грани восприятия граничивший с необъяснимым блаженством. Так Семен и сидел до тех пор, пока не поступила команда на продолжение движения. Только тогда он спохватился, что не передал сообщения своему куратору. Семен потянулся к карману рюкзака, в котором лежал его навороченный коммуникатор, замаскированный под обычный сотовый телефон, но, сообразив, что не успеет набрать сообщение, сделал вид, что только хотел проверить, хорошо ли закрыл на рюкзаке клапан.
– Начинаем движение, – донеслось до его ушей, и гонка продолжилась. Вскоре спецназовцы достигли подножия гор и начали подниматься вверх.
Они шли, не останавливаясь, до самой ночи, и только когда стемнело и стало слишком опасно продвигаться вперед, Немирович разрешил остановку на ночь.
Семен, выбрав относительно ровную площадку, сел, прислонился к теплому боку небольшого каменного выступа, допил остатки воды и на секунду прикрыл глаза.
Проснулся он от сотрясавшего тело холода. Ветер окончательно стих. На небе сверкали звезды, но на востоке уже появились проблески утреннего зарева. Поняв, что проспал слишком долго, Савелов испугался – из-за своей слабости, отправившей его в сон, он так и не передал сообщение куратору. Семен потянулся в поисках рюкзака и недовольно нахмурился, когда обнаружил его под головой спокойно спящего ефрейтора Седых. Осторожно, стараясь не разбудить спецназовца, Савелов открыл клапан бокового кармана и вытащил оттуда свой, уложенный в прочный чехол портативный коммуникатор. Включив его, Семен в первую очередь определился с местоположением, получив через навигационную систему GPS географические координаты, затем забил их в подготавливаемое сообщение, добавил туда же сведения о составе спецназовской группы и нажал кнопку отправки. Негромко пискнуло, извещая, что сообщение ушло к адресату. Седых пошевелился, открыл глаза, которые несколько мгновений смотрели на поспешно убиравшего коммуникатор в карман Савелова, а затем закрылись. Мгновенно покрывшийся холодным потом Семен мысленно выматерился, ругая себя за то, что забыл убрать звук.
«Надо же, засветился. Как же неудачно. Хорошо, что этот обалдуй толком не проснулся, а то… Хотя, что «а то»? Ну, есть у меня, с собой сотовый, и что? Можно сказать, что брать мне его с собой никто не запрещал. Проверить мои слова они не смогут, радиостанция все равно не работает. И вообще, чего я волнуюсь? Все равно надо уходить. Когда их нагонят американцы, мне рядом делать нечего. Я лучше со своими координатами чуть позже еще одну эсэмэску отправлю», – с этими мыслями Семен встал в полный рост, вглядевшись в окружающее пространство, перешагнул через спящего Бурцева и, стараясь ступать как можно тише, пошел в том направлении, откуда они пришли. Но не успел Семен сделать и двух десятков шагов, как его окликнули.
– Ты куда? – тихонько спросила его вынырнувшая из-за камней тень.
– Да вот… – замешкался Савелов, лихорадочно соображая, как поступить, что ответить, и наконец выдал самое простое, самое очевидное: – отлить вот захотел.
– Далеко не отходи, чтобы я тебя видел, – все так же тихо потребовал часовой.
– Да. Хорошо. Само собой. – Семен сделал еще пару шагов в сторону и застыл, расстегивая ширинку, природа и в самом деле срочно потребовала своего.
Пока теплая влага, журча, растекалась по камням, мысли Савелова пришли в относительный порядок. Первый порыв «разделаться с не ожидавшим нападения часовым» по зрелому размышлению был отвергнут, и сразу по нескольким причинам. Во-первых: у Семена в руках не имелось для этого ничего подходящего, конечно, можно было бы подобрать камень и оглушить. Но тут выползало во-вторых: где гарантия, что рядом не было еще одного такого же зоркого часового? И в-третьих: уверенности в том, что удастся обойтись без шума, тоже не было. Поэтому, заскрежетав зубами от бессилия, Савелов развернулся и, осторожно ступая, вернулся к своему месту. Бурцев и Седых спали, подтянув под себя оружие. Семен сел – ложиться на холодный камень не хотелось, его и без того вновь начал пробирать озноб. Он обхватил себя руками за плечи и, стараясь уснуть, закрыл глаза. Сон не шел, все сильнее подступал холод. Но уже начинало подниматься солнце. Едва его багровый край показался над горизонтом, проснувшийся, а может, и вовсе не спавший Немирович приказал охранению: «Будить всех». Через двадцать минут наспех перекусившие спецназовцы продолжили путь наверх.
Всплывшее над землей багровое солнце не предвещало ничего хорошего.
Глава 17
Маулан Сами-уль-Хак даже не пытался обуздать бушевавшую в груди ярость. Если бы Фазлур Рахман не заглянул к нему в дом, он бы так и лежал всю ночь до утра словно беспомощная кукла, таращась на догорающий светильник.
– Поднимай всех, – сверкая глазами, прохрипел Сами-уль-Хак.
– Слушаюсь, – покорно склонил голову его помощник. – Мы их догоним. Они не могли уйти слишком далеко.
– Не могли, – как эхо отозвался Маулан. Собственно, он еще не решил, как поступить с русскими. Сердце раздирало противоречивыми чувствами: с одной стороны, хотелось отомстить за собственное унижение, с другой… с другой, Маулан Сами-уль-Хак еще помнил другие времена, времена, когда по всему Афганистану на своих бэтээрах и танках катались бесшабашные шурави, а он работал инженером на заводе. Обычным инженером, не главным, нет, но тогда он чувствовал себя счастливым человеком, а сейчас? Сейчас он командир большого отряда, хозяин окрестных мест, но счастья нет и никогда не будет. Всех близких унесла война. Разве что рядом осталась вторая жена Фатима, но Аллах не дал ей детей. За порогом послышался звук автомобильного двигателя и отвлек его от мыслей.