Сергей Зверев - Таежный спрут
– Мы постараемся, Георгий Михайлович, – в голосе молодого слышалась усмешка. – Как прикажете. Не хотите помыться с дороги?
Я опять похолодела. Лучше не ходить им в ванную. Ей-богу, лучше не ходить.
– Успеется, Саша. Плесни-ка на палец. И сам выпей.
Настала тишина. Старик поперхнулся и закашлялся.
– Ну и гадость… Тьфу… А что это вы тут читаете? О, мой бог…
Старик наконец добрался до «Хастлера».
– Саша, мальчик мой… – сквозь толщу дивана продрался скрипящий смешок. – Я, конечно, сочувствую вашему одиночеству, но это же мерзко… Это же не эротика, а все тайны наружу, ну, право слово…
– Охрана, Георгий Михайлович, – голос молодого оставался невозмутим. – Есть у них такая привилегия – просвещаться в свободное от службы время. Извините, это и вправду мерзость. – Над моей головой раздался шлепок – молодой бросил журнал на диван. Я на всякий случай втянула голову в плечи. Болт вонзился еще глубже, продрав до самого миокарда.
– Кстати, чем тут у вас пахнет? – старик подозрительно зашмыгал носом. – Вы не чувствуете?
«Репеллентом», – тоскливо подумала я. По счастью, молодой не страдал восприимчивостью к запахам.
– Простите, Георгий Михайлович, я не чувствую. У меня полипы. Вы собираетесь посетить лабораторию? Все готово, врата открыты. Можем спускаться.
– Повременим, Саша. Должен подъехать еще один человек. Мы не можем его проигнорировать, поскольку это дама.
– Весь Капитул в сборе, хотите сказать?
– Ох, забудьте эти пошлости, Саша… – тон старика стал не на шутку раздраженным. – Эти игры в Орден, в Капитул… «Князья Севера», потомки Рюрика, Петра Великого, Иосифа Ужасного… Бред собачий. Как дети малые. Мы однажды уже посадили свинью за стол, чего же более? Надо же додуматься до такого: привести во власть нечистоплотных животных! Серьезные на вид люди – а занимались такими глупостями! Вы представляете – отбросить движение на десять лет назад!
– Я никогда не вникал в ваши интриги, Георгий Михайлович, – иронично заметил молодой, – я работал. Отдавал этой работе все свое время. Она мне нравится.
– Это делает вам честь, Саша. Вот таких людей нам и не хватает – умных, увлеченных, одержимых идеей. А не играющих в подковерные игры с умерщвлением сотоварищей…
Ужас, душераздирающий ужас полз по телу – от ног к груди, от груди к горлу, безжалостно перехватывая дыхание, покрывая кожу панцирем мурашек. Я застыла. Страшное прошлое не хотело меня отпускать, оно придумывало новые изуверства, чтобы удержать меня в своих клешнях. Я могла, конечно, собрав все силы, приподнять спиной «Акапулько» и полоснуть по ублюдкам из «Кипариса». Но в таком случае: а) они бы полоснули первыми (или разбежались, в случае неимения из чего полоснуть); б) меня бы все равно прихлопнуло сидушкой; и в) всегда найдется кому перехватить древко. Это мы проходили.
Да и автомат лежал далеко в сумке между заклиненными ногами, так что пришлось на время поумерить аппетиты.
– Так это была ваша работа? – доносился сквозь звон в ушах голос человека по имени Саша.
– Конечно. Группу Беляева-Казанского подставили совершенно осознанно. Сколько можно терпеть? Страна задыхается, народ мрет, как саранча от газового облака, а эти недоноски торгуются: открывать ли границы, дать ли народу пожрать… Всех сдали, всю эту, так сказать, элиту – новоявленное ФСБ, громил из БОПа, национал-патриотов… Вы слышали о сколько-нибудь значительном сопротивлении? И я ни разу, Саша. Сами ушли. Вникли в установку, сдали дела – и в колодец. А то? – раззомбировать трудно, да и кто будет? Да и кому это надо – они же не люди. Все эти «Народные банки», «святогорцы», «иконописцы», патриотические союзы, консолидации «угнетенных и обездоленных против коррупции» – в одночасье сдались на милость… и пропали.
Нестерпимо захотелось чихнуть. Ну никак без этого. Я стала растирать переносицу. Не помогало. Втянула в себя воздух. Еще хуже. В отчаянии засунула мизинец в ноздрю и принялась его там яростно проворачивать. Немного полегчало – позывы стали затихать.
– «Росгаз»… – усмехнулся Саша.
– Вы правы, «Росгаз» мы тянем и никому в обиду не дадим. Покуда он добывает нефть и газ, а не лезет в переустройство мира, мы будем его вытягивать. Впрочем, если Бахарев замитингует… – тут старик сделал многозначительную паузу.
– То есть вы признаёте, что проект «Лаборатория» был ошибочен? И возврата к нему не будет?
– Не возвращаются к былым возлюбленным, Саша. Былых возлюбленных на свете нет. Кстати, будь вы более компанейским парнем, вы обратили бы внимание: я всегда выступал против проекта «Лаборатория». Ну, не могут, Саша, вы понимаете – не могут, хоть ты тресни! – зомби участвовать в управлении государством. Это та же кухарка, но гораздо хуже. Пусть они гении, а не могут. Пусть они семи пядей во лбу, а все равно продуют. У зомби есть ум, но нет самого ценного качества политика – безошибочной интуиции. Ей просто неоткуда взяться.
– И юмора, – проворчал молодой.
– Само собой, – согласился старый. – Без юмора никуда… А зомби могут и должны быть только исполнителями. Палачами, солдатами, строителями. Только так получится толк. И никак иначе. И баста. А управлять должны мы с вами, Саша, запомните. История учит, и мы не вправе второй раз наступать на грабли.
– Позвольте, Георгий Михайлович, но в проекте «Питомник» сохранены многие технологии, примененные в проекте «Лаборатория». Существуют идентичные методики, процедура принятия препарата, обучения, воспитания. Наконец один и тот же исходный продукт. Надеюсь, вам не в чем его упрекнуть?
– Да ради бога, – отмахнулся старик. – Мне ли вас, профессионалов, учить? Я говорю о большой идее, а вы талдычите про свои техпроцессы. Полноте. Я не дуремар, Саша. И никому не указываю. Я прошу об одном – выдайте мне, ради бога, на-гора желаемый результат, а как вы его добьетесь – это ваши проблемы. Кстати, как у вас дела… в мастерских?
– Слышите, лязгает?
– …Не слышу.
– Шучу, Георгий Михайлович. Все в порядке.
– Ну, дай-то бог.
Какой-то посторонний шум ворвался в мирное течение беседы. Отдаленный топот, стук в дверь.
– Ну, в чем дело? – недовольно спросил молодой.
Кто-то сунул нос в комнату.
– Александр Николаевич, на минуточку…
– Хорошо. Извините, Георгий Михайлович, я отлучусь.
– Да пожалуйста, пожалуйста.
Отсутствовал молодой довольно долго. Все это время старик сидел в тишине и не скрипел.
– Непонятно как-то, – сказал молодой, возвращаясь на исходную позицию. – Наружная охрана обнаружила разбитое окно в ванной комнате. Я осмотрел – оно действительно разбито. Шпингалет в открытом положении. Кто-то побывал в этом доме, Георгий Михайлович.
Старик молчал.
– Эко, право, необычно, – задумчиво изрек хозяин ротонды, – но не вижу повода для тревоги. Мы разберемся.
– В переводе на русский, у вас проблемы? – холодно поинтересовался старик.
На что молодой непринужденно отбился:
– Мы сами решаем свои проблемы, Георгий Михайлович. Не думаю, что произошло сверхординарное событие, которое…
Новый стук в дверь прервал пустую риторику.
– Да! – рявкнул хозяин.
– Александр Николаевич, – хрипло сказал запыхавшийся мужской голос, – в ущелье лежит труп «бывалого». У него разбита голова… и пропало оружие.
– Поздравляю, Саша, – проворчал старик. – Проблемы растут снежным комом, не так ли?
– Я отлучусь с вашего позволения, – выдавил молодой.
– Я, пожалуй, присоединюсь, – кресло скрипнуло, следом загудели половицы – старик поднялся.
Шаги. Двое вышли из комнаты. Дверь закрылась.
Страх пульсировал в венах. Нужно было предпринимать какие-то действия, бежать, спасаться.
А как убежать из окруженного дома?
Превозмогая стократ возросшую силу тяжести, я вылезла из «Акапулько». Вынула автомат и отвела гаечку затвора. Выстрелить не выстрелю, но сказать «Руки вверх, козлы, и пошли вы все» не постесняюсь.
В этой стране вновь происходили непорядочные вещи. Голос за кадром, с неизлечимым старческим придыханием, принадлежал руководителю столичной ветви «Бастиона» Георгию Михайловичу Пустовому.
Время играло на хозяев базы. Труп отвлечет их от разбитого стекла, но надолго ли? Дверь со скрипом поддалась. Ныла вмятина на плече, ноги подкашивались. В коридоре никого, кроме чучела совы. Смотрит на меня глазами круглой дуры. Ощущения – блестящие. Сжав рукоятку «Кипариса», я на цыпочках дошла до лестницы. Осторожно глянула вниз. Под лестницей переминались чьи-то ноги в тяжелых бутсах. Пришлось пойти прямо – где не было ничего, кроме двери в ванную. Коридор упирался в тупик, а тупик украшало плетеное кашпо с пыльными нарциссами (могу представить, сколько им лет).
Ванная пустовала. Рама злополучного окна приоткрыта, и легкий южный ветерок проникал в помещение, покачивая глянцевую шторку над раковиной. Я заглянула в туалет – никого. Отворила раму пошире. Взору предстала серая скала, покрытая молодыми елочками. Под ней – двускатная крыша барака, разбитый шифер. Слева – внутренний дворик. Поленницы тесаного бруса, деревянные ящики, складированные штабелями. Похожи на снарядные. На дальней стороне, у аналогичного приземистого строения – какие-то крытые брезентом махины. Справа – орошенная кровью вертолетная площадка с видом на ущелье. В поле зрения – никого. Осмелев, я высунулась по пояс. Не напрасно. Двое в камуфляже стояли боком к дому и увлеченно таращились в глубь распадка. Расстояние – метров семьдесят.
