Виктор Смирнов - Лето волков
Задумался. Какая-то баба монотонно, сонным голосом рассказывала:
– Ходив до нее, ходил. Такий из себя рудый… А после дывлюсь: вже черный… Чи волос покрасыв, чи то другой… От время!
Лейтенант зачеркнул «очень». Зачем писать? Лучше сказать при встрече. Девушка за перегородкой прочитала, вздохнула. Стукнула печатью.
5
Меж стенами домов вклинились забегаловки типа «щель». Прочитал: «Буфет от Малинецкого сельпо. Посуда под залог». Над буфетом раструб репродуктора. Танго. «Счастье свое я нашел в нашей дружбе с тобой»…
– Мороженого… пива… и ситро, – сказал лейтенант.
– Пронесет, фронтовик, – продавщица немолодая, но тон игривый.
– Понос не пуля, согнет да выпрямит.
Она выбила ложку с мороженым в треснутую глиняную миску. Воткнула плоскую палочку. Мороженое показалось пресным, но у палочки был незабываемый вкус осины. И глиняная миска была знакома – с орнаментом «сосоночка» по краю. Так разрисовывали посуду на гончарне в Глухарах.
Кто-то коснулся его погона: девушка, симпатичная. В беретике.
– Фронтовик, угости мороженым.
Лейтенант отдал ей миску. Продавщица бросила на беретик мрачный взгляд и стала качать насос. Пиво полилось в глиняную кружку.
– А ты? – спросила девушка.
– Я только вспомнить хотел.
– А я Клава.
Репродуктор над щелью, хрипя, лез в ухо, как таракан на ночлеге в избе. Девушка ела мороженое, он пил пиво.
– А я Иван, – запоздало отозвался лейтенант. – Слушай, Клава, не знаешь, кто бы меня в Глухары отвез? Ну, может, мотоцикл у кого… За деньги.
– Не… В Глухары не повезут. Обратно темно будет!
– У вас тут куриная слепота, что ли, свирепствует?
В городском радиоузле снова поставили «Счастье свое»…
– А чего у вас везде музыка? – спросил лейтенант.
– Дух поднимают, – ответил беретик. – Потанцуем? Или разучился?
– Кто? Я разучился?
6
Звучало все то же танго. Лейтенант танцевал неважно. На спине его подпрыгивал сидор. Доски танцплощадки поскрипывали и прогибались. Сквозь деревья парка сквозило закатное солнце. Пары были составлены из девчат, которые не сводили глаз с фронтовика.
К ограде прилипли пацаны. Делились впечатлениями: «Клавка какого отхватила!» – «Да ну, лейтенант! В прошлый раз майор был». – «Майор был «рупь-двадцать», может, нога деревянная»…
– К девушке своей едешь? – спросил беретик.
– Ты че, гадалка?
– У тебя глаза в сторону. На туфли не наступай! Может, иголки везешь?
– Какие?
– Хоть какие. Швейные, штопальные, патефонные, «цыганки»… Дороже золота. Я знаю, как продать.
«Ты, только ты, и любовь, и мечты»… Динамик хрюкнул и зашипел.
Торжественный голос местного диктора, запинаясь, вырвался из раструба: «Войска союзников преодолели Западный вал и, овладев городами Валонь и Сент-Мер-Эглиз, вышли к городу Шербур на полуострове Контантен…» Названия давались диктору с большим трудом.
Неожиданно девушка резко освободилась от рук лейтенанта. Два человека влетели на танцплощадку. Они были в гимнастерках и синих галифе, без погон и без оружия. «Мильтоны!» – закричали пацаны. Клава пыталась перелезть через ограду, но не успела. Ее схватили за руки.
Лейтенант бросился отбивать девушку. Ожидавший товарищей оруженосец, увешанный автоматами, объявился неожиданно. Он попытался заломить лейтенанту руку. Но тот вывернулся и хлестко влепил противнику по скуле. Оставив Клаву, все навалились на лейтенанта. Пацаны свистели и орали:
– Бей мильтонов, лейтенант!
Диктор словно пытался отвлечь дерущихся. «Городами… Арроманш… Сен-Лоран… Уистрем… Войска союзников наносят удар в направлении»…
Когда клубок распался, лейтенант сидел на досках со связанными руками и разбитой губой. Он задыхался и хрипел. Клава исчезла в парке, так что, можно было считать, поражения он не потерпел, спас принцессу от дракона. Правда, беретик остался на досках площадки.
7
Один из тех, кого пацаны обозвали мильтонами, просматривал документы лейтенанта у окна. Сам лейтенант сидел на полу у стены, кисти рук за спиной были стянуты веревкой. Он знал, где находится. В танцевальном зале. Этот особняк когда-то принадлежал пану Марчевскому. Наверху торчал крюк, когда-то напоминавший о люстре, а сейчас – о виселице.
Зал был превращен в казарму. Пол у стены завалили соломой – вместо тюфяков. Стены были голые. На соломе валялись сидорки, котелки, несколько книг, гармошка. Из мебели была лишь тумба. Около нее, вытянув забинтованную ногу, сидел средних лет человек, которого звали Ефрем. Время от времени он крутил ручку патефона и переставлял головку с иглой. Пластинка была одна.
«…Забытый вечер повеял вдруг весной…»
Игла постукивала. Они здесь помешались на танго. Прямо Аргентина.
Все в комнате были в военном, без знаков отличия. Автоматы лежали на соломе, в углу. Парень у подоконника, крепкий, с покатыми плечами и шеей борца, зачем-то поковырял ногтем удостоверение лейтенанта, отложил, посмотрел наградные бумаги, отпускной билет.
Приятель его, стоявший рядом и прикладывавший к скуле кругляш от ППШ, заглянул борцу через плечо.
– Нарисовали четко, а не раскинули мозгой, – сказал он. – Ему двадцать всего, а наград как семечек. «Гвардии лейтенант»…
– Ладно, Данилка, погоди, Гупан разберется.
– Гупан его расколет, как орешек, – согласился Данилка.
Донеслись несколько выстрелов с далекой улицы.
– Наши, – сказал борец. – В воздух. Гонятся за кем-то.
– За девками! – подсказал лейтенант.
На него даже не посмотрели. Только Ефрем перевернул пластинку. На другой стороне тоже было танго.
Парень по имени Данилка, по-прежнему прижимая магазин от ППШ к скуле, присел и стал одной рукой рыться в сидоре лейтенанта.
– Фонарик… Трехцветный. Чего, сигналы подавать? – прищурился он на лейтенанта. – Так… Портянки чистенькие, глаженые, фрейлен на курсах гладила? Ножичек на семь предметов, вещь. О! – он выпростал из вафельного полотенца «вальтерок» ППК, полицейский, для скрытой носки. – Незаметно из кармана хлоп – и готово, да? Пули отравленные?
– Нет. На тебя яду пожалели.
Лейтенант чудом пронес пистолетик через три госпиталя. И вот – какая-то шушера теперь присобачит.
– Во! – Данилка вытащил заветный пакетик с розочками. Понюхал, развернул. – Духи!
– Духи оставьте, не пейте, – забеспокоился лейтенант. – Там в кальсоны водка завернута. Казенная.
– Чего ж молчал? – оживился Данилка. – Тут и закусь у тебя. Давай кружки, Ефрем!
Раненый достал из тумбы кружки.
– Руки развяжите! – потребовал лейтенант.
– Зачем?
– Как я буду пить?
– А ты не будешь пить. Ты будешь угощать.
– Слушай, Данилка, мы ж не гестапо! – раненый снял с патефона головку.
8
Услышав шаги, Данилка спрятал бутылку и кружки. Ввалилась группа разгоряченных ребят, кое-кто из них уже попадался лейтенанту на глаза там, на танцплощадке. Один с перевязанным плечом.
Хотя никто не носил знаков отличий, лейтенант сразу понял, кто здесь командир. У этого Гупана была властная походка, взгляд жесткий, но разбавленный полускрытой улыбкой. Голова крупная, кубанка на затылке.
Втолкнули парнишку, белесого, вихрастого и не из робких. Руки, как и у лейтенанта, были связаны за спиной. Лицо его показалось лейтенанту знакомым. И хлопец прищурился, увидев лейтенанта. Явно вспоминал.
– Кириченко! – приказал Гупан одному из группы. – Этого… как тебя?
– Сенька! – ответил белесый.
– Может, и так. Сеньку – в подвал.
– Чего, сразу на расстрел? – спросил Сенька и сплюнул. – Хоть бы поговорили сначала.
– Поговори с ним о погоде, – предложил Гупан Кириченке.
Кириченко толкнул хлопца в спину. Сенька оглянулся на лейтенанта.
– Полтавец, дай бумаги лейтенанта, – сказал Гупан борцу.
– А у него еще пистолетик не табельный, – заметил Данилка. – Ловкий такой пистолетик… В рукав сунешь – не видно.
Гупан просмотрел документы. Долго вчитывался, размышляя о чем-то, в отпускной билет. Подозвал к себе Данилку, отвел в сторону прижатый к лицу диск ППШ. Глаз заплыл как следует.
– Дрался хорошо, смело. К нам пойдешь? – спросил Гупан у лейтенанта.
– Вы на бандитов похожи.
– С кем поведешься, от того и наберешься.
– На дивчину набросились…
– Сифон, – объяснил Полтавец.
– Чего?
– Сифилис. Наследие оккупации.
– За это в тюрягу?
– А что, лучше по статье «сто пятьдесят»? «Умышленное заражение»? Под саботаж могут подвести. Из больницы сбежала.
– Законы знаете! А сидор мой почистили.
– Отдай все, – сказал командир Данилке. – И пистолетик. А руки развяжи.
Данилка неохотно выполнил приказание. Проворчал:
– Еще мы выясним… может, агент. Надо запрос.
– Ага, агент, – усмехнулся Гупан краем рта. – Хорошо обученный. Вступился за дивчину на танцах, специально, чтобы попасть до нас.
