Анатолий Гончар - Последняя обойма
— Угу, — согласился Атясов и продолжил: — Скажи, разве может быть оружие гуманным?
Оба сидевших в парилке старлея, одновременно подняв руки, покрутили пальцами у виска.
— Вот и я о том же, но мировое сообщество всерьез призывает запретить оружие негуманное и, более того, определяет, какое оружие гуманно, а какое негуманно. Но разве есть какая-то разница между тем, выпустит противник три снаряда и разрушит деревушку, или же он выпустит шесть, но с тем же итоговым результатом? Возрастут лишь затраты, война затянется, и в итоге, когда, наконец, наступит долгожданная победа, и не важно чья, все будут жить хуже.
— Что-то мы не туда поехали, — вмешался в разговор дотоле молчавший Кузнецов. — Начали за Чечню, закончили мировым сообществом.
— Да я всё это к тому, что люди остаются такими, какими их воспитывает общество, их окружающее. Вполне возможно, что чечены не хуже и не лучше других народов. Во всяком случае, они такие как есть, со своими бзиками и моралью и, естественно, они поступают сообразно своему воспитанию. Меня самого коробят проявления беспричинной жестокости, издевательств, пыток. Разве я не вытаскивал истерзанные тела летчиков? Разве не находил изрезанное буквально на куски тело солдата внутренних войск с выколотыми глазами, с отрезанными ушами и гениталиями, с вырезанным на остатках груди крестом? Вот это сделали настоящие звери, и к таким у меня нет и не будет ни капли жалости. А казнь, если это действительно казнь, а не способ поглумиться над беззащитными… — на мгновение капитан умолк, давая возможность сидевшим рядом командирам групп осмыслить сказанное, — вправе ли я обвинять сделавших это по своему обычаю?
— Так что же, эти сволочи, — Крикунов кивнул головой в сторону двери, имея в виду тех, кто сегодня на его глазах, пусть и по телевизору, резал беззащитных пленников, — должны быть расцелованы и прощены?
— Ты меня не понял! Твари, которые, гордясь, снимаются на фоне агонии своих жертв, уже перестали быть людьми, и не заслуживают ничего, кроме смерти! — Атясов замолчал, и на некоторое время в парилке установилась тишина.
— Давайте что ли ещё разок парку, и на выход! — предложил Кузнецов и, не дожидаясь чьего-либо согласия, спустился на пол, взял кружку, и от души зачерпнув горячей водицы, плесканул её на пышущие жаром камни. Огромное белое облако рванулось вверх, сметая с верхней полки и развалившегося Атясова и всё еще играющего желваками Крикунова.
— Чёрт, хоть бы предупредил! — уже стоя на полу, беззлобно выругавшийся капитан после нескольких секунд замешательства вновь полез на верхнюю полку. Следуя его примеру, стали подниматься и остальные.
— Война — это, конечно, по большей части действительно кровь, — снова вернулся к прерванной теме заместитель командира роты. — Но вместе с тем она же порождает и величие духа, и стремление к свету, к справедливости. Жаль, что у каждой стороны эти устремления имеют разные векторы движения.
— О боже! — не выдержал Олег. — Антон, ты сюда скоро и высшую математику приплетёшь!
— А что, — улыбаясь, развел руками Атясов, — я могу. А ещё я стихи знаю…
— Давай читай, мы все внимание, — всё еще пригибаясь от нещадно обжигающего уши пара, дурашливо попросил Кузнецов.
— Тогда слушайте. Стихотворение «Ветер», слова народные.
Антон распрямил плечи, гордо задрал подбородок и, ощутив ушами влажный жар, начал декламировать: — Ветер пулю так относит…
— Стоп, стоп! Это мы и сами знаем! Ты что-нибудь новенькое прочти.
— Новенького я ничего не помню! — ощутив, что ему становится чересчур жарковато, Атясов спустился на одну полку ниже, но уходить из бани пока не спешил.
— Нет, так не пойдёт, обещал — читай! — дурачились командиры групп. — Иначе запрём тебя в этой бане навечно.
— Навечно не получится, со следующего БЗ придёте — сами откроете, — философски рассудил Антон и, подмигнув совсем осоловевшему от жары Крикунову, улыбнулся. — Будет вам стишок, слушайте и мучайтесь:
Русский бунт, кровавый бунт,
Беспощадный в своей ярости.
Воля, вырвавшаяся из пут.
Защити нас, Господь, пожалуйста!
И тут же без всякого перехода:
И в речных оголяясь зорях,
Умываясь водой пенной,
Вновь я буду с тобой спорить,
Утопая в крови венной…
— Это ты к чему? — оторопело уставился на капитана сидевший рядом с ним Крикунов.
— А кто его знает! Вылезло… — пожал плечами и впрямь не понимающий, куда это его понесло, Атясов.
— Ладно, мужики, пошли отсюда, а то, как бы у нас от перегрева ещё и глаза не повылазили! — предложил Олег, и сам первым выскочил из пышущего жаром помещения в прохладный предбанник.
Когда они входили в парилку второй раз, к ним присоединился пришедший с совещания командир роты, и постепенно как-то сам собой разговор перешёл на крайнее боевое задание.
— Так, значит это Димарик схрон обнаружил? — командир роты только перед самым началом совещания приехал из Ханкалы и был ещё не в курсе всех подробностей.
— Да, — подтвердил информацию Кузнецов. — Только он нашел не собственно схрон, а увидел на земле небольшую кучку муки. Похоже, тайник пополняли, или наоборот, разгружали, совсем недавно, уже после дождя.
— Я же говорил, — майор победно взглянул на закрывшего глаза Олега, — что Димарик собирает кучу нужных и ненужных вещей, надо только суметь в этой куче разобраться. Глаз у него остер, слух лучше любого, и слышит он не все подряд, а только то, что нужно. Теперь-то ты, надеюсь, это понял?
— Понял, особенно после того, как он миноискателем облака разминировал.
— Это ты зря! — заступился за Маркитанова заместитель командира роты. — Если бы он не задрал его выше головы, мы бы с тобой сейчас тут не сидели!
— Ага, точно, да это только невероятная случайность, что он услышал писк в наушниках, прежде чем смахнул миноискателем провод.
— Случайность — это непознанная закономерность! — голосом убежденного философа пробасил до этого не вмешивавшийся в их разговор Крикунов.
— Я бы даже сказал не так, — ротный улыбнулся. — В случае с Димариком случайность — это как раз и есть закономерность.
— Согласен! — присоединился к выводу Гордеева командир третьей группы. Кузнецов посмотрел на довольно улыбающегося Крикунова и его прорвало.
— Слушай, Валерк, раз уж ты такой знаток и любитель философии, забирай Димарика себе, дарю… бесплатно.
— Увы! — Крикунов развёл руками. — Рад бы, но полный комплект и поменяться не могу, бойцы обидятся. Скажут, не дорожу любимым личным составом.
— Вот-вот, все вы дорожите, а Маркитанова мне подсунули!
— А чем он тебя, собственно, не устраивает? — Гордеев, похоже, начал понемножечку сердиться. — На посту спит? Нет?! Понятно. В поиске отстаёт? Тоже нет. Болтает много? Опять нет. Может, курит в ночи? Ах, да, он же у нас некурящий! Так в чём же дело?
Услышав все эти поставленные ротным вопросы, Олег задумался. И правда, в чем? Поразмышляв, он, кажется, нашел ответ:
— От него не знаешь, что ждать…
— А ты и не жди, просто верь, что всё в итоге будет нормально.
— Хм, — Кузнецов хмыкнул, не зная, что сказать, а Гордеев вытянул вперёд пятерню и начал загибать пальцы.
— У тебя было два БЗ. На первом Димарик увидел передвигающихся с фонариками бандитов и доложил — это раз…
— Только он сперва доложил то же самое об огнях, горящих в деревне, — попробовал отбрехаться Кузнецов, но ротный сердито посмотрел в его сторону.
— Не перебивай! Итак, это раз. Два — это то, что в оставшемся после боестолкновения трупе следы от пуль семь шестьдесят два. Три — Димарик обнаружил схрон. Не возражай, единственный из тридцати человек, кто заметил просыпанную муку, был именно он. А найти сам тайник было делом техники! — сидевший рядом с ротным Атясов согласно кивнул. — Час другой, и вы бы его все равно обнаружили. В-четвёртых — на ваше счастье миноискатель оказался в руках именно Маркитанова. Возможно, другой сапёр смог бы визуально заметить натянутый провод, хоть он и был зелёного цвета, но скорее всего, вы бы подлетели на воздух.
— Так что мне, его теперь в задницу целовать? — Олег начал выходить из себя.
— Не так категорично! — Гордеев снова улыбнулся. — Воспринимай его как неизбежное, но доброжелательное стихийное бедствие.
— Ещё скажи — дружелюбное приведение.
— Я надеюсь, до этого не дойдёт, — ротный продолжал улыбаться, а Кузнецов, наконец-то поняв, что над ним уже слегка издеваются, нахмурился ещё сильнее и не нашел ничего лучшего, как спуститься вниз и от души поддать парку. Офицеров на этот раз смыло с верхней полки быстрее, чем туда добрались по-настоящему густые клубы пара…
… а что касается Маркитанова и инженерно-сапёрного дела, — Вадим продолжил начатый разговор уже в предбаннике, — это отдельная история. У него давняя любовь к минно-подрывным работам. И если по совести, тут я должен с тобой согласиться: подпускать Димарика к инженерному оборудованию и ко всему, что с ним связано, нельзя. Была у меня одна занятная история, мы тогда работали в районе *…ов:
