Роберт Крейс - В погоне за тьмой (в сокращении)
— Оставьте нас. Когда я закончу — он ваш.
Кримменс и Бастилла отошли к машине детективов.
— Так вот как ваше дело закрыто, Маркс, — сказал я.
Маркс, поджав губы, рассматривал меня.
— Вам должно быть стыдно, Коул, — процедил он.
— За то, что я делаю вашу работу?
— За то, что вы нарушили даже тот покой, который удалось обрести семье Репко. В какую игру вы играете? Хотите заработать гонорарчик, рассчитываете, что родственники погибших вас наймут?
— Я пытаюсь набрать голоса и баллотироваться на должность. Мне нужны деньги, чтобы нанять «Левередж». Вы их рекомендуете?
— Полегче, Коул, — сказала Бастилла.
— Маркс, я отлично знаю, что вы с ними работаете. Это они вам посоветовали закрыть дело Берда? Чтобы была возможность сообщить радостное известие?
Маркс густо покраснел:
— Вы хам и мерзавец!
— А семье Репко известно, что вы вмешались в расследование по делу их дочери, чтобы защитить тех, кому вы обязаны?
— Садитесь в машину, Коул, — велела Бастилла.
Маркс вернулся к Мансону, Бастилла пошла за ним. Около машин начальства они посовещались, и Мансон уехал. Бастилла села в машину к Марксу, и они тоже уехали. Меня держали на заднем сиденье у Джарди почти два часа, сначала Кримменс с напарником, потом то один, то другой, потом вместе. Они расспрашивали меня про Томасо, про все, что я увидел на месте преступления. Я рассказал, что проверил, не были ли вскрыты двери и окна — понимал, что они найдут мои отпечатки пальцев, но отказался признать, что входил в помещение. Про все остальное я не врал. Вопросы были уместные — их задали бы каждому, кто оказался на месте преступления. Подошел криминалист, взял у меня отпечатки пальцев. Мы пошли по третьему кругу, и тут Кримменсу позвонили на мобильный. Он выслушал звонившего и сказал:
— Разумеется, шеф. Мы все еще его допрашиваем. — Он послушал еще и протянул трубку мне. — Это Маркс.
Я взял аппарат.
— Слушайте меня внимательно, Коул, — сказал Маркс. — Лейтенант Пойтрас сказал, что вы с ним друзья. Насколько я понял, вы — крестный одного из его детей.
У меня это вызвало раздражение и почему-то страх.
— Это вас не касается, Маркс!
— Я дал лейтенанту приказ опечатать дом Берда и не отвечать ни на какие вопросы по делу. Однако вы, штатский, оказались на месте преступления, причем в сопровождении лейтенанта, что было прямым нарушением моего приказа, да еще на глазах у свидетелей. Вы меня слышите?
Я почувствовал железный привкус во рту.
— Слышу…
— Я мог бы доложить о поведении Пойтраса в комиссию по административным наказаниям. И это положило бы конец его карьере.
— Чего вы добиваетесь, Маркс?
— Держитесь подальше от Репко. Держитесь подальше от порядочных людей из «Левередж» и от моего дела. Вы меня поняли?
— Да.
— Передайте трубку Кримменсу.
У меня в животе была пустота, словно я не ел несколько дней и вообще больше никогда есть не буду. Кримменс выслушал последние указания и отключил аппарат.
— Выходите, Коул. Он сказал, что вы можете быть свободны.
Спускались сумерки. Я ехал с места преступления. Угрожая Лу Пойтрасу, Маркс пошел на огромный риск. На такой риск люди идут только в отчаянном положении, а это значило, что Маркс скрывает что-то важное. Если он хочет, чтобы я держался подальше, мне нужно быть как можно ближе.
На бульваре Вентура я заехал на заправку, позвонил Джо Пайку и адвокату Абботу Монтойа. Рабочий день закончился, но я знал, что мистер Монтойа ответит.
— Как дела, сынок? Рад тебя слышать, — ласково приветствовал меня он.
Аббот Монтойа был благовоспитанным семидесятилетним джентльменом. Но благовоспитанным он был не всегда, и в старые времена никто не назвал бы его джентльменом. Мистер Монтойа состоял в одной лос-анджелесской банде — на пару со своим приятелем Фрэнком Гарсиа. Но им удалось порвать с прошлым. Аббот Монтойа окончил юридический факультет Калифорнийского университета, а Фрэнк Гарсиа создал торговую империю, которая стоила миллиард долларов. Фрэнку принадлежал Генри Малденадо, член городского совета. Наверное, не только он.
— Тоже рад слышать вас. Хочу попросить об одолжении.
— Мы навечно у тебя в долгу.
Когда-то Фрэнк Гарсиа нанял меня и Пайка найти человека, который убил его единственного ребенка. Мы его нашли, и с тех пор все так и повелось.
— Вам что-нибудь известно о политконсалтинговой фирме «Левередж»?
— Да. У них давнишняя репутация.
— Мне нужна информация о них и их клиентах. Их услугами пользуется замначальника лос-анджелесской полиции Томас Маркс. А еще Нобель Уилтс.
— Член горсовета?
— Да, сэр. А член совета Малденадо тоже их клиент?
— Нет, но это не важно. Ты хочешь побеседовать с ним об этих людях?
— Да, сэр, если он согласится.
— Он будет счастлив с тобой встретиться.
— Сэр, мне бы не хотелось, чтобы об этом узнали в «Левередж».
— Можешь на меня положиться.
Я повесил трубку, но остался на заправке. Я думал о том, как легко мне удалось обнаружить Анхеля Томасо. Контакт с Джеком Эйсли тоже пригодился, но хватило пары телефонных звонков — и вот он. Такое впечатление, что Бастилла и Кримменс и не пытались его искать. Айви Казик тоже было нетрудно найти, но я не был уверен, что Бастилла пыталась это сделать. На мой вопрос о Казик она просто не ответила.
Я отправился в Голливуд-Баул, где жила Казик. В доме было тихо. Я позвонил, постучал.
— Я могу вам помочь?
Во дворе стоял лысый грузный мужчина в майке и шортах, со стаканом в руке. На табличке у его двери было написано, что это Дарбин Лангер, домуправ.
— Я приехал к мисс Казик.
— Ее нет дома. Вы слишком громко стучите. Не надо так громко.
— Извините. Я оставлю ей записку. — Я взял карточку и, приложив ее к стене, стал писать.
— Это как-то связано с полицией? Они тоже громко стучали.
Я перестал писать и посмотрел на мужчину. Он отхлебнул из стакана.
— Это была детектив Бастилла? — Я показал рукой, какого она роста. — Вот такая, лет сорока. Латиноамериканка.
— Ну да. Сегодня утром. Айви не было. — Он потянулся за запиской. — Если хотите, я передам.
— Спасибо, не стоит. Я положу в почтовый ящик.
Я опустил записку в ящик и поехал домой. Дорога показалась длинной — может, потому, что было о чем подумать, хотя мало что поддавалось анализу. Я поставил машину на стоянку, вошел в кухню. Разулся, разделся, одежду бросил в бак с грязным бельем и поднялся наверх принять душ — так я делал всякий раз, побывав в обществе трупа.
Отмывшись и переодевшись в чистое, я спустился вниз и обнаружил в гостиной Пайка. Он баюкал на руках кота. Глаза у кота были закрыты.
— Я собираюсь готовить ужин, — сказал я Пайку. — Пива хочешь?
— А то!
Я достал из холодильника пару банок и рассказал Пайку про Анхеля Томасо.
— В полицию поступил анонимный звонок, и патруль приехал, когда я был там.
— Думаешь, тебя подставили?
— Они не могли знать, что я там.
— Это мог знать тот, кто следил за домом.
Я отхлебнул пива и продолжил.
— Маркс сказал, что, если я не отстану, он обвинит Лу в неподчинении приказу. И погубит Лу карьеру.
— То есть он угрожает Пойтрасу?
— Да. За то, что тот пустил меня в дом Берда.
— Конкретно угрожает?
— Да.
Пайк ухмыльнулся:
— А как ты должен отстать?
Я объяснил, как Маркс связан с «Левередж».
— Маркс покрывал «Левередж», еще когда расследовали убийство Репко. Дарси нашел видеозапись, сделанную в проулке, где была убита Репко. И послал ее в отдел экспертиз. Там с диска ничего снять не смогли, и Дарси отправил его в лабораторию спецэффектов на киностудию. Но когда началась история с Бердом, оперативники забрали диск. Никто не знает, что с ним.
— Думаешь, он у Маркса?
— Не знаю. Если там видно, что убийство совершил Берд, Маркс бы его использовал. А если там полная ерунда, зачем нужно делать так, чтобы диск исчез?
— Может, на записи кто-то другой?
— Может быть. Не знаю.
Пайк сделал глоточек пива.
— Элвис, в этом участвует не один Маркс. Здесь должен быть замешан весь оперотдел. Такие секреты скрыть нельзя.
— Линдо мне сказал, что в оперотделе действует вертикаль власти. Всю картину знают только те, кто наверху. Тайны проще хранить, когда люди не знают, что происходит.
— Кто там всем заправлял?
— Маркс с Бастиллой и еще некто Мансон. Линдо слышал, что Маркс и Мансон давно работают вместе.
Пайк спустил кота с рук. Тот метнулся ко мне. Я налил ему в блюдце немного пива.
— И что ты собираешься делать? — спросил Пайк.
— Постараюсь разузнать что-нибудь про «Левередж». Все дело в «Левередж» и Марксе. А ты попробуй узнать про Бастиллу и Мансона. Грязные полицейские всегда оставляют после себя грязь.