Евгений Сухов - Один против всех
— Уже требуют отчет, а чего давать-то, если только начали работу. — Он махнул в сердцах рукой и бесцветно произнес: — Ладно, это мои проблемы, выкладывай, что там у тебя.
Сержант Козырев чувствовал себя именинником, и было от чего.
— Я следил за Осяниным четыре дня, как вы и говорили. Поначалу он мне тоже показался странным. Шарахается от каждого прохожего, как от прокаженного, оглядывается по сторонам. Иной раз охрану от себя даже на шаг не отпускает, а в другой раз убегает куда-то в самую темень в совершенном одиночестве. — Алексей не переставал улыбаться. — И что же вы думаете, почему?
— Ладно, не тяни, рассказывай дальше.
— Оказывается, он от жены прячется. Мужик он здоровый, в соку, вот и погуливает понемногу. Супруга узнала о его приключениях и наняла частного детектива, который быстро выведал все его слабости. Естественно, та закатила скандал. На некоторое время Осянин утихомирился, а теперь опять по девочкам начал таскаться. А девочкам этим, хочу заметить, даже шестнадцати-то нет. Если его и можно привлечь, то уж не за убийство, а за растление малолетних.
— Ладно, молодец, хорошо поработал. Посмотришь за ним еще недельку, а там видно будет. Не забывай фиксировать все его связи, может быть, что-нибудь неожиданное выплывет. А теперь пойдем со мной, поищем ту загадочную фирму, откуда не вернулись пропавшие ребята.
Во дворе майора Шевцова дожидались четверо автоматчиков в пятнистой форме и в облегченных бронежилетах. В руках укороченные «АКМ». Оружие они держали небрежно, едва закинув через плечо. Но вместе с тем такое положение очень удобное, чтобы одним рывком сорвать его и прицельно выпустить очередь. За вольностью, с которой они обходились с автоматами, чувствовался профессионализм настоящих военных. Ладные фигуры людей в камуфляже невольно вызывали уважение. Прохожие делали значительный крюк, чтобы случайно не попасть в радиус их наблюдения. Омоновцы никуда не торопились, давали понять, что ждать для них такое же обыкновенное дело, как прицельно палить по мишеням.
Шевцов уверенно подошел к омоновцам и бодро поинтересовался:
— Готовы?
— Ждем-с, — отозвался один из них, с широкой мускулистой спиной и гладким, словно еще не ведавшим остроты стального лезвия лицом. Говорил он громко и уверенно, как и положено старшему в группе.
Автобус уже стоял наготове. Неспешно загрузились. Водитель еще раз уточнил маршрут и охотно закрутил рулем. Ехали быстро, считая колесами каждую колдобину, ремни на автоматах предупреждающе позвякивали, а говорливый омоновец с лицом херувима, вкусившего все сладости земного бытия, рассказывал об очередном плотском увлечении. Получалось умело, и несколько раз благодарные слушатели откликнулись на его повествование громким смехом.
Автобус тряхнуло еще раз, но уже так, что у пассажиров звонко щелкнули зубы, а водитель, выключив зажигание, довольно объявил:
— Все, приехали!
— Мать твою, мог бы и поаккуратнее везти. Все-таки у тебя в машине не поленья, — сердито, но со смешинкой в глазах укорил «херувим», и ствол автомата невзначай сполз у него с плеча и задиристо уткнулся в живот незадачливому шоферу.
— Ты бы своей пушкой-то поосторожнее, — отпрянул в сторону водитель.
— Ладно, не дрейфь, оно не заряжено, — улыбнулся «херувимчик» с глазами дьявола и спрыгнул обеими ногами в придорожную грязь. Следом, придерживая стволы автоматов, попрыгали и другие.
— Фотороботы при вас?
— При нас, товарищ майор, — отозвался высокий омоновец с коротенькой черной бородкой.
— Отлично. Их лица хорошо запомнили?
— Не впервой, если встретим, узнаем, товарищ майор, можете не волноваться.
— Тогда не будем тянуть время, работы у нас невпроворот, нужно прочесать каждое здание. Пойдемте, — развернулся Шевцов и, не оглядываясь, заторопился к ближайшему дому.
Глава 9Ольга, стараясь не наступать на раскисший снег, вышла из затемненной подворотни и направилась в сторону ближайшего магазина. Она старалась идти, прямо выгнув спину, как будто ступала не по мокрому асфальту, а по узкому подиуму, на который взирают сотни заинтересованных глаз. Ольга однажды обещала себе не делать разницы между улицей и зрительным залом и старалась передвигаться так, словно от каждого ее шага зависел выгодный зарубежный контракт. Ей нравились восторженные мужские взгляды, и она не сомневалась, что даже самые верные мужья оглядываются ей вслед. В поклонении своей красоте Ольга нуждалась ежедневно, так же, как актрисы — в бурных аплодисментах, а пьяница — в стакане вина.
Девушка почувствовала, как кто-то крепко ухватил ее за руку. Она уже хотела сказать грубияну что-нибудь неприятное, но услышала знакомый голос:
— Боже мой, и с этой девушкой я когда-то был знаком. Мне даже не верится. Как я был глуп, что упустил собственное счастье. А может, и сейчас не поздно возобновить наше так нежданно прерванное знакомство?
Рука Геры Ивашова незаметно скользнула, обхватив Ольгу за талию.
— А кто в этом виноват? — Голос девушки слегка напрягся. — Ты же сказал, что непостоянен и способен увлекаться одновременно несколькими девушками.
— Оленька, боже ты мой, когда это было! Прошло тысячу лет, после нашего расставания я очень переменился. Я повзрослел. Если я кого-то и хотел всегда по-настоящему, так это только тебя. Неужели ты в этом сомневалась?
Рука Геры ослабила хватку, скользнула ниже пояса Ольги.
— А ты случаем не забыл, что сказал мне на прощание?
Мягко и в то же время настойчиво Ольга убрала руку Геры.
Гера Ивашов и не пытался скрыть досаду:
— Что-то не припоминаю.
— Если ты забыл, я тебе напомню. Ты сказал, что было время, когда нам с тобой было очень хорошо, но сейчас оно ушло и прежнего не вернешь, а следовательно, нам лучше расстаться.
— Скольких женщин нужно было познать, чтобы понять, как я был глуп и что ты мне нужна по-настоящему, — с чувством произнес Гера. — Отойдем в стороночку, чтобы не мешать прохожим. Давай выберем для беседы во-он тот скверик, народу там поменьше.
Ивашов вновь взял Ольгу за локоть и бережно повел за собой.
Лавка была с влажными разводами застаревшей грязи. Гера достал из кармана большой пакет, разложил его на скамье и торжественно пригласил:
— Прошу!
— Только-то и всего, — едва пожала плечиками Ольга. — Я помню, были времена, когда ты снимал брюки и клал на скамейку, чтобы я не испачкала свое летнее платье.
— Когда-то я снимал с себя штаны, чтобы доставить радость тебе одной, теперь я раздеваюсь на радость десяткам женщин одновременно, — едва улыбнувшись, мягко произнес Гера, присаживаясь. — Когда я их бросаю в зал, они разрывают их на сувениры.
— И тебе не жалко своих брюк? — удивленно подняла брови Ольга.
— Тогда я был нищий студент и трясся над каждой копейкой. Сейчас я могу покупать себе по двадцать пар штанов в день и знаю, что не обеднею.
— А брюки-то у тебя светлые, и наверняка на них останется след, — печально произнесла Ольга. — Впрочем, мне все равно приятны такие жертвы.
— Так ты согласна со мной встречаться?
— Ты опоздал, Гера. Где ты был хотя бы месяц назад? Тогда еще можно было что-то исправить. Теперь я не одна. Может быть, лучше останемся с тобой добрыми друзьями?
Ивашов грустно выдохнул:
— Понятно… Когда девушка говорит о дружбе, у тебя нет никаких шансов. А ты не забыла, именно в этом скверике начиналась наша любовь. Ты сидела одна вон на той скамейке, и я попросил разрешения присесть рядом. Помнишь? Потом мы с тобой разговорились, а через два дня я тебя поцеловал.
Ольга невольно улыбнулась, от воспоминаний веяло теплом, и полузабытые ощущения слабым током пробежали по телу.
— Оказывается, у тебя очень хорошая память. А ты не позабыл, что было потом… когда ты ушел? Дважды меня вынимали из петли… Прости, что я напоминаю тебе об этом.
Гера нахмурился:
— Это ты меня извини, я не представлял, что так получится. Кто знал, что ты такая тонкая натура. Я, толстокожий, должен был все предусмотреть заранее.
Ольга порывисто встала и произнесла:
— Мне надо идти!
Ивашов уверенно поймал девушку за руку и проникновенно проговорил:
— А слезки-то у тебя остались, все-таки я тебе не безразличен.
— Пусти меня, — строго сказала красавица.
Гера поднялся и свободной рукой обхватил Ольгу за талию. Теперь девушка находилась в его власти: он мог ее поцеловать, мог притянуть к себе, мог оттолкнуть, но просто держал в своих объятиях, не желая расставаться.
— Нет.
— Пусти, иначе я буду кричать.
— Кричи, — разрешил Гера. — В этом случае прибежит милиция, меня задержат, а потом будут судить за попытку изнасилования. Ты хочешь, чтобы я провел ночь в «обезьяннике», вместе со всякими подозрительными типами, и тебе не будет жаль меня?
