Честер Хаймз - Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв
— Знаю, что у тебя был кто-то, — сказал он. — Я не могу требовать от тебя, чтобы ты «заржавела» на то время, что я отсутствую. Я не дурак.
Она положила руку ему на шею и попыталась притянуть его голову к себе.
— Я с тобой честна, — сказала она. — Клянусь на Библии.
Он отодвинул голову назад.
— Послушай, детка, сейчас не время для сладких речей. У меня стибрили деньги, которые я зарабатывал целый год, а ты с чистыми глазами лживо клянешься мне на Библии.
— Это не ложь, — сказала она. — Если бы ты потрудился испытать это, вместо того, чтобы покупать «кадиллак»…
— Ты хотела «кадиллак» так же сильно, как и я.
— Ну и что из того? Это не значит, что я считаю «кадиллак» единственной вещью на свете.
— Сейчас не время спорить, — сказал он. — Мы должны что-то предпринять — и быстро. Один раз нам повезло, но долго так продолжаться не может. Копы ищут нас, чтобы поймать в этой «горячей» машине и тогда…
Она прервала его:
— Нам надо встретиться с одним моим знакомым, который занимается автомобильным бизнесом. Он может помочь нам.
— Я уже повидался со всеми людьми, занятыми в автомобильном бизнесе, с которыми мне надо было повидаться, — сказал он. — И сыт ими по горло. Вот что я думаю сделать — это встретиться, если мне удастся их найти, с несколькими моими друзьями по плаванию и попросить их помочь найти мой автомобиль.
— Этот человек, о котором я тебе говорю, гораздо лучше, чем все они, — убеждала Сассафрас. — Если этот большой блестящий «кадиллак» находится в Гарлеме, то он найдет его гораздо вернее, чем любой, кого я знаю.
— Если все эти мужчины, которых ты знаешь… — начал он, но она не дала ему закончить.
— Какие мужчины?
— Ну, скажем, этот лысый папочка, который выдает себя за предсказателя судьбы…
Ее губы скривились:
— Надеюсь, ты не ревнуешь меня к нему?
— Ну, он чертовски смахивает на женщину.
— Так вот, тот парень, о котором я говорю, ни капельки не похож на этого.
— Если ты думаешь, что это сделает меня счастливым…
— У нас с ним нет ничего, — сказала она. — Я едва с ним знакома. Только деловые отношения.
— А какие у вас с ним дела?
Она оставила этот вопрос без внимания.
— Мы можем попросить его поискать в округе и посмотреть, что ему удастся обнаружить, — продолжала девушка. — И, конечно, мы можем остаться у него дома, пока он будет искать. Тебе же все равно негде остановиться.
— Я считаю, что нам следует провести у тебя то время, какое я не могу провести в своем автомобиле. У тебя в комнате живет какой-нибудь мужчина?
— Ты мне уже надоел, — сказала она. — Ты же знаешь, что в моей комнате не может быть никакого мужчины — люди, у которых я живу, очень респектабельны.
— Хорошо, а как мы заплатим этому человеку за то, что будем у него жить и за то, что он будет искать нашу машину? — поинтересовался он. — Я отдал мистеру Барону свой последний доллар.
— Мы можем отдать ему колеса от этой машины, — предложила она. — Он как раз занимается подержанными шинами.
— Принято, — сказал он. — Но я не настолько прост, как ты думаешь. Этот парень просто ворует шины.
— Ну ладно, так оно и есть, — сказала она. — И он всегда знает, где и какая машина находится в этом районе, чтобы снять с нее колеса. И это как раз тот, кто тебе нужен, — человек, который что-то знает.
— Хорошо, коли так, давай отдадим ему колеса от той машины, и пусть он начинает искать. Где он находится-то?
— Он живет в Переулке. У него там свое собственное жилье.
Роман завел машину и выехал вниз на 112-ю улицу и развернулся обратно по направлению к Лексингтон. Как раз позади здания, выходящего на Третью авеню, находится узкий переулок, который сворачивает под прямым углом и проходит между пересекающими город улицами.
Здесь совершенно не было места для большой машины — пространства не хватало даже для того, чтобы открыть дверь хотя бы с одной стороны и выйти из автомобиля, и Роману пришлось сворачивать за угол в три приема.
— Ненавижу, когда заносит сюда, — сказал он. — Тут ездить невозможно, можно только летать.
Переулок представлял из себя ряд двухэтажных кирпичных домов, находящихся в различной степени разрушения и некогда служивших каретными сараями для богатых особняков 111-й и 112-й улиц. Теперь на вторых этажах, предназначавшихся для служителей, жили семьи, а нижние помещения для карет обычно были заполнены всяческим скопившимся за долгие годы хламом, среди которого обитали крысы и играли дети, а юные девушки теряли свою девственность.
— Это здесь, — сказала она, завидев гнилую деревянную дверь каретного сарая, испещренную нашлепками из ржавой жести. — Давай-ка посмотрим, дома ли он.
Дверь была перегорожена большим стальным засовом с висячим замком.
Роман остановил машину, девушка вышла и заглянула в замочную скважину.
— Его нет дома, — сказала она. — Мотоцикла не видно.
— Ну, что теперь будем делать? — спросил он.
— Дай мне подумать, — сказала она с отсутствующим видом, трогая кончиками пальцев, выглядывающих из митенок, свою пыльно-серую щеку. И вдруг просияла: — О, вспомнила. Он дал мне ключ от двери.
Она принялась рыться в своей сумочке.
— Зачем это он дал тебе ключ от своей двери? — спросил Роман подозрительно.
— О, это для его девушки, — беззаботно сказала она. — Мы с ней подруги. Он сказал, что если она придет, а его не окажется дома, то чтобы я впустила ее.
Справа от дверей каретного сарая находилась маленькая дверь, которая открывалась на лестницу, ведущую на верхний этаж. Она вставила ключ в замок и сказала:
— Ну вот! Теперь мы можем войти и подождать его.
— Я вижу, ты знаешь этого парня слишком хорошо, — сказал он.
— Его подружка и я нечто вроде этого, — сказала Сассафрас, поднимая руку и показывая ему большой и указательный палец, тесно прижатые друг к другу. — Я сейчас сбегаю наверх и принесу ключ от большого замка, так что ты сможешь загнать машину вовнутрь, и ее никто не увидит.
— Если это все так, — сказал он, — то мне должны нравиться зерна овса в моем мороженом. Но я не мул.
Но она не стала терять время на то, чтобы выслушать его. Она сбегала наверх, принесла ключ и открыла большие двери, и Роман загнал машину в темное захламленное помещение с тусклым освещением и полом, устланным каменными плитами, где стоял запах резиновых шин и плесени. На стенах были развешаны различные приспособления для смены и ремонта автомобильных шин, но самих шин не было и следа.
Он вышел, ворча про себя. Она закрыла и заперла ворота, изгибаясь с возбуждающей небрежностью так, словно в ее трусики заползли шестнадцать тысяч больших муравьев.
— Теперь нам остается только идти наверх и ждать, — сказала она, двигаясь так, словно муравьи слегка покусывали ее.
Наверху оказалась одна комната. Ряд окон тянулся и по передней, и по задней стенам, покрытым коричневой промасленной бумагой. В центре, ближе к стене, стояла печь с плитой и угольной топкой. Ближайший к двери угол был занят большой двухспальной кроватью с дешевой металлической рамой, покрытой белой эмалью. В противоположном углу занавеской отгорожена вешалка для одежды. По другую сторону от печи стоял кухонный стол с треснувшей мраморной доской, на которую водружена газовая плитка с двумя горелками. Квадратный стол с грязными тарелками занимал середину комнаты. Возле окон, выходящих во внутренний дворик, стоял третий стол с треснутым фарфоровым чайником. Туалет находился снаружи, позади гаража. Единственным покрытием на некрашеном деревянном полу были лохмотья одежды.
В придачу к единственному светильнику в центре комнаты, свисавшему с одной из ничем не прикрытых балок, слабо светили несколько тусклых настенных ламп из десятицентового магазина.
Сассафрас выключила горевший светильник и, сняв пальто, бросила его поперек незастланной кровати. Она была одета в красное вязаное платье, под цвет ее шапочки, и черные кружевные чулки.
В комнате было холодно, и их дыхание превращалось в пар.
— Я разожгу огонь, — сказала она. — А ты пока садись и устраивайся поудобнее.
Он бросил на нее злой и подозрительный взгляд, но она не заметила этого.
Она наклонилась над переносной газовой плитой и заглянула в нее, красное платье туго обтягивало ее зад, напоминавший утиный.
Роман положил енотовую шапку на стол меж грязных тарелок, а поверх шапки поместил свой ржавый пистолет.
— А-а-а, вот где они лежат, — сказала она, доставая коробку спичек из ящика кухонного стола.
— Ты ведь знаешь, где он держит свои деньги, не так ли? — спросил он.
Она зажгла огонь и отодвинула заслонку, затем повернулась и посмотрела на него:
— Что ты там бурчишь про себя?
