Леонид Влодавец - Закон рукопашного боя
Тарану вручили солидную хозяйственную сумку, соответствующий капитал — казначеем в семействе была исключительно Надежда, — и он, усевшись за баранку «уазика», повез Птицына «на лечение».
— Неужели правда нога заболела? — спросил Юрка, когда избушки Шишовки остались позади.
— Нет, конечно, — хмыкнул Птицын. — Это бабуля ваша заметила, что я с вами не побежал, зашла в комнату и спрашивает: «Нога, что ли, заболела?» А мне нужно было по телефону поговорить. «Да, — говорю, — что-то прихватило!» Пришлось хромать до туалета и оттуда связь держать…
— Насчет Рыжикова? — осмелился спросить Таран.
— И насчет него тоже. Наведались ребята к нему на квартиру. Тихо, культурно, никого не потревожив. Он холостой был, один жил. Родственников в городе нет, еще не успели приехать. Все аккуратно просмотрели — нет этой папки. Потом позвонила одна хорошая девушка. Из отпуска возвращалась, решила заехать к своему давнему приятелю. Просто так, безо всяких задних мыслей. И оказалось, представь себе, что этот парень — милицейский старшина, который вчера днем дежурил на пляже и очень много интересного о смерти Рыжикова сообщил. В частности о том, что его коллеги заныкали некий тюбик с кремом для загара, где, возможно, был яд, которым отравили Рыжикова. Заныкали и подменили липовым. Наверняка и медицинское заключение будет чистой воды брехологией. Но старшина эту подмену заметил и по простоте душевной сказал об этом коллегам. Те, конечно, на него же и напустились: мол, это у тебя из-под носа вещдок увели. Причем, как оказалось, эти же самые опера собирались и папку из машины Рыжикова увести, но ее там почему-то не оказалось. Но самое главное — старшина узнал, что в убийстве этого писаки замешан некто Фима. А Фиму этого наши ребята пасут еще с весны, после того как он со своим другом Гришаном взорвал гражданина Колтунова. Ляпунов туда съездил — и очень удачно. Взял не только Фиму, но и Гришана, а также третьего, ранее не учтенного гражданина, так называемого Филата…
— И теперь вы знаете, кто за этой папкой охотится? — не утерпел Таран.
— Пока так скажу: мы сильно продвинулись в этом направлении, — усмехнулся Птицын. — Одно только неприятно. Эта контора, которая, как видно, пожадничала и не захотела платить полста тысяч долларов за ценную папку, теперь в очень большой опасности. Рыжиков, оказывается, кроме рецептов всяких снадобий, решил им продать и кое-какой компромат. Во всяком случае, он показывал Филату ксерокопии очень важных бумажек. И самое ужасное в том, что эти бумажки могут уже завтра-послезавтра всплыть, ибо Рыжиков сами подлинники где-то спрятал. И некий верный человек якобы должен в случае смерти Рыжикова отправить их в Генпрокуратуру. А это, к сожалению, может и по нас ударить, вот какая штука…
— Так чего мы, интересно, к этой бабке Нюшке намылились? — Таран даже притормозил. — Ведь ясно как божий день, что папку Полина уже продала, и она, эта папка, попала к Рыжикову. Ну и что нам эта Гавриловна скажет?! Что мы у нее выяснить сможем?
— Ну, во-первых, надо все-таки уточнить, как все это знакомство протекало, почему господин журналист Полине пять тысяч выплатил, хотя ведь надо еще проверить толком, стоят ли бабкины рецепты таких денег? Кстати, то, что Полина свои пять тысяч получила за эту папку, мы только предполагаем. А надо знать точно!
— Ну хорошо, — проворчал Таран. — А те ребята, с которых Рыжиков за эту папку полсотни тысяч требовал, они что, не проверили все это дело?
— Не все так просто. Эти ребята, которые с Рыжиковым торговались, тоже были не дураки. И разрабатывали его, можно сказать, профессионально. Отслеживали знакомства, связи и прочее. И сами, и через ментов. А кроме того, как выяснилось, взяли на пробу один рецепт…
— И с помощью этого рецепта самого Рыжикова отправили на тот свет? — догадался Юрка.
— Так точно. Позавчера они предложили, чтоб он привез им папку на пляж. Дескать, сперва ополоснемся, позагораем, а потом сядем в машину и внимательно все посмотрим. Но Рыжиков сказал, что ему нужен аванс — половина от суммы, 25 тысяч. Филат связался с основным заказчиком, и тот велел: обещайте хоть все сразу, но не давайте ничего. Дескать, слишком наглый фраер.
— А Рыжиков папку не привез?
— Он сказал, что, пока не увидит денег, они не увидят папки. Филат и остальные двое обострять вопрос не стали, сказали, что должен подъехать еще кто-то и привезти бабки. Сели играть в карты, потом пошли купаться, в это время Гришан подменил тюбик. Они уже не первый раз общались на пляже и знали, что Рыжиков пользуется этим кремом. Купили в ближайшем ларьке точно такой же и шприцем ввели в крем отраву. Первый опыт провели на каком-то бомже, тоже еще позавчера. По их словам, бомж отбросил копыта за тридцать секунд, без боли и мучений. Как будто заснул, и все. Они сами вызвали «Скорую», врач констатировала смерть от солнечного удара. После этого решили, что если Рыжиков не захочет отдать папку без аванса, то они ее и так заберут. Продумали даже вариант, если не удастся забраться к нему в машину. Договорились с оперативником майором Власьевым, как обеспечить это дело. А оказалось, что папки нет.
— Что ж, Рыжиков их вообще кинуть хотел?
— Нет, даже Филат так не думает. Он считает, что Рыжиков хотел убедиться, что ему привезли аванс, а потом намеревался отвезти их туда, где хранил папку. И, как он думает, там у Рыжикова имелась силовая поддержка. Так что, если б ребята захотели получить папку за так, то могли бы и вовсе остаться с носом. В общем, вчера они сами сглупили, поспешили и остались в дураках. Два трупа, большой шухер — и никакого результата. К тому же мокрушники эти, Гришан с Фимой, требовали от Филата расчета, а денег у него не было. Он вообще хотел их замочить, если очень сильно нудить будут.
— Во люди! — искренне возмутился Таран.
— Но Филат и сам на волоске висит. Заказчик ему пообещал, что если с папкой продинамит, то очень пожалеет. А где ее искать, Филат понятия не имеет. Но точно знает, что ни дома, ни на работе этой папки нет. Они втихаря облазали квартиры всех его любовниц и приятелей. Практически во всех местах побывали, где Рыжиков хоть чуточку светился. Два месяца кряду водили его по городу — и ни шиша. Вот поэтому-то у меня и появилась мысль, что Рыжиков эту папку вовсе в город не возил.
— И что, думаете, она у бабки лежит? — с иронией спросил Таран.
— А почему бы и нет?
Въехали в село, прокатили мимо здешнего «центра». Миновали избу бывшего сельсовета, на которой был приколочен старый герб РСФСР с серпом и молотом, развевался некий бело-сизо-оранжевый флаг (до таких цветов вылинял российский триколор), а также имелась относительно свежая вывеска: «Волостная управа».
Далее проехали клуб, почту, магазин с большой вывеской. Наконец добрались до противоположного конца села. Уже была видна развилка, которую Таран хорошо помнил по февральским приключениям. Тогда он, в компании с Полиной и Лизкой, проезжал ее под дулами автоматов, которые благодаря его доверчивости попали в руки Гальке и Таньке, двум-приблатненным оторвам. Они подъезжали сюда со стороны озера, справа, но в село не поехали. Галька заставила гнать машину дальше, по дороге, ведущей к шоссе, но потом велела повернуть к бывшему санаторию химкомбината… Таран вдруг подумал: а что, если Рыжиков запрятал свою папку где-нибудь там? Конечно, Дуська-самогонщица давно уже пребывает в пекле. Но ведь именно у нее обнаружился тот самый таинственный порошок, от которого Полина, Галька, Танька и Дуськины кочегары превратились в безвольные, покорные любому приказу существа! А что, если рецептик этого порошка Дуська вычитала в папке, которую ей доверил Рыжиков?
Но говорить об этом Юрка не стал, потому что Птицын велел тормозить.
— Посиди здесь, — сказал он, осторожно выбираясь из машины, будто у него и впрямь нога болела. — Посматривай по сторонам На всякий случай…
Таран точного места, где проживала Полинина бабка, не знал, а вот Птицын, хоть и прихрамывая, но очень уверенно направился к небольшой избе, стоявшей в глубине фруктового сада, обнесенного зеленым штакетником. В отличие от соседних, довольно зачуханных и давно не подвергавшихся даже косметическому ремонту, эта выглядела очень изящно, прямо как на лубочных картинках, изображавших счастливый быт освобожденного крестьянства в пореформенной России XIX века. И шифер на крыше лежал свеженький, и стены были с внешней стороны аккуратно обшиты крашенной в зеленый цвет вагонкой, и резные наличники на окнах были новенькие, нежно-голубые. Неужели это все бабка, которой далеко за семьдесят, своеручно проделала? Может, папа Нефедов матушку навещал?
Генрих Михайлович дошел до незапертой калитки. Во дворе тут же загавкал барбос, предупреждая хозяйку о визитере. А затем с крыльца спустилась невысокая старушка, сильно загорелая и одетая явно не по-деревенски — в джинсы, безрукавку и бейсболку. Да еще и в солнцезащитных очках! Таких бабуль Таран видел только в американских фильмах.
