Сергей Самаров - Враг мой – друг мой
Однако Умар с Астамиром на нее не пошли. Они согнулись и прошли по узенькому камню под плоской струей водопада на другой берег ручья. Там берег был каменистым, крутым и проходимым только до крупной монолитной каменной скалы с тремя елками поверху. Отец с сыном скалу обошли и сразу попали к узкому и низкому входу в пещерку. Этот вход и на вход похожим не был, потому что со стороны просто казалось, что камень округлый лежит, а за ним скала. Много таких камней, и за каждый заглядывать не будешь. А если не поленишься и заглянешь, то прямо в пещерку и попадешь... Пещерка была небольшая, конечно же, искусственная и вырытая не так давно. Но уже обжитая. В ней даже газовая плита была, чтобы можно было пищу днем готовить и не привлекать к себе внимания дымом от костра. Костер в пещерке жгли зимними ночами рядом с каменными стенами. Камни нагревались и тепло держали долго. Но когда жгли костры, всем порой приходилось на свежий воздух выходить, потому что, когда направление ветра было неудачным, в верхние щели выходила только часть дыма, а часть по пещере расползалась и только потом поднималась кверху... Это было, конечно, неудобством, когда требовалось согреться, но Мовсар не разрешал жечь костры снаружи, остатки кострища привлекли бы чье-то внимание, и это могло бы плохо закончиться для джамаата. К счастью, ветер в этих местах обычно был устойчивым и не заставлял мерзнуть часто.
Но пещерка, по большому счету, только для того и предназначалась, чтобы отлежаться в тишине после очередной серьезной операции. Или зимой здесь же отлеживаться и не выходить за пределы ущелья. А если и выходить, то только нижним путем, через большой ручей, в сторону ближайшего села. В другое время, невзирая на погоду, джамаат вполне обходился лесными шалашами в разных урочищах. А порой, когда никто их не искал, и вообще уходил на длительный отдых в ближайшие села. Там принимали если и не с охотой, то безропотно. И даже кормили своими запасами. С сельчанами Мовсар предпочитал дружить и иногда использовал некоторых из них в своих операциях. Но за это приходилось расплачиваться. Как сегодня, например...
* * *Сейчас в пещере горел только небольшой костерок, не дающий большого дыма, да и тот, что был, сразу уходил кверху. Ветер был подходящий, а костерок был необходим, чтобы не спотыкаться в темноте.
– Где эмир? – спросил Умар, только миновав узкий проход.
– У себя... С пленными беседует...
У себя, это даже не в другой комнате, потому что комната была одна, но разделена она была на две крупными камнями, которые при строительстве пещерки выкопать не удалось.
– Умар пришел? – спросил издали Мовсар и через несколько секунд сам из темноты вышел.
Вышел один, но пленников одних оставить не решился, понял Умар, разглядывая тех, кто остался в переднем помещении. Вообще-то у джамаата еще и небольшой зиндан[9] имелся – не слишком глубокий, поскольку глубокий в этой горной почве было не выкопать. Закрывался он камнем и высохшим кустом так, что входа не было видно. Туда сажали порой пленников, но пленники были в джамаате редкостью. Умар так до конца и не понял, зачем решил Мовсар в этот раз с пленниками связаться. Не такой и большой был груз, чтобы не унести его самим. А притащить с собой пленников, чтобы потом расстрелять – тоже смысла нет. Расстрелять их можно было бы и на месте, если вообще была нужда расстреливать и брать на себя лишнее. И без того прокуратура счет ведет всем делам джамаата... А оставлять пленников в живых, кормить их – тоже непонятно, зачем это нужно Мовсару. Он показал солдатам и прапорщику путь к пещерке. Значит, было только два, как понимал Умар, выхода. Или пленников убить, или пещерку сдать...
Разговор о пленниках зашел еще накануне операции, когда Байсаров отдал такой приказ. И только Умар поинтересовался целесообразностью такого приказа. Но получил резкий ответ:
– Я знаю, что я делаю...
С эмиром спорить не полагается. Умар не спорил...
* * *Мовсар был мрачен, как всегда, и даже слегка мрачнее обычного. Подошел к костру и руки протянул, хотя было не холодно. Но руки у эмира всегда зябли, и это все в джамаате знали. У костра Байсаров закашлялся. Глотнул нечаянно дыма, как порой случается, и закашлялся.
– Пойдем на воздух... – хрипя, сказал Мовсар и помассировал себе пальцами горло. – Задохнусь здесь...
Умар в сторону отошел, уступая эмиру дорогу. В джамаате законы вожака стаи, присущие волкам и собакам, соблюдались строго. Эмир входил в помещение первым и первым из него выходил. Как положено вожаку, так положено и эмиру.
Как и сам Умар, все поняли, что эмир таким образом пригласил отставного майора ВДВ для конфиденциальной беседы. И никто, даже Астамир, который всюду за отцом следовал как хвост, за ними не вышел.
Мовсар присел на камень. Кивнул Умару на соседний:
– Присаживайся... – и даже стряхнул что-то с камня, на который показывал.
Умар сел чуть напряженно. Он сам шел к эмиру с серьезным разговором, который мог и нехорошей стороной обернуться, но, кажется, у эмира был собственный разговор, иначе они могли бы и в пещерке пообщаться, где вовсе не обязательно в полный голос и на повышенных тонах говорить, чтобы слышно было всем.
Байсаров вытащил из кармана пачку документов. Даже при свете луны Умар сразу определил, что это документы пленных. Вместе с документами выпала и бумажка. Эмир бумажку развернул, посмотрел так, словно мог в темноте что-то разобрать, свернул и снова в карман положил. Но не поленился объяснить, хотя обычно на объяснения щедрости не проявлял:
– Домашние адреса пленников... Они сейчас письма домой пишут...
И протянул документы Умару. Тот взял, повертел в руках, но положить в свой карман не решился. Сначала следовало объяснения выслушать.
– Ты меня слушаешь? – спросил Мовсар так, словно он уже давно что-то говорил, а Умар своими делами занимался и на вопросы не отвечал.
– Да... Слушаю... Ты что-то задумал?
– Задумал... Важное дело мне сделать надо...
И замолчал, ожидая вопроса. Но Умар сам молчал, предполагая, что эмир продолжит.
– Почему не спрашиваешь – какое?
– Если меня это касается, то ты сам объяснишь... Но ты же не любишь, когда в твои дела суются... Я и не суюсь... Я сам не люблю, когда кто-то моими делами интересуется...
Умар не показывал перед эмиром подобострастия. И это вызывало уважение.
– Правильно. Я сам скажу... – он помолчал некоторое время, словно с мыслями собирался. – Мне нужно одного человека из тюрьмы вытащить... И я его вытащу... Я его обменяю на пленных... Ты понимаешь, чего я хочу?
– Понимаю... – сказал Умар. – Не знаю, насколько у тебя это получится, но попробовать стоит. Просто хороший человек или родственник?
– Кто?
– Кого ты вытащить хочешь...
Мовсар недолго подумал:
– Мой должник... У тебя же был сегодня в руках твой должник... Ты с ним поступил так, как сам посчитал нужным... Я так же хочу поступить со своим... Больше на эту тему не говорим... О том, что это за человек и зачем он мне нужен... Понял?
– Что ж тут непонятного... Слушаю, что дальше скажешь...
– А говорим только о том, как мне этого человека вытащить... А вытаскивать я его буду с твоей помощью... Если ты, конечно, согласишься...
Мовсар подождал, когда Умар согласие даст. Тот не дал. Хотел услышать больше и в подробностях.
– Что скажешь?
– Говори, что за помощь... Потом об остальном поговорим...
Байсаров опять задумался. Должно быть, подбирал нужные слова. Наконец сказал:
– Сейчас солдаты и этот прапорщик...
– Старший прапорщик... – поправил Умар.
– Старший прапорщик... Сейчас они закончат писать письма домой... Солдаты матерям... У одного только жена есть, он и жене тоже... Она скоро рожать должна... Старший прапорщик жене... Я письма заберу и отвезу их одному человеку... Это журналист... В большой московской газете работает... Женщина... Все время про Чечню пишет... Она напишет такую статью, какую мне надо... И эти письма опубликует... А потом письма передаст по адресу... Не по почте перешлет, где они потеряться могут, а лично передаст... Я с ней уже разговаривал... Она все правильно сделает и мне поможет... А я требование выставлю. Я буду готов пленников отдать с тем условием, чтобы отпустили из тюрьмы одного человека...
– Статья какая? – спросил Атагиев. – Если за терроризм, то не выпустят...
– Нет... Простой уголовник... Уже больше половины срока отсидел... Я сам его сажал, когда ментом был... Пожалел тогда и, может быть, напрасно... Сейчас вытащить его надо, чтобы кое-что спросить... Обменяют... Я узнавал... Ведет себя примерно, посылал прошение о помиловании... Но я знаю, как мне сыграть по полной программе... У меня есть ход... Стопроцентный... И никто, кроме меня, не знает, что сделать... Не сможет никто, кроме меня...
– Я понял это, – сказал Умар. – Что я должен сделать?
– Я уеду... Может быть, на пару недель, может быть, на месяц... Твое дело – пленников удержать... Это моя гарантия...
