Михаил Серегин - К строевой - годен!
– У них все просто, – убедительно сообщил бывший пастух.
– У нас, в смысле у военных, тоже. Рассмотрели сапог. Теперь суем в него ногу. И после того, как стопа плотно вошла на место, быстро натираем тряпкой нос и пятку.
Прапорщик поставил туго зашнурованный и без того блестящий ботинок на табурет, заблаговременно закрытый газеткой, и с помощью тряпицы навел великолепный марафет.
– В день присяги, что состоится через неделю, вы должны надраить свои штиблеты в два раза лучше.
Простаков поднял руку. На лицо Сергей Сергеича легла большая тень.
– Что непонятно?
– Почему мне две пайки масла в столовой не дали? Мне же положено.
– В сортир, Простаков, в сортир. Там краны не чищены, очки не отскрябаны.
Леха захохотал.
– В чем дело?! – рявкнул Поколеновяма.
– Я понял, кто такие «очкисты». Это от дырки в туалете!
– Задолбали вы меня с утра своими дырками. Про сапоги все ясно?
– Так точно!!!
Следующий день ознаменовался событием, после которого Фрол серьезно засомневался в нормальности командного состава всей учебки в целом, в частности же, прапорщика Поколеновяма.
Началось все с того, что утром подняли их на полчаса раньше, чем обычно, и приказали выстроиться на плацу. Настроение у Сергея Сергеича было плохое, лучше б ему спать. Он прошелся вдоль строя, не проронив ни слова, молча развернулся и направился в обратную сторону.
Прапорщик резко остановился и пальцем указал себе под ноги.
– Что это такое?
Фрол вытянул шею, стараясь разглядеть со своего места. Вроде как бычок. Прапор до таких лет дожил, а не знает.
– Бычок, – ответил за всех Простаков.
– Это для тебя он бычок, для меня же все, что валяется на плацу, – тело, которое лежит здесь не по уставу. Валетов! В уставе написано, что на плацу разрешается беспорядочно валяться инородным телам?
– Никак нет! – истошно выкрикнул Фрол.
– Вот и я что-то такого не припомню. Какой из этого следует вывод? Тело нужно убрать куда следует, а не куда оно положено нерадивым солдатом. Лосев, принести с кухни музыкальные инструменты!
– Какие там инструменты?
– Выполнять приказание, солдат Лосев. Там знают какие. Скажете, я приказал. Валетов, коль ты крайний, роди сию минуту носилки. Будем переносить тело в человеческих условиях в полном смысле этого слова. Двое с другого конца берут лопату и начинают рыть могилу. По всем правилам: метр на два и два в глубину. Думаю, вон под тем деревом очень уютно. Там и упокоится безвременно ушедшая душа.
Шесть человек изобразили хор плакальщиц.
– Натуральнее, бабки, натуральнее. Кто еще, кроме вас, поплачет о несчастном теле. А вы, мужики, крепитесь.
Когда Фрол прибежал на место с раздобытыми носилками, трагедия развернулась не на шутку. Шестеро ненормальных выли, как кастрированные коты с придавленными хвостами, еще один, в центре, напевал какой-то нудный мотивчик со словами:
– Господу помолимся, господу помолимся, господу помо-оли-имся-я-я...
– Вот и гроб, – оживился прапорщик, – возложим на него тело, не по-христиански это – на земле валяться. Бабки, плачем с надрывом. Не расслабляемся, ответственный момент, тело в гроб кладут. Пошли теперь по одному. Покойного в лоб целуем. Отдадим последнюю почесть усопшему. Разбегаев, без вдохновения целуете, не воротить нос от покойника. Неужели на гражданке с девками не научился? А вот и оркестр подоспел. Оче-ень хорошо. Инструменты раздавать будем тем, кто хуже всех целуется. Первым на очереди Разбегаев. Тебе самая блатная роль – барабаном будешь. Отдать Разбегаеву кастрюлю и половник. Вижу, еще один отлынивает, не взасос целуется. Тарелками будешь, музыкальный ты мой.
Простаков и еще один призывник, габаритами чуть уступающий Алексею, копали, не останавливаясь. Грянула «музыка». Грохот алюминиевой посуды пародировал похоронный марш, но настолько отдаленно, что Простаков не решился бы такое утверждать даже за солидную сумму.
Тело, возложенное на носилки, подняли двое призывников.
– На кладбище идем торжественно, как на параде, подбородок выше, носочек тянем. Хорошо.
Медленно подошли к яме.
– Хорош рыть. Могильщики, вылазь.
Встали вокруг. Бычок, обвязав нитками, осторожно спустили в могилу и засыпали землей. Вышел аккуратный такой холмик, просто закачаешься. «Прапору б такой», – по-доброму подумал Фрол, но вслух не высказался.
Достав пустую пачку «Мальборо» из нагрудного кармана, Поколеновяма поставил ее в голове могилы, как мини-монумент.
– Спи спокойно, дорогой товарищ, – с чувством сказал он и посмотрел на часы. – Вот так, товарищи солдаты, будем провожать каждый бычок. Следите за чистотой и порядком, не допускайте антисанитарии.
Простаков утерся после земляных работ.
– Дебил.
И все равно он чувствовал себя виноватым за того, кто бросил каку на плац. Нехорошо. Антисанитария и в самом деле.
Неделя полетела в муштре и заботе. Процесс выпечки будущих солдат на карантине шел полным ходом.
Призывники формально не ходили в наряды. На практике послабление выражалось в гарантированном ночном сне с десяти вечера до шести утра, и то только после прибытия в часть Простакова. До него местные сержанты никого не боялись.
Фрол не сразу привык к крику дневального: «Рота, отбой!», «Рота, подъем!» Дневальный – это тот, который охраняет тумбочку на входе, а на самом деле отдых и покой своих товарищей. А в тумбочке всякие-разные журналы и уставы. Только не командиром роты придуманные, а теми, кто повыше. Некоторые безымянные авторы и умерли давно, а уставы остались.
Из радостного в учебке, кроме нормальной еды, а с Лехиным появлением в роте еще и сна, Фрол отмечал полное отсутствие домогательств к нему. Тут спасибо Простакову. Никто маленького обидеть не пытался. Если бы не его новый друг, то пиши пропало.
Другое дело ненавистный утренний осмотр. Воротничок чтоб чистый, сапоги чтоб напидорены, форма чтоб негрязная, пряжка на ремне чтоб надраена, чтоб ногтей не было, чтоб затылок не заросший, чтоб выбрит – задолбали!
Как хорошо было на гражданке. Встанешь, подойдешь к холодильничку, возьмешь баночку пивка, закуришь сигаретку, вернешься в кровать, обнимешь теплую сиську, включишь видик с порнушкой. Вау!
А эта ходьба строем! Ну не вышел он ростом. Все время один в конце шкандыбает. Другое дело Леха – он впереди, его всем видать. И зачем для того, чтобы дойти до столовой, надо три круга по плацу давать и песню орать?
«Где же ваши жены? Наши жены – пушки заряжены» – да кому это на хрен надо? Пушки, скажете тоже.
Зато Лехе нравится. Он идет и во всю глотку орет. В штабе стекла тихонько позвякивают – то ли от того, что так горлопанит, то ли от того, что топает один, как целый батальон.
В столовой ему на самом деле двойную пайку масла сообразили. «Два Ивана». Хорошо, что не придумали тем, кто меньше метра шестидесяти двух, половинку от нормы давать.
И самое главное, в столовой не дают салаты. Фрол видел, что на складе овощи есть. В чем же проблема? Валетов не на шутку беспокоился о своем здоровье, его начало клинить на витаминах. Мысль о неполноценном рационе прочно засела у него в мозгах и отравляла каждый визит в столовую. Леха пессимизма не разделял, но невольно был вынужден слушать грамотно поставленное нытье.
Здоровый и бестолковый. Он не понимает, что их так надолго не хватит.
Капитан Большебобов про новобранцев не забывал и всякий раз упоминал о торжественном дне для каждого военнослужащего.
Перед отбоем с пятницы на субботу командир роты выстроил весь личный состав, сделал внушительную паузу и после двинул речь (любит базарить перед строем, зараза, ему б в артисты):
– Товарищи! Завтра у многих из вас свадьба. Вы женихи, Красная армия – невеста. Одна на всех. Многие проведут беспокойную ночь, прощаясь с гражданской жизнью. Волнения объяснимы. Мероприятие начинается в десять ноль-ноль. В девять сорок пять у всех стоит на этом самом месте.
– Хи-хи.
– Не хи-хи, а аккуратно подшитые воротнички стоят. Завтра на плацу ножку, ручку тянуть. Песню ритмично орать. Роту перед генералом не позорить. В сопливых носах дырки не буравить, в карманах середину ног не чесать. Поколеновяма, выдайте бойцам парадную форму одежды.
– Есть.
– Тренировку по присяге проводили?
– Так точно.
Никто не спит. К утюгу очередь, нитки в дефиците. Прапорщик раздает консультации.
Армейский дурдом в действии. Какого хрена командир роты распорядился выдать парадку прямо накануне?
Формочку до ума надо довести. А если у вас старшина роты прапорщик Поколеновяма, то до безумия.
– Пойдем покурим, – Леха аккуратно воткнул иголку в китель.
Пере– и недоросток прошаркали тапочками в туалет. Встали у окна, закурили.
– Чего ты?... – злился Фрол, у него еще не все было готово. Приходилось спешно ушивать китель – маленьких не оказалось.
