Максим Окулов - БОМЖ Вера
В больнице доктор сказал, что пришлось прекратить курс химиотерапии, у Пашки сдала печень. Раковые клетки сразу активизировались: куда ни кинь всюду клин. Так и не приняв окончательного решения, мы распрощались с доктором, а я поехал к Вере. На что я надеялся? Не знаю. Мне просто хотелось ее увидеть. С сильным душевным трепетом я подъезжал к набережной. Было больно и стыдно, кроме того, я боялся, вдруг ее там не будет.
Вера сидела на прежнем месте. Увидев меня, она даже не улыбнулась.
— Я могу присесть, Вера?
— Садись, коль приехал.
— Вера, Пашке стало хуже, я не знаю, что мне делать. Помоги, Вера, я знаю, я уверен, что ты можешь помочь!
— Бомж Вера крутому бизнесмену? — Женщина засмеялась.
— Вера, перестань! Мне не до смеха!
— Ха, ему не до смеха! А тому мальчишке, которого ты застрелил? Помнишь лотошника с Воробьевых гор? Ему было смешно? — Взгляд Веры стал грозным. Я поежился.
— Вера, но откуда… Откуда ты ЭТО можешь знать?
— А этого не было? Сколько человек ты убил, Толя, а скольких покалечил?
— Но Пашка тут причем? Причем, я тебя спрашиваю? Если твой Бог такой суровый, ну пусть прибьет меня!
— Балда ты, Толя. До седых волос дожил, а ума нет. Богу твои страдания не нужны, и дети болеют не за родителей, а потому, что болеют. Вот так бывает. Но ты сейчас на чудо надеешься, а чудо кто дает? От кого чуда ждешь? От Бога?
Я лишь кивнул.
— Но ты ведь всю жизнь против Бога жил, против Его заповедей, а теперь решил от Него чудо получить. Это нормально?
— Но что мне делать?
— А ты не знаешь? — Взгляд Веры опять проник до самого дна моей души, я поежился. — Не знаешь разве, Толя?
Я вспомнил разговор с Витей. У него тоже случилось чудо, и он тоже был виноват, но он исправил ситуацию, он стал чист перед женой.
— Да, я готов! Я отдам тебе все, слышишь, и даже больше! Что ты хочешь? Квартиру, машину? Пластического хирурга? Счет в банке? У тебя все будет, бери, только Пашку отдайте! Слышите?! — Я готов был снова, как тогда, много лет назад растерзать эту женщину. На меня нахлынула почти неконтролируемая злоба. — Назови цену! У каждой вещи есть цена?
— Цена? Интересно… А за сколько сейчас можно воскресить человека, а? Ты Сереженьку тоже вернешь? Сколько стоят слезы несчастной веры Елкиной? Сколько стоит жизнь того убитого тобой паренька? Во сколько ты оценишь слезы его матери, которая лишилась единственного сына? Сколько, Толя?! А во сколько ты оцениваешь жизнь своего сына, а? Своего любимого Пашку во сколько ты оценишь?
Я вскочил, схватил Веру за отвороты грязного халата и как следует встряхнул. В ее глазах не было страха, ни капельки. Вся моя злость, вся решимость улетучились в мгновение ока. Я отпустил Веру, сел на ящик и обхватил голову руками.
«Закхей же, став, сказал Господу: Господи! Половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо. Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама, ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее», — отчетливо вспомнил я.
Через минуту я поднялся, и, не сказав ни слова, ушел.
Сутки я не выходил из дома. Я не смогу сейчас вспомнить точно, что со мной происходило. Я ничего не ел и не пил. Мысли мешались и путались в моей голове. Решиться на шаг, который мне предстояло совершить, было почти невозможно, но я все же сделал это.
Жаркий июль сменился дождливым августом. Я продал загородный дом и долю в бизнесе. Малыш так и не вышел из запоя, он умер от инфаркта. Володьку выпустили из СИЗО, дела в отношении нас прекратили. Пришлось изрядно раскошелиться. Смирнов все недоумевал о причинах, заставивших меня выйти из дела, но я стойко выдержал все расспросы. В конце концов, компаньон сдался. Я получил хорошие деньги, оставив Володьку полноправным и единственным владельцем компании. С Людкой я развелся. Жена была шокирована тем обстоятельством, что не может предъявить мне никаких финансовых претензий. Всю семейную недвижимость я оформлял на оффшорную компанию. Такая практика сложилась еще в лихие времена, когда можно было угодить под конфискацию имущества. Так что дорогая супруга получила от меня лишь ключ от однокомнатной квартиры на Мичуринском проспекте. Она грязно выругалась и отправилась заново строить личную жизнь. Пашка ее не интересовал.
Это только кажется, что так просто потратить деньги на благотворительность. Тратить их надо с умом, а сделать это ох как не просто. Я решил сначала осмотреться. Не знаю каким образом, но в душу пришел покой. Знаете, как бывает. Ты мучаешься, пытаясь принять трудное решение. Но стоит его принять, и вся нервозность улетучивается. Наверное, так было и у меня. Появилось доверие к Богу, ради Которого я и решил изменить всю свою жизнь. Иногда мне казалось, что я ощущаю Его взгляд, Его тепло.
В полюбившемся мне храме я бывал часто. Там мне и встретился новый друг, компаньон, помощник. Я никогда раньше не встречал таких людей. Нет, возможно встречал, но не знал их близко. Я познакомился со священников, который жил для людей. Даже не жил — в общепринятом понимании этого слова. Мы все живем, словно тлеем — от нас ни света, ни тепла, один дым. А батя горел, согревая сердца всех, кто находился рядом. Внешне он был очень похож на отца Василия — моего давнего знакомого, я о нем рассказывал. И звали его тоже Василием: на голову ниже меня ростом, длинные рыжие волосы и всклокоченная борода, узкое худое лицо и огромные карие глаза. Да, и улыбка. Непременная улыбка на лице.
Нашу первую встречу забыть было невозможно.
В тот день я, как обычно, стоял перед полюбившейся мне иконой. На ней был изображен старичок — низенького роста, согбенный, с палочкой в руке. Его глаза — из них словно струился свет. Я даже не знал его имени — все забывал спросить. Поставив свечку, я сделал шаг назад и наступил кому-то на ногу.
— Ой, простите! — Прошептал я, прижав руку к груди.
Незнакомцем и оказался отец Василий. Он сморщился от боли и так же шепотом ответил:
— Ой, благодетель вы мой!
Я опешил. Выходило так, что незнакомец издевался. Наверное, мое замешательство отразилось у меня на лице.
— Ой, любимый мозоль! Да вы не удивляйтесь, — священник улыбнулся, — я серьезно. Пришел, понимаешь, о деле помолиться, а мысли все витают где-то. А вы меня и отрезвили, на землю, можно сказать, вернули. Так что говорите имя, помолюсь за вас.
— Анатолий, — я тоже улыбнулся.
— А я Василий. Священник.
— Ну, вы еще раз меня простите, отец Василий. — Я направился к выходу.
Стоило мне выйти на улицу, как я лицом к лицу столкнулся с Сыромятниковым. Валерий Федорович узнал меня сразу. Он не сказал ни слова, но лишь нахмурился, обошел меня словно пустое место и вошел в храм.
— Вот так встреча, — пробормотал я вслух.
Я сделал несколько шагов и обернулся. Мое замешательство усилилось, когда я снова увидел Сыромятникова, выходящего из храма вместе с отцом Василием.
Мужчины прошли рядом со мной, и я услышал обрывок их разговора.
— Нет, отец, не готова машина, Витя оболтус в сервис опоздал, ну и…
— Отец, Василий, простите, я случайно услышал, у вас с транспортом проблемы. Может, я могу помочь?
У меня впереди был совершенно свободный день. Пашка был под присмотром сиделки. Ему последний месяц стало немного лучше, но болезнь не отступала.
— Если вы на машине, то буду премного благодарен, правда, ехать нам за город.
— Не пробл… — Я не успел договорить.
— Мы обойдемся без помощи этого человека, — Сыромятников встал между мной и священником, будто я пытался напасть.
— Валерий Федорович, я понимаю и отчасти разделяю ваш гнев, однако тот день, когда мы с вами встретились, остался в прошлой жизни. С тех пор многое произошло, поверьте. И я искренне раскаиваюсь в том, что произошло тогда.
Отец Василий тихонько выбрался из-за спины Сыромятникова и бросил и с любопытством смотрел на нас.
— Братья, так вы знакомы, — отец Василий нарушил повисшую паузу. — Валер, не кипятись. Я могу лишь догадываться о причинах твоего гнева, но, как говорится, повинную голову и меч не сечет. А ехать нам реально не на чем. Давай воспользуемся помощью доброго человека?
— Доброго… — сердито буркнул Сыромятников и зашагал вперед. Мы со священником пошли следом.
— Сегодня не его день, не сердитесь, — шепнул мне священник заговорщицким тоном, я беззвучно рассмеялся.
Так и повелось потом. Батя мог поднять мне настроение в две секунды, парой слов, а то и просто озорной улыбкой.
Мы сели в мой «Крузер» и двинулись в путь. Отец Василий предусмотрительно усадил все еще дувшегося Сыромятникова на заднее сиденье, сам же сел рядом со мной. Стоило нам выехать на Можайское шоссе, как у меня отпали последние сомнения в конечной точке нашей поездки. Да, мы ехали в тот самый пионерский лагерь.
