Григорий Ольшанский - Лесной спрут
Обзор книги Григорий Ольшанский - Лесной спрут
Григорий Ольшанский
Лесной спрут
Когда мне пошел девятнадцатый год и я окончил коммерческое училище, — родные мои порешили, что мне пора прогуляться по морю.
— Поезжай, мой друг, поскорей, — говорил мне отец. — Конечно, нам будет очень без тебя скучно; но мир стал слишком тесен теперь для того, чтобы человеку с энергией, образованием и умом просидеть целую жизнь в маленьком городе. А уж если покинуть его, то надо ехать туда, где менее конкуренции и больше простора…
— Но куда же прикажешь мне ехать отец? — ответил я на это неожиданное предложение со смешанным чувством бессознательной радости и жуткого страха. Теперь в Америке тоже стало уже тесно…
— Правда, — согласился отец, — а потому ехать тебе в Америку я не советую, тем более, что ни родных, ни даже знакомых у тебя там нет, а без знакомства весьма трудно сделать карьеру. А ты поезжай на Цейлон, где живет уже лет тридцать твой родной дядя Иоган, ведет свои дела очень успешно и наверно тебя где либо устроит. Да кроме того, гм! У него очень большая семья и несколько красавиц-дочерей, за которыми весьма хорошее приданое… Разумеется будущее предвидеть нельзя, но свое счастье следует искать там, где для него более вероятия… Так, вот, милый мой сын, собирайся и говорить больше не о чем!
Через неделю после этого разговора, я уже садился на пароход в Гамбурге и, высадившись в Коломбо, скоро очутился на плантации дяди, предварительно проехав около двухсот миль, сначала по железной дороге, а затем по превосходнейшему шоссе, проложенному среди непроходимого леса.
Небывалые впечатления до такой степени закружили мне голову, что я почти потерял сознание окружающего и чувствовал себя как во сне; однако, обжившись несколько в родственной и радушной семье, сохранившей на краю света наши добрые немецкие нравы, я начал понемногу сводить свои ощущения и осматриваться кругом.
Дядя мой, пятидесяти-пятилетний, но еще весьма здоровый и крепкий мужчина, представлял собою настоящий тип разбогатевшего немецкого боера[1], а супруга его Амалия-Екатерина превосходно этот тип дополняла. Кроме главных хозяев в обширном одноэтажном дядином доме, весьма напоминавшем помещичьи дома времен крепостного права в России, помещалось еще человек до пятнадцати лиц обоего пола, на первый раз производивших впечатление родственников; но впоследствии выяснялось, что у дяди имелось только две дочери и три сына, а остальные оказались рабочими, попавшими сюда случайно и, кажется, навеки оставшимися. Нечего говорить, что из всей этой весьма приятной компании, особенно привлекала мое внимание младшая кузина Лина, которая, в свою очередь, была необычайно приветлива со мной…
— Чем же вы тут занимаетесь? — начал расспрашивать я своих доселе невиданных родственников в первый же день по приезде.
— Как тебе сказать? — ответил дядя за всех — делаем мы то, что под руку попадется, так как редко человек ищущий заработка может себе найти труд по призванию. Впрочем, главное наше дело — торговля, но такая торговля, которая, конечно, возможна в этой стране. Самый модный продукт здесь "копра", то есть, волокна кокоса, из которых в Англии выделывают всевозможные ткани; а затем фрукты и лекарственные растения. Все это мы скупаем у тех, которые разыскивают товар по лесам, но этого мало, и потому мы уже успели насадить у себя целую рощу кокосовых пальм и завести собственное хозяйство, дающее нам весьма порядочные доходы. Но, если бы ты знал, чего это нам стоило!
— Еще бы, я думаю, — поддержал я, — дикие звери, крокодилы и змеи…
— Ошибаешься, друг мой, — возразил дядя с улыбкой, — все это нам мало мешало, так как оружие у нас превосходное, а стрелять наши ребята умеют. Но растительность, растительность прямо адская — вот наше несчастье и зло. Помилуй! Не успеешь расчистить с тяжким трудом небольшую полянку, — а через год снова она зарастет, да еще такими растениями, которые даже и топор не берет… И как быстро они вырастают! Недаром существует поверье об индийских факирах, выращивающих в пол-часа цветок из зерна… Почем знать знать, может быть такие растения и бывают…
— Но, надеюсь, дядя, что ты такого растения не видел, — пошутил я.
— Положим не видел, — ответил старик серьезно; но зато видел много такого, о чем вы в Европе даже понятия не имеете. Тропические леса, — в особенности на Цейлоне, еще слишком мало исследованы, а потому, что вам могут сказать ваши ученые? А здесь чудес у нас сколько угодно. Я не говорю уж о том, что из капустного семени здесь вырастает настоящее дерево в один год; о перце, действующем не хуже цианистого калия и о ядовитых фруктах, безвредно растущих и в европейских садах, но которые — мы отправляем вместо лекарства. Все это и тебе должно быть известно; но что ты скажешь о растении, которое нападает на зверя и человека и их съедает до тла?
Я посмотрел на дядин стакан; он был налит слабым белым вином и отпит только наполовну.
— Но ведь это противоестественно, дядя, — заметил я осторожно.
— Противоестественно?! — горячо воскликнул старик, — а откуда ты это знаешь? Разве не видел ты мухоловку, которая ловит мошек и даже мух, а потом их переваривает. Ну, увеличь масштаб во сто раз, как и следует на Цейлоне, и ты получишь "Лесного спрута", как называют у нас это проклятое Богом растение, хотя вашим ботаникам, должно быть, оно неизвестно. Ты сомневаешься? — сказал он, расстегивая воротник, — так, вот, посмотри эти ранки на шее, которые у меня остались после борьбы с этим дьяволом! Да и не один я, многие с ним встречались в лесу, а мой бедный друг Фриц, приехавший вместе со мною, должно быть пал его жертвою…
— Но как же? Но что же это такое?… — еле мог вымолвить я, увидев ряд побелевших рубцов на шее у дяди.
А, вот, если хочешь, я тебе расскажу. Лет восемь назад, я один раз проходил по опушке дальнего леса и вдруг увидел ручей, которые попадаются у нас крайне редко. Положим, вода горячая в них, но я страшно устал и потому захотел выкупаться. Но только что я успел расстегнуть блузу, как что-то, ударило меня по шее, точно кнутом и потянуло в сторону. Вне себя от испуга, я, однако, выхватил нож и успел перерезать, как я думал, разбойничье лассо; но никаких разбойников близ меня не было; а, когда я воротился домой и показал свои раны, то покойный Вильгельм тот час же мне пояснил, что я подвергся нападению не разбойника, а "растительного спрута". У нас его целые заросли, — говорил он, — и от одиночного отпрыска еще можно избавиться; но, если попадешь в заросль, то даже и слон не спасется… Что ты теперь скажешь на это?!
