Бронепоезд. Сталинская броня против крупповской стали - Корчевский Юрий Григорьевич
Лейтенант начал формировать группу. Из-за важности задания он решил возглавить ее сам. Вторым был сапер. После некоторых раздумий лейтенант включил в группу ефрейтора Синицына, Сергея и Суровихина.
Поскольку рейд предполагался не на один день, так как железнодорожный мост был в тридцати километрах от линии фронта и за ночь бойцы никак не могли обернуться, с собой брали сухой паек и побольше патронов.
Пока группа готовилась к выходу, лейтенант успел договориться о переходе линии фронта с соседним батальоном. Он вновь решил переходить ее по болоту, только с другой его стороны – после недавнего перехода и подрыва танка немцы были настороже. Болото для перехода удобно и относительно безопасно, по крайней мере мин там нет. Но по правому берегу болота стояли – как у наших, так и у немцев – другие батальоны, болото было на стыке полков.
Следующим вечером вышли. Еще днем Синицын высказывал недовольство:
– Послали бы авиацию, раздолбали бы бомбардировщиками мост – и все дела.
Услышав его высказывания, Суровихин спросил:
– А ты давно наши бомбардировщики видел? Я лично, как полк позиции занял, вижу в небе только немецкие «лаптежники».
– Это да.
В 1942 году положение на фронтах было очень тяжелым, самым худшим за все время войны. Не хватало всего: самолетов, танков, пушек, пулеметов, подготовленных солдат. Тем более что командование посылало на бомбардировку моста звено самолетов «СБ». Но бомберы до моста не долетели: не имея истребительного прикрытия, они были сбиты «мессерами».
Ни лейтенант, ни тем более его группа не знали о попытке бомбардировки.
Сидоры за плечами были набиты сухим пайком на пять дней, патронами и взрывчаткой. Для того чтобы взорвать мост, взрывчатки надо много, и разведчики несли с собой пятьдесят килограммов. Командование полка не знало, какой мост – одно– или двухпролетный, есть ли на нем бетонные быки, а от этого зависело, сколько и куда закладывать тротила, чтобы не смогли быстро восстановить мост. И повреждения должны были быть максимальными. Сапер должен сам увидеть мост и оценить, куда заложить тол. Сам сапер нес провода, электродетонаторы и подрывную машинку.
От близкого соседства в сидоре тола рядом с боеприпасами Сергею, как и остальным, было не по себе. Залетит случайная пуля в перестрелке – и разнесет в клочья, даже хоронить будет нечего.
Они перебрались через болото. Наученный горьким опытом, когда мокрыми портянками он натер себе ноги, запасные портянки Сергей нес на голове, обмотав их на манер чалмы. Зато потом переобулся в сухие портянки, а мокрые утопил в болоте, обернув ими камень.
Шли с предосторожностями, но быстро и без привалов – до рассвета нужно было как можно дальше уйти от передовой. Еще через десять километров начинался лес, который тянулся почти до самой железной дороги.
Лейтенант рассчитывал вести группу по лесу, скрытно и безопасно.
К трем часам ночи им удалось войти в лес, и лейтенант объявил привал.
Сергея он выставил дозорным. Во время быстрой ходьбы одежда на теле высохла, но была грязной, даже цвета не было видно. И пахла тиной, гнильем болотным.
Полчаса на отдых – и снова вперед. Темно, только звезды сияют в вышине, но лейтенант вел группу по компасу.
Периодически в группе кто-то падал. Лес был старый, и на пути разведчиков встречалось то дерево поваленное, то пни, то ямы. И звуков полно.
Сергей – парень деревенский, ему звуки были понятны и не пугали. Вот филин ухнул, а это сова бесшумно пролетела над головой. В темноте засветились и пропали глаза ночного хищника. Но остальные бойцы в группе были городскими, и для них лес был чем-то чужеродным, пугающим.
За ночь разведчики проделали большой путь, километров двадцать – двадцать пять – кто их мерил? Расположились на дневку – днем в чужом тылу двигаться опасно. Могут немцы заметить, а пуще того – полицаи, в большинстве своем они из местных. Сообщат немцам и проведут за собой по любой глухомани.
В полицаи записывались люди, ненавидевшие Советскую власть, идейные, но были и бывшие уголовники, желавшие покуражиться всласть, набить карманы чужим добром.
Место было глухое, удобное, и, пока разведчики отсыпались, один из них стоял в дозоре. Дозорные менялись каждые четыре часа. К охране бивуака лейтенант не привлекал только сапера – за ночной переход он вымотался. Был сапер, по меркам Сергея, уже не молод, лет сорока, и до войны успел поработать взрывником на угольных шахтах. Разведчиков, как и волков, ноги кормят, а вот саперы больше ползают, ставят или снимают мины.
Сергей отстоял свою смену и разбудил Синицына.
– Твоя смена, уступи теплое место.
Вместо подушки у них был сидор. Подушка, правда, была жестковатой: тротил в брусках, патроны в пачках, галеты в бумажной обертке.
Сергею показалось, что он только веки смежил, а его уже толкают.
– Чего тебе, Синицын?
– Послушай, вроде как собака лает.
Насчет собаки – это серьезно. Немцы, оккупировав чужие земли, собак сразу изводили, стреляли, и уцелели только те псины, которые не подавали голоса.
Сергей поднялся, прислушался. Тихо. Но только он открыл рот, чтобы отругать ефрейтора, как ветерок донес далекий лай.
– Давно слышишь?
– Несколько минут. Кажется, лай ближе стал.
Это было плохо. Гехаймфельдполиция, или полевая полиция, – немецкая предтеча нашего СМЕРШа – зачастую использовала в охране тыла собак. Вот и сегодня утром, обходя порученную территорию, собака взяла след от болота. На влажных участках земли прослеживались четкие следы четырех пар немецких сапог и одной пары – советских. Перед рейдом разведчики переобулись, а о сапере в суете запамятовали. Немцы о разведгруппе сразу догадались: зачем настоящим немцам по болотам ходить? Да еще в русских сапогах?
Сразу был отряжен взвод полицейских. Это не пехотинцы, все имеют опыт борьбы с разведгруппами, диверсантами, своего рода разыскники, бультерьеры. В след вцепились – не оторвешь. Впереди – проводник с овчаркой, рвущейся с поводка, за ними фельдполицаи бегут. Все откормлены на добротных харчах, физически натренированы – в полевую полицию зачастую отбирали охотников и егерей. Таким и следы на земле читать приходилось, и на охоте не один десяток километров с ружьишком проходить.
Но сейчас их гнал азарт. Захватят или перестреляют русских – награда будет или в отпуск отпустят. Пять русских не смогут долго противостоять трем десяткам солдат ГФП.
Фельдфебель, недавно пойманный обер-лейтенантом за пьянкой, был зол, мечтал реабилитироваться и гнал своих полицаев без остановки. Если русские успеют что-нибудь взорвать, ему нагорит. Ладно, если только в звании понизят – могут ведь и на передовую послать, чего фельдфебель боялся до икоты. Снаряд в окоп прилетит – и не услышишь, а еще пугали знаменитые штыковые атаки русских. Это же варварство какое – штыком в живого человека! Не цивилизованно, по-немецки, а по-азиатски.
– Буди лейтенанта!
Лейтенант безмятежно спал. Будить его было жалко, устали все, но пришлось. Однако, как только он услышал лай собаки, который стал отчетливее, сразу приказал: «Подъем!»
Собрались за несколько секунд. Из холщового мешочка лейтенант щедро насыпал на лежку и следы группы махорки – для таких случаев специально брали самую дрянную, но и самую ядреную. Курить такую могли не все, зато махорка пополам с перцем хорошо сбивала собаку со следа.
Только и проводники были опытные. Когда преследователи добрались до места отдыха разведчиков, собака стала чихать и тереть нос передними лапами. Ее сразу провели вокруг бивуака, и она снова взяла след – старания лейтенанта пропали втуне.
Теперь разведгруппа уже бежала. Лейтенант мечтал встретить реку или ручей. Если собака одна, речушка могла выручить.
Фортуна – тетка капризная. Сначала повезло немцам, взявшим след, потом русским. Им встретилась речушка – едва ли метра три шириной, с тихим течением.
– В реку! – скомандовал лейтенант.
Теперь они бежали по реке. В воде запахи не распространяются, и ни одна собака их не учует. Немцы вынуждены будут пустить собаку по берегу – вверх и вниз по течению, чтобы наткнуться на след. Ведь разведчики не могут все время по воде бежать: это тяжело, да и задание выполнять надо. Вода смывала болотную тину с обмундирования, охлаждала разгоряченные бегом тела. Сапоги, набрав воды, стали тяжелыми.
