Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть
Бруно понимал, кому бросает вызов. Белый, заморский черт — дальневосточной мафии. Впрочем, звучало выспренне. Бросать вызовы глупо. В особенности в Азии.
Формально компания «Деловые советы и защита» обеспечивала по контрактам скрытую охрану, наблюдение за служащими заинтересованных компаний и организаций, проверку их благонадежности, расследования случаев, которые клиент считал частным делом, а также электронное прикрытие компьютерной информации. Неформально за плату по особому коэффициенту — прорыв скрытого охранения, подкуп служащих и все остальное, предполагаемое при противоположном толковании официального перечня услуг.
Серьезные «ребята» были запущены в работу по досье, которому присвоили код «Бамбуковый сад», 25 октября 1969 года. Лябасти базировался тогда в Сайгоне, откуда перебрался в Сингапур в 1973 году, поскольку в отличие от правительств видел в фактах только факты и не пытался их переиначивать. Падение Южного Вьетнама под напором коммунистов становилось, по крайней мере ему, очевидным...
24 октября пришел телекс, сообщавший, что у входа сингапурского кинотеатра «Одеон» устроили побоище соперничающие банды «Скелеты» и «Драконы белого золота». В поножовщине убиты двое. По коэффициенту местной значимости потери приравнивались к уничтожению двух или трех десятков где-нибудь в Европе. Китайская мафия не убивает за предательство или из мести, разве что случайно. Обычно разваливают ножом от плеча вдоль спины мускулы. Вылечившись, жертва возвращается из больницы в подобии ползающего паука, ничтожества на заплеванном тротуаре, живого ценника предательства и ослушания. А тут — сразу двое убитых. Бруно усмотрел в этом отход от принципов, то сеть свидетельство деградации верхушки банд, потерю контроля над рядовыми членами. Оба союза, как всякие соперничающие организации, не нашедшие путь к компромиссу интересов, созревали для того, чтобы попасть в новые руки.
Тогдашнего далекого времени ветераны — подумать только! — при составлении досье пользовались пишущими машинками и бумагой. Они были второй волной выпавших в осадок профессионалов из разведок, свертывавших операции сначала после войны против японцев, а потом китайцев в Корее, коммунистов в Малайзии и Индокитае. Мафия в сравнении с классными специалистами, нанятыми Бруно, выглядела толпой любителей. Он узнал о мандаринах «скелетов» и «драконов», кандидатах в мандарины, их любовницах, женах, детях, привычках почти все. Где казначей «скелетов» шьет костюм, какое оружие у свиты, кто из «драконов» влюбился в красотку из чужого района, в какой день и какая доля выплачивается каждому...
В 1970 году по просьбе Лябасти компаньон и друг Клео Сурапато пригласил мандаринов сингапурских мафиози, которым помогал размещать деньги под проценты, на банкет в Сайгон. Главарей кланов заполучить не удалось, но оба казначея — «скелет» и «дракон» — прибыли. Вместо Клео, китайца, к ним явился в ресторан «Счастливая лапша» Бруно, заморский дьявол, который выложил на вертящуюся столешницу с изысканными закусками пухловатую папку. Когда гости полистали бумаги, переведенные для них на китайский, Бруно сказал, что может подыскать специалиста, который посоветует, как избежать подобной утечки сведений в будущем. Договорились, что такой человек объявится в ресторане «Императорская кухня» в Сингапуре через неделю.
Совет Бруно, появившегося и там, звучал приказом. Бандам предлагалось объединиться. Мандаринам пришлось по нраву. Важно не кто и что скомандовал, а выражение общей заинтересованности. Усобица сказывалась на доходах и власти над младшими братьями, привлекала полицию. Посредник и миротворец Бруно получал процент, который после раскладки на всех почти не ущемлял. Так возник «Бамбуковый сад», работавший безотказно несколько лет, пока среди зеленых его побегов не появилась строптивая поросль. С университетскими дипломами. После практики в финансовых компаниях Америки. Научившаяся искусству брокерства на токийской бирже. Туманившая головы таким, как этот здоровенный увалень за рулем «мазды», россказнями о деньгах, которые подобно амебам размножаются делением, стоит только поместить их в благоприятную биологическую, то бишь банковскую среду...
Бруно отпустил такси напротив обелиска павшим в двух войнах. Бриз с залива приятно согрел после выстуженной кондиционером машины. Но скрежет и грохот одолевали и здесь. Метростроевцы вгоняли в ракушечник стальные опоры. И зачем, господи? Возле набережной-то Виктории...
Полюбовавшись радугой над струей из пасти цементного льва у впадения речки Сингапур в пролив, Бруно неторопливо потащился к причалу Раффлза. Странно, он не спешил туда, где помыслами был, едва проснувшись. Боялся?
— Прости, ты уже здесь, — сказал он женщине в просторной голубой рубахе навыпуск, доходившей до колен узких в черную и белую полоску брюк. Он боялся, что извинение прозвучало заискивающе.
-— Можешь представить, Бруно, прожив в этом городе жизнь, я не удосужилась покататься на джонке! Какое прощение! Я все равно бы дождалась, а нет, покатила бы одна следующим рейсом... Прекрасная идея!
Отвела прядь, брошенную ветром на глаза.
Скользнули браслеты из речного жемчуга.
Барбара Чунг родословную вела из Гонконга. В этом городе дети смешанных браков, если, конечно, это браки, берут фамилию матери. Выходцы из Шанхая или сингапурцы, наоборот, — отцовскую.
Капитана джонки, на которую они ступили с пирса, перешагнув кранец из старой автомобильной покрышки, звали Чан да Суза.
— О, небо! Какое удовольствие! — крикнул коренастый Чан, воздевая короткие руки над штурвалом, из-за которого цепко следил за рассадкой матросами пассажиров. — Господин Лябасти! Госпожа Чунг! Да вы обедали сегодня?
Он говорил по-китайски, и вопрос, старинное деревенское приветствие, вылетело так, как если бы на любом другом языке сказал «добро пожаловать».
— Спасибо, старший брат, — ответил Лябасти.
Духи Барбары на палубе улавливались острее.
Да Суза, сын португальца и китаянки, считал себя добрым католиком, но над рубкой держал красный алтарь с табличками имен конфуцианских предков. Случается ведь и богородице вздремнуть, а люди как раз и совершают ошибки, и некому их защитить. Судьба, конечно. Но если христианский покровитель почивает, может, бодрствует другой?
— Ох, спасибо, господин Лябасти! Какое преуспевание! А вот вы выглядите молодым и здоровым... Ах, как хорошо! Но, должен сказать, у вас только один сын. Всего один! Не подумывает ли уважаемая старшая жена господина Лябасти подыскать ему еще и младшую ради преумножения его потомства?
— Рули внимательно, — сказала Барбара, принимая с подноса у юнги стакан с лимонным соком. — Уж не считаешь ли ты, что мадам Лябасти метит в меня?
Они рассмеялись все вместе. Да Суза чуть круче, чем нужно, положил штурвал, расходясь с моторным сампаном, перегруженным матросами в увольнении. Барбару прислонило к плечу Бруно.
— Сядем? — спросила она.
Едва нашли два свободных пластиковых стула, привинченных к палубе, да и то с наветренного борта.
Ее волосы иногда забрасывало на щеку Бруно.
— Нас становится слишком много на этой земле, — сказал он. — Помню времена, когда Чан отваливал с десятком туристов и благодарил богов за хороший бизнес...
— Становится больше стариков... Род людской стареет, а не увеличивается.
Чуть отвернувшись, она смотрела на море. Волосы, отдающие ароматом хвои, почти касались его губ.
— Зачем ты хотел увидеть меня? — спросила Барбара на французском. На этом языке интимное «ты» звучало определеннее, чем на английском.
Бруно грустно улыбнулся. Она торопилась. Чтобы поскорее покончить с разговором, наверное. Молчал.
— Мне нравится думать, что ты — француз... Хотя я знаю, что ты вовсе не француз, даже имея французский паспорт, который французский консул считает подлинным. Но кто ты на самом деле...
Они обходили верфи «Кеппела».
— Дальний берег... Дальний Восток... Марина Раскова, — она вслух разбирала огромные надписи на бортах сухогрузов в ремонтных доках. — Может, и русский, верно?
Бруно положил тронутую рыжеватой порослью ладонь на ее руку. Барбара мягко вытянула ее, провела пальцами по щеке Бруно.
— Хватит, дорогой. У нас ничего не получится...
— Я испытываю глубокое чувство, Барбара.
— Видимо, это правда... Я даже жалею об этом.
— Жалеешь? Почему?
Да Суза правил мимо острова Сентоза, на холмистой вершине которого лорд Маунбеттен принял капитуляцию генерала Итагаки. Как раз когда Бруно начинал карьеру, если можно назвать карьерой оказавшуюся, в сущности, нелепой и необычной жизнь. А Барбаре предстояло появиться на свет через пять лет, и первая война для нее была во Вьетнаме. Какая по счету для него?
![Росс Томас - Смерть в Сингапуре [сборник]](/uploads/posts/books/13740/13740.jpg)
